Я бы не прочь взять кое у кого автограф, но место к этому не располагает.
Роза, Амандина и я летим над умершими. Их столпотворение образует широкий поток, стремящийся к свету (Стикс?). Входом на оранжевую территорию служит его исток; чем дальше мы летим, тем у`же становится река умерших, превращаясь в конце концов в ручей. Мы упираемся в новую непроницаемую стену, переходим через «Мох-4».
«Я никогда не думаю о смерти. Боюсь приманить ее такими мыслями. Знай живу себе, и будь что будет, а там поглядим».
Источник: ответ случайного прохожего репортеру.Теперь мы на Пятом Небе. Это желтая территория. Мир Знания. Здесь раскрываются величайшие тайны человечества. Я подбираю на лету кое-какие бесценные сведения, которыми, увы, не смогу поделиться со своими пока еще живыми соплеменниками.
Ощущение великой мудрости. Бесплотные голоса объясняют мне вещи, которых я прежде толком не понимал. Я получаю один за другим ответы на вопросы, которые безрассудно задавал на протяжении своей последней жизни.
Очередь умерших все редеет.
Многие покойники медлят, пораженные ответами на вопросы, не дававшие им покоя при жизни. Ручей становится ручейком. Я стараюсь не отвлекаться на все эти лакомства для ума, как ни упоительна их сладость. Меня влечет свет. Выйдя из «Мох-5», я оказываюсь…
«Удивление.
Да, и я назвал бы это удивление взаимным. Меня недавно освободили за хорошее поведение после тридцатилетнего тюремного заключения. Теперь я могу говорить без утайки. Я убил четырнадцать человек. Убивая их, я с удивлением наблюдал, насколько они поражены, даже возмущены моими словами о том, что я намерен положить конец их жизни. Можно было подумать, что они воображают, будто жизнь – их собственность, как машина, собака или дом».
Источник: ответ случайного прохожего репортеру.…Оказываюсь на Шестом Небе. Это зеленая территория. Здесь я открываю Красоту. Мечты, ощущение красочности и гармонии. Я чувствую собственное уродство и тупость. Множество покойников из реки мертвых собираются здесь, завороженные неописуемо прекрасным зрелищем.
Роза, жена, тянет меня за руку. Надо двигаться дальше, не отвлекаясь на пленительные картины.
По мере продвижения нас становится все меньше.
Преодолев «Мох-6», я попадаю на…
Седьмое Небо, белую территорию.
Кажется, миграция мертвых направлена именно сюда. Свет исходит от могучей горной цепи. Сильнее всех светится самая высокая гора. Я направляюсь к этой вершине. Тропа ведет на плато Суда.
К его центру бредет нескончаемая колонна мертвых. Ее продвижение здесь томительно неспешно. Каждая душа дожидается, пока стоящую перед ней душу вызовут к окошечку, и только после этого делает шаг вперед и замирает на предназначенной для этого черте.
Роза, Амандина и я вклиниваемся в очередь.
К нам подходит некто полупрозрачный. Я с первого взгляда догадываюсь, что это ключник, райский привратник. Египтяне называли его Анубисом, владыкой некрополя, индуисты – Ямой, богом мертвых, греки – Хароном, лодочником, перевозящим души через Стикс, римляне – Меркурием, проводником душ, христиане – святым Петром.
– Следуйте за мной, – обращается к нам этот немного надменный бородатый детина.
– Хорошо.
Он улыбается, качает головой. Отлично, он меня слышит и понимает. Он выводит нас прямо на плато Суда и ставит перед тремя судьями, которые молча нас разглядывают. Откуда-то слышится голос святого Петра:
Фамилия: Пинсон.
Имя: Мишель.
Гражданство: Франция.
Цвет волос в последней жизни: шатен.
Глаза: карие.
Рост в последней жизни: 1,78 м.
Особые приметы: отсутствуют.
Слабое место: неуверенность в себе.
Сильная сторона: любопытство.
Я знаю, кто такие эти трое судей. Они тоже носят разные имена в разных мифологиях: Зевс, Фемида, Танатос у греков, Маат, Осирис, Тот у египтян, Идзанами, Идзанаги, Омойканэ у японцев, архангелы Гавриил, Михаил, Рафаил у христиан.
