Во-вторых, хотя альбомы и составлялись по одной учетной форме № 19 (в конце войны – № 6/оп), однако приобрели полностью единообразное наполнение только в последний период войны – в 1944–1945 гг. Так, в альбоме на 1 июля 1942 г. не представлена категория раненых и больных военнослужащих, а в последующих альбомах они есть. В альбоме на 1 января 1943 г. нет данных Военно-воздушных сил Красной армии. По этой причине из нашего поля зрения выпадают сотни тысяч военнослужащих.
Однако и на этом проблемы не заканчиваются. В материалах одного органа учета (8-го отдела Оргучетного управления Главного организационного управления ГШ КА) за период Великой Отечественной войны отмечаются существенные расхождения в численности Красной армии на одну и ту же дату. В этом видится несовершенство учетно-статистического дела советского военного ведомства, выражавшееся в запаздывании поступления и обработки статистической информации, параллелизме и пересечении статистических потоков. Очевидно, что различные справочные материалы основывались на разных первоисточниках: альбомы социально-демографических сведений – на основе донесений о списочной численности военнослужащих по социально-демографическим признакам (форма № 19, в конце войны – форма № 6/оп), а помесячные сведения о личном составе – на донесениях о списочном составе военнослужащих (форма № 3). Первые данные носили развернутый характер, вторые – краткий. Поступление последних из войск было более оперативным. Так или иначе, недоучет некоторых категорий военнослужащих, а также запаздывание социально-демографических учетных сведений приводили к очень существенному расхождению с фактической численностью вооруженных сил. В источниках есть прямые указания на эти расхождения. Так, в оглавлении «Альбома списочной численности личного состава Красной армии по социально-демографическим признакам по состоянию на 1 июля 1942 г.» дано примечание: «При пользовании данными социально-демографического учета следует принимать во внимание то, что ввиду неполучения донесений ряда соединений, частей и учреждений списочная численность, показанная по этим данным, меньше фактической численности Красной армии на 10,9 % (по раненым меньше на 9,4 %)»[204]. В альбоме за 1 июля 1943 г. приведена сравнительная справка о списочной численности личного состава Красной армии, показанной в донесениях о списочном составе (форма № 3) и в донесениях о списочной численности военнослужащих по социально-демографическим признакам (форма № 19). По донесениям формы № 3 общая численность военнослужащих составляет 11 449 404 человек плюс 731 420 раненых и больных, а по № 19 соответственно 10 883 977 человек и 676 006 человек. Разница – в 4,9 % по здоровым военнослужащим и 7,6 % – по раненым и больным[205]. Данные о численности Красной армии по ежемесячным донесениям по форме № 3 были опубликованы[206] и известны научной общественности; данные социально-демографического учета военнослужащих Красной армии рассекречены лишь недавно и впервые вводятся в научный оборот.
Несмотря на перечисленные недостатки, альбомы социально-демографического учета остаются наиболее полным и, что важно для статистического исследования, периодичным и достаточно единообразным источником по национальному составу Красной армии. В связи с этим нельзя не упомянуть о том, что почти четверть века, начиная с 1940 г. учетную службу Генерального штаба возглавлял один человек – полковник интендантской службы, затем генерал-майор С.М. Подольский[207]. В целом это обеспечило единство и преемственность учетной работы в центральном аппарате вооруженных сил нашей страны. Возможно, упомянутые послевоенные попытки закрыть образовавшиеся в сводных документах лакуны были его инициативой, и уж во всяком случае альбомы на материалах военной поры готовились под его прямым руководством.
Материалы, отражающие статистические данные по учету личного состава Красной армии и военного призыва за период Гражданской войны, хранятся в обширных фондах Управления делами при НКО СССР (РГВА. Ф. 4), Всероссийского главного штаба (РГВА. Ф. 11), Штаба РККА (РГВА. Ф. 7). Статистические материалы за межвоенный период в основном сосредоточены в делах 4-го отдела (учета и статистики) ГУ РККА (ЦАМО. Ф. 7. Оп. 24; РГВА. Ф. 54. Оп. 6)[208], в фонде Организационного управления Главного организационно-мобилизационного управления Генерального штаба (РГВА. Ф. 40442). За период Великой Отечественной войны – в документах Управления учета и контроля численности Вооруженных Сил Главного организационно-мобилизационного управления (ГