Весть о случившемся заняла первую страницу воскресного выпуска «Орегониан», хотя к тому времени огласке были преданы лишь самые общие сведения. Дети провели в воде более получаса. Поначалу, из-за возраста, умалчивались даже их имена. Читатели были потрясены и опечалены. Одна обитательница прибрежного дома вспомнила о мужчине, который, скрываясь от полиции, спрыгнул с моста Селлвуд. Однако от вести о сброшенных в реку детях у женщины, по ее словам, «разбилось сердце»:
– И ведь это произошло буквально в двух шагах от меня.
В статью включили фотографию Аманды крупным планом. На ее напряженном лбу собрались морщины, однако, несмотря на растрепанные темные волосы, она казалась… Какой она казалась? Потрясенной? Изнуренной? Отчаявшейся?
Стоя у себя на кухне с чашкой утреннего кофе в руках, я не могла дать точного ответа на этот вопрос. Как, по моему мнению, должна выглядеть мать, которая только что сбросила собственных детей с моста? В итоге не нашлось лучшего эпитета, чем «сломленная».
Фото Аманды, 2009 год
Я решила изучить комментарии в Интернете. Кто-то сострадал, молился за детей и призывал уделять больше внимания психически нездоровым людям, однако в основном Аманду всячески поносили. Люди предлагали повесить ее под Селлвудским мостом, но опускать веревку медленно, чтобы шея не сломалась сразу; вытатуировать «детоубийца» на ее лбу и отдать толпе. Люди выражали разочарование, ярость, всеобщее осуждение, так что можно было легко поддаться всеобщему веянию и присоединиться к народному гневу.
Я вновь взглянула на фото. Аманда показалась мне привлекательной женщиной; она выглядела на свои тридцать и один год; у меня тоже примерно в этом возрасте подрастала четырехлетняя дочь – Аманда же на тот момент решила убить собственного сына. Что привело ее на мост – на то место, где она решила, что будет правильным убить своих детей?
Во вторник, 26 мая, Аманда Стотт-Смит была призвана к ответу портлендским Центром правосудия. Когда я пришла туда, в зале не было никого, кроме двух операторов. Мы предполагали, куда будет смотреть Аманда, когда войдет – вперед или в пол. Обсудили других родителей-детоубийц из Орегона: Кристиана Лонго, который задушил собственную жену и ребенка, после чего сбросил еще двух своих детей с моста; Диану Даунс, которая нанесла огнестрельные ранения детям, сидя с ними в машине.
К 14:10 четыре ряда скамей в помещении уже занимали двадцать два человека. Я не знала никого из присутствующих – лишь могла предположить: быть может, молодой человек в последнем ряду, придавленный с одной стороны, похоже, матерью, с другой – сестрой и громко хлюпающий носом, как-то связан с Амандой? Если да, то мне нужно поговорить с ним.
Пока секретари судебного заседания и стенографистки болтали и смеялись, включая компьютеры с однообразным музыкальным сопровождением «Виндоус», я взглянула на того молодого человека. Едва заметно, с уважением, улыбнулась ему. Он улыбнулся мне в ответ. В 14:27 появилась судья Джулия Филбрук. Все встали. Окружной прокурор сообщила судье, что, помимо Стотт-Смит, необходимо выслушать еще трех обвиняемых. Вызвали того самого молодого человека с последнего ряда. Он поднялся и встал перед судьей. Его обвиняли в нападении третьей степени. Он уверял, что невиновен. Ему сказали прийти снова третьего июня, после чего он ушел. Его мать, прежде чем выйти следом, взглянула на меня распухшими от слез глазами.
Судье сообщили, что Стотт-Смит пока не готова явиться. Вместо этого к ответу призвали еще одного молодого человека, одетого в тюремную робу, долговязого, с рокерской прической. Он обвинялся в хранении героина. Судья спросил, понятно ли ему обвинение.
Молодой человек ответил:
– Кх.
Ему предложили записаться на лечение. Он, кажется, не слушал. После чего спросил адвоката:
– Меня сегодня отпустят?