– Каждая душа проходит взвешивание, – сообщает мне самый крупный в троице, Гавриил.
Значит, эта эктоплазма и есть моя душа…
– А судить будем сразу всех троих, – добавляет самый толстый, Рафаил.
Суд не заставляет себя ждать. Архангелы предъявляют нам обвинение в недопустимо скором и невдумчивом раскрытии тайн потустороннего мира в процессе наших танатонавтических занятий. Ведь познание этих тайн дозволено только Великим Посвященным. Мы были не вправе сообщать другим людям смысл как жизни, так и смерти.
– Подстегиваемые только собственным любопытством, вы открыли Семь Небес и сообщили о них общественности совершенно бесплатно и в сугубо мирском смысле!
– Никто здесь никогда не давал вам дозволения разглашать такого рода секретные сведения.
– Если бы вы по крайней мере замаскировали их притчами, мифами… Если хотя бы поставили условием разглашения некую инициацию…
Архангелы перечисляют все беды, которые могут произойти из-за допущенного нами спешного оповещения смертных о тайнах континента мертвых.
– Теперь люди могут накладывать на себя руки из чистой любознательности, ради посещения рая с туристическими целями!
– Счастье, что мы вовремя вмешались, чтобы в зародыше задушить вашу оплошность.
Архангелы сочли своим долгом уничтожить все тексты о танатонавтах, все книжные магазины и библиотеки, куда они попали. Сперва они взялись фальсифицировать коллективную память человечества, чтобы стереть все следы наших заблуждений. Но случаю было угодно, чтобы и эти их старания оказались избыточными. Книга о танатонавтах не получила никакого резонанса. Те немногие читатели, в чьи руки она попала, приняли ее за очередной опус в жанре научной фантастики. Выход нашего детища прошел незамеченным, утонул в море прочих новых изданий.
Так действует в наше время новая цензура: ее рычаг – не только и не столько утаивание, сколько изобилие. Книги, будоражащие умы, не могут вынырнуть из массы бесцветности и скуки.
Архангелы обошлись без прямого вмешательства, но нам придется заплатить за причиненное им беспокойство. Единственный возможный приговор для нас – обвинительный.
– К чему нас приговорили? – интересуется Амандин. – К низвержению в ад?
Трое архангелов снисходительно смотрят на нее.
– Ад? Очень жаль, но ада не существует. Есть только рай и… Земля. Оступившиеся приговариваются к возвращению на Землю для перевоплощения.
– Иными словами, ад – это Земля, – весело добавляет архангел Рафаил.
– Перевоплощение – это что-то вроде экзамена в лицее, – подхватывает архангел Гавриил. – Не сдаешь – остаешься на второй год. Вы не сдали экзамена, извольте вернуться обратно и повторить курс.
Я опускаю голову.
Моя жена Роза, моя подруга Амандина и я – вся наша троица думает одно и то же: «Еще одна никчемная жизнь!»
Сколько раз до нас звучал этот же вздох разочарования?
Тем временем другим покойникам не терпится. Нас торопят уступить место другим. Святой Петр ведет нас в горы. Мы поднимаемся на главную вершину. Из нее бьет мощный луч света, приведший нас на Страшный суд.
У наших ног зияют жерла двух тоннелей: одно цвета охры, другое – морской волны. По охряному тоннелю души попадают на Землю для новых перевоплощений, по второму отправляются в страну ангелов. Дорожные указатели отсутствуют, но разъяснение, как повсюду здесь, загорается непосредственно у нас в сознании.
Махнув на прощание рукой, святой Петр оставляет нас перед охряным тоннелем.
– До скорой встречи после вашей следующей жизни! – лаконично бросает он.
Мы шагаем по тоннелю. На полпути нас останавливает непроницаемая перепонка, похожая на «Мохи», преграждающие каждое из Семи Небес. Преодолев ее, мы проваливаемся в новую жизнь. Амандина смотрит на меня, готовая зажить заново.
– Прощайте, друзья, давайте попробуем встретиться в нашем следующем существовании.
Вижу, как она мне подмигивает. В прошлой жизни она не сумела превратить меня в своего постоянного партнера и теперь надеется на следующую.
– Вперед, к новым приключениям! – провозглашает она и ускоряет шаг.
Роза жмется ко мне. Я шепчу ей на ухо слова, которыми подбадривали друг друга танатонавты во времена великих войн за колонизацию континента мертвых:
– Ты и я, вместе против идиотов.
За отсутствием тел мы не можем обняться, но наши эктоплазмы находят выход – целуются в губы. Мои губы ничего не чувствуют, но все мое естество приободряется.
– Вместе… – вторит она мне.
Мы беремся за руки, вернее, соприкасаемся кончиками пальцев. Наши указательные пальцы сливаются и тут же разъединяются.
Роза отворачивается, чтобы сократить это болезненное мгновение, и торопится к своему новому перевоплощению.
Настает моя очередь. Я быстро шагаю по коридору, твердя про себя, что в следующей жизни непременно должен вспомнить, что раньше был танатонавтом.
На ходу я трепещу всей своей эктоплазмой. Наконец-то я узнаю, что же там, за стеной.
По ту сторону смерти таится…
«Крепко уцепиться! Это самое важное. Уцепиться – и ни в коем случае не забыть обработать руки тальком. Я – цирковой акробат. Гимнаст на трапеции без корды. Знаю, при должной цепкости я ничем не рискую. Кстати, о смерти я никогда не думаю, это мне ни к чему. Знаю, стоит посмотреть вниз – и немудрено упасть. Так что мы со смертью чужие. Если честно, я бы предпочел поговорить о чем-нибудь еще. Вы уже видели мой номер?»
Источник: ответ случайного прохожего репортеру.3. Апелляция
…Рука. Она хватает мою душу и заставляет меня замереть.
Некто прозрачный прерывает мое движение и яростно заявляет, что не может допустить того, что суд надо мной прошел без него.
– Это вопиющее нарушение процедуры, придется все начать сначала.
То же самое должно было бы относиться к суду над Амандиной и над Розой, но они, к своему несчастью, уже ушли слишком далеко по коридору. Со мной дело обстоит по-другому, мой случай еще можно пересмотреть.
Мой собеседник – в очочках, низенький, бородатенький, с лихорадочным взглядом. Он толкает меня, волочит за собой, он очень настойчив. «Я твой ангел-хранитель», – слышу я его бормотание.
Выходит, у меня был свой ангел-хранитель? Некто, наблюдавший за моими деяниями? Возможно, даже помощник… Я приободряюсь, хотя не могу скрыть удивление. Итак, я был не один. Всю жизнь меня кто-то сопровождал. Я вглядываюсь в него.
Хрупкое телосложение, бородка, очки из девятнадцатого века… Сдается мне, где-то я его уже видел.
Человечек представляется: Эмиль Золя.
– Господин Эмиль Золя, автор «Жерминаля»?
– К вашим услугам, месье. Но сейчас не до расшаркиваний. Времени в обрез, надо спешить.
Он подтверждает, что следовал за мной с первых моих шагов, и уверяет, что теперь ни на минуту меня не оставит.
– Интрига… то есть карма оказалась хороша. Падения не произошло. И, ко всему прочему, была нарушена положенная процедура суда над душами. Этот процесс беззаконный, несправедливый, антиобщественный.
Как следует из объяснений Эмиля Золя, согласно действующим в раю законам мой ангел-хранитель должен был находиться рядом со мной во время взвешивания моей души с целью выступить при необходимости моим адвокатом.
Он вытягивает меня из тоннеля и толкает на плато, где по-прежнему восседает троица архангелов. Растолкав всех, он требует, чтобы все было возобновлено. Он грозит оглаской допущенного нарушения. Обещает превратить свое вмешательство в прецедент. Напоминает о действующих в раю правилах. Неистовствует:
– Я обвиняю архангелов в фальсификации результатов по взвешиванию души моего клиента. Я обвиняю архангелов в халтурном проведении неудобного для них процесса. Наконец, я обвиняю этот небесный суд в том, что единственной его целью было как можно скорее спровадить душу, единственный грех которой состоял в любопытстве!