Адвокат ответила: непременно отпустят.
– Круто, – произнес парень.
Далее вызвали еще одного юношу, обвиняемого в нападении второй степени. Судья спросила, способен ли тот позволить себе адвоката.
– Зависит от цены, – ответил юноша.
– У вас есть счет в банке? – спросила судья.
– Да.
– И сколько на нем денег?
– Ну, там минус, – ответил юноша. Судья назначила ему адвоката. Разговор со всеми тремя занял не более восьми минут.
Двое охранников ввели Аманду. На ней была ватная рубашка елового цвета, так называемый «черепаший панцирь», выдаваемый в тюрьме потенциальным самоубийцам. Аманда показалась мне похожей на коренную американку: кожа кремово-кофейного цвета, высокие и широкие скулы. Густые черные волосы были распущены, однако лежали аккуратными прядями. Телеоператоры не угадали – Аманда не опустила глаз. Она держала голову прямо и смотрела вперед, вот только взгляд ее непрестанно блуждал по помещению.
Судья зачитала обвинение: во-первых, в убийстве при отягчающих обстоятельствах; во-вторых, в покушении на убийство при отягчающих обстоятельствах. «Отягчающие обстоятельства» предусматривали ужесточение наказания, а также, конкретно в этом случае, указывали на умышленный характер преступлений. Дойди дело Аманды до судебного процесса, ее могла ждать смертная казнь.
Адвокат Аманды упомянул, что находится здесь лишь из уважения к ее семье. Истинный смысл его слов так и остался неясным. Я была не в силах отвести глаз от Аманды, взгляд которой никак не мог задержаться на одном месте. Казалось, будто ей сложно даже стоять, будто невидимый груз на плечах тянет ее вперед и вниз. Судья спросила:
– Вы понимаете природу предъявляемых вам обвинений?
Аманда ничего не ответила. Судья спросила еще раз:
– Вы понимаете, в чем вас обвиняют?
И на этот раз Аманда посмотрела на нее. Кажется, зашевелила губами. Все присутствующие застыли в ожидании.
И наконец услышали:
– Мэ.
После невнятного звука, который журналисты, полицейские и политики расшифровали как «никому уже не узнать, что именно произошло» или «никто не ожидал, что так получится», судья Филбрук сказала следующее:
– Аманда Стотт-Смит остается под стражей до третьего июня, после чего вновь придет сюда.
Охранник взял Аманду под локоть, чтобы проводить ее из помещения. Та, кажется, даже не поняла, что ей нужно уходить. Тогда второй охранник развернул ее к дверям, и она вышла из зала медленной и тяжелой походкой, будто продвигаясь сквозь глубинную толщу воды.
2
23 мая 2009 года, Милуоки, штат Орегон
Без малого в семь утра Джеки Дрейлинг услышала, как к дому поворачивает полицейский автомобиль. С тех пор как Джеки узнала о судьбе правнуков, она не решалась покидать дуплекс (двухквартирный дом), в котором жила вместе с дочерью и зятем, Кэти и Майком Стоттами. Она не хотела показываться репортерам, которые, оставив свои фургоны на обочине, уже поджидали ее в засаде. Джеки была уверена, что до последнего своего часа – который, как она надеялась, наступит уже скоро – не сможет постичь, почему судьба так жестоко обошлась с ее семьей. Они ведь всегда были добропорядочными гражданами!
Джеки открыла полицейским дверь. Следователи Стив Обер и Джим Маккосланд прошли мимо фотографий в прихожей – снимка четырех поколений в лице Джеки, Кэти, Аманды и Тринити, а также фотографии младшей дочери Джеки, Хилди, в полицейской форме – в гостиную. Офицеры не обратили никакого внимания на трость Джеки, которая больше походила на посох из «Властелина колец». Джеки предложила следователям кофе. Они отказались. Офицеры присели, а точнее, взгромоздились на маленький диванчик, приплющив его к полу – но ничего, диванчик выдержал. Пытаться выбросить из головы совершенное Амандой было все равно что пробовать сдержать океан.
Джеки села в свое кресло напротив телевизора и ответила на вопросы следователей: ее внучка, Аманда, в течение всей весны то и дело жила у родителей, за дверью напротив. Последние несколько месяцев она редко видела детей. Самоубийство? Как-то раз Аманда заявила, что спрыгнет с моста, но Джеки не восприняла ее слова всерьез; неожиданным было и то, что Аманда способна навредить собственным детям.
На тот момент Джеки предполагала следующее: Аманда припарковала свою машину на спуске к воде, тормоза отказали, и машина скатилась в реку. Пятьдесят лет назад с Джеки едва не произошло то же самое, когда она со своим мужем привезла детей на берег реки. Они припарковались по направлению спуска, и Джеки показалось, что тормоза вот-вот сорвутся. Она сказала мужу:
– Мне страшно. Мне страшно. – И тот откатил машину назад. Быть может, Аманда не смогла поднять автомобиль обратно; быть может, она оказалась в ловушке, а ее дети тем временем сумели выплыть. Джеки верила в свою теорию вплоть до ареста Аманды. Следователи Обер и Маккосланд уже тогда знали, что эта теория ложная. Расследуя убийства, они привыкли к выдумкам, за которыми люди прячутся от очевидной истины. Хозяйство Стоттов являло собой идиллию жизни представителей среднего класса; вот только убийство, будто брошенный в окно кирпич, застало его обитателей врасплох, нарушив привычный распорядок жизни. Стандартные вопросы следователей – Аманда пила? Принимала наркотики? – продвигали следствие в поисках фактов настолько же, насколько подготавливали людей к их новому представлению о случившемся.
Но Джеки понятия не имела, насколько новому. Несколькими неделями ранее Аманда оставила свое любимое кольцо на ее камине. Джеки долгое время восхищалась колечком из перегородчатой эмали, украшенным сапфиром и зеленым топазом. Потом она сказала Аманде о забытом кольце, но та, взяв украшение в руки, просто положила его обратно. Джеки тогда и не вспомнила о том, что люди, которые хотят совершить самоубийство, порой раздают свои вещи. Вот только Аманда убила не себя; она решила убить детей, и, возможно, когда Джеки сообщила, что не встречала никого более самовлюбленного и эгостичного, чем Аманда, следователи подумали, что у этой женщины противоречивое представление о собственной внучке.
Кэти и Майк Стотт вернулись домой вечером, в седьмом часу. Обер и Маккосланд побеседовали с ними в гостиной Джеки. Они, по словам следователей, были «эмоционально взвинчены» и просили прощения за то, что совершила их дочь. Кэти Стотт сообщила, что в жизни Джейсона и Аманды было много домашнего насилия. Сказала, что Джейсон встречался с другой женщиной и уже оформил опеку над детьми. Аманда всю весну ходила подавленная из-за того, что ее жизнь разрушилась; по настоянию Кэти она три раза лечилась от депрессии и расстройства пищеварения. Еще Кэти добавила, что в эти выходные Аманде не терпелось в очередной раз увидеться с детьми. Она уже купила их любимые хлопья и подготовила три кровати в отведенной им комнате.
Джеки не стала вмешиваться со своим замечанием по поводу утренних событий: в семь часов она направилась на половину Кэти как раз потому, что увидела в новостях сообщение о двух детях, найденных в реке. Джеки заглянула в спальню с тремя заправленными постелями, не увидела там правнуков и подумала: «Не может быть! Не может быть!»