Сразу видно, такого три архангела никак не ждали. Наверное, не каждый день находится желающий оспорить их приговор.
– Я бы вас попросил, господин Золя… Извольте принять вердикт небесного суда.
– Об этом не может быть речи, господин архангел Гавриил. Я говорю и повторяю, что, ограничившись только рассмотрением действий танатонавтов, судьи изменили своему долгу и не проявили внимания к жизни моего клиента и к его повседневным поступкам. А именно с них и следовало начинать. Я настаиваю на том, что Мишель Пинсон прожил образцовую жизнь. Хороший муж и отец семейства, порядочный гражданин, замечательный друг! Близкие уверенно на него полагались. Всю свою жизнь он не сходил с праведного пути. Несть числа его поступкам, исполненным чистого благородства, – и вот расплата: его приговаривают к возвращению на Землю и к мучениям! Я не допущу столь беззастенчивого сожжения его души!
Рафаил не сразу обретает дар речи.
– Гм… А вы что скажете, месье Пинсон? В конце концов, главное заинтересованное лицо, сдается мне, – вы сами. Так желаете ли вы повторно предстать перед судом?
Теперь, когда рядом нет никого из тех, кого я люблю – ни Розы, ни Амандина, ни Рауля, ни Фредди, – я стал безучастным. Но должен признать, что пыл Эмиля Золя более чем заразителен. Я говорю себе: не будь у Дрейфуса такого защитника, его дело ни за что не пересмотрели бы.
– Я хочу… повторного суда.
Эмиль Золя ликует. Судьи кривятся.
– Ладно, ладно, взвесим душу еще разок, – уступает архангел Михаил.
«С тех пор как умерла моя мать, у меня такое чувство, будто моя жизнь потеряла смысл. Да, я живу, но вся жизнь – это память о ней. Она была для меня всем. Теперь я потерялся».
Источник: ответ случайного прохожего репортеру.Теперь суд надо мной пройдет как полагается. Три архангела рассказывают мне о моей прошлой жизни и помогают перечислить, что я совершил хорошего и что дурного. Критерии оценки моих поступков – это развитие, эмпатия, внимание, желание творить добро. Моя жизнь предстает мозаикой мимолетных эпизодов, как видеосъемка: то с ускорением, то, наоборот, с замедлением. Иногда тот или иной кадр останавливается, чтобы я смог лучше осознать произошедшее.
Я могу трезво и беспристрастно взглянуть на все, что натворил, пребывая в шкуре Мишеля Пинсона. Прежде чем мне вынесут приговор, я сужу сам себя. Странное чувство! Так вот чем была моя жизнь? Первым делом поражает, сколько времени я потратил зря. Меня преследовал страх. Выясняется, что меня всегда сдерживала дрожь перед неведомым.
Когда главное твое свойство – любопытство, в подобный парадокс трудно поверить.
Сколько порывов остались неосуществленными из-за этого страха! Но острое любопытство позволяло мне раз за разом избегать рутины и всяческой косности. Все могло бы сложиться куда хуже.
Разглядывая себя, я вспоминаю и о своей склонности к отшельничеству. Сколько раз мне хотелось остаться одному, сколько раз хотелось покоя, находиться подальше от себе подобных, очутиться где-нибудь на необитаемом острове или в хижине на далеком горном склоне…
Собственная жизнь предстает передо мной как произведение искусства, и архангелы, выступающие в роли умудренных критиков, объясняют, в чем я мог бы ее усовершенствовать, а в чем она неповторима. Они без колебания хвалят наиболее достойные из моих поступков.
Но есть в моей жизни и менее похвальные дела. Это в основном мелкие проявления малодушия – все больше во имя моего драгоценного спокойствия.
Каждый мой поступок подолгу обсуждается. Мой адвокат пускает в ход все доступные ему средства.
Архангел Михаил ведет подсчет пунктов «за» и «против». Я слышал, что для освобождения от перевоплощения нужно набрать 600 баллов. Подсчет скрупулезный: любая ерундовая ложь, любой сердечный порыв, любое отречение, любая инициатива оценивается в некое количество хороших или плохих баллов. В конце концов архангел Михаил объявляет итог: 597 из 600.