До 23 мая 2009 года семья Стотт казалась сплоченной и совершенно безобидной. Майк и Кэти любили друг друга со старшей школы. Майк работал в компании, которая занималась изготовлением бумажной продукции. Кэти сначала была управляющей, а когда их с Майком дочки подросли, устроилась медсестрой. Аманда и Шантель росли в двухквартирном доме на ранчо в Милуоки. Джеки жила в западной части дома. На обеих половинах царили уют и гостеприимство: на ковровом покрытии не было ни пылинки, а на кухонном столе всегда можно было найти кексы. Майк мог починить что угодно: и детский мопед, и семейный автомобиль; девочки восклицали «Папа, почини!» настолько часто, что это превратилось в семейный напев. Стотты молились в небольшой внеконфессиональной христианской церкви в двух милях от дома; Джеки годами выполняла в ней роль секретаря. Когда дети выросли и завели собственных детей, семьи порой дружно отправлялись в город Линкольн-Сити на побережье штата Орегон. Гостиница «Нордик Ошенфронт Инн» предлагала номера с практичными кухнями или с джакузи и видом на море.
За те дни, что были связаны с преступлением Аманды, Стоттам не позволили посетить Тринити в больнице. Их не подпускали к заключенной Аманде. Лишь оповестили, что Кристин Дункан добилась от суда решения, которое запрещает им появляться на похоронах Элдона. Уполномоченным лицам были выданы ордеры на обыск, и те изъяли у ближайших родственников Аманды все компьютеры и мобильные телефоны. Неделя еще не завершилась, а Стотты уже собрали вещи, погрузились в автомобили и уехали на север. Теперь между ними и обломками их портлендской жизни было девяносто миль. Они больше не обсуждали то, что называли словом «инцидент». И покидали свои комнаты, только чтобы поесть. Джеки размышляла, не был ли поступок Аманды своеобразным видом самоубийства и не забрала ли она с собой часть их жизни. Кэти Стотт дневала у телефона, разговаривая с адвокатами. Джеки пыталась отвлечься книгами, однако то и дело ловила себя на том, что не читает – а сидит, устремив пустой взгляд на океан.
3
Через три дня после того, как Аманде предъявили обвинения, я отправилась к мосту Селлвуд. Мужу я сказала, что иду покупать арбузы, но вместо этого поехала к мосту. Мне необходимо было увидеть место, куда Аманда привезла своих детей, прежде чем, насколько нам известно, сбросить их в реку.
Река Уилламетт делит Портленд на две половины, восточную и западную. В 2009 году в черте города над рекой протянулись десять таких мостов. Я добиралась до моста Селлвуд с восточной стороны, через Такома-бульвар, проезжая мимо одноэтажных домиков с неогражденными дворами. Припарковалась напротив стрип-клуба «Риверсайд Коррал», который когда-то был баром для моряков. Может, именно здесь остановилась в тот день Аманда?
Я прошла по длинному жилому кварталу до самого входа на мост. И нашла там импровизированный мемориал, посвященный детям, об участи которых стало известно общественности. Там были тряпичные кролики и плюшевые мишки, надувной шар с надписью «Помним» и белая доска с фломастером, на которой люди могли оставить слова прощания и благословения. Одно из посланий было написано крупным, неровным детским почерком («Самой смелой девочке в мире! Мы скорбим о твоем братике!»). Среди увядших букетов были записки, на одной из которых значилось: «Надеюсь, в следующей жизни у тебя все будет хорошо».
Я шагнула на мост. Ширина тротуара составляла около четырех футов. Велосипедистам приходилось сигналить пешеходам; на такой дорожке и двое разошлись бы с трудом. Для автомобилей были выделены две противоположные полосы движения. По другую сторону моста тротуара не было вовсе.
Вряд ли Аманда припарковалась прямо здесь, она пришла пешком. Останови она машину посреди моста, могла бы возникнуть и пробка, даже в ночное время; кроме того, нашлись бы свидетели – водители с противоположной полосы, которые заметили бы ее с детьми. Пусть ночь была темной, а мост освещался плохо – кто-то все равно мог увидеть ее и подумать: что за чертовщина?
Представьте двух детей, четырех и семи лет. Они ведь маленькие. Их можно запросто подхватить и перекинуть через невысокие перила. С двумя, конечно, сложнее, особенно если они пинаются и кричат. Вынуть их из машины спящими, пока они сладко посапывают, – совсем другое дело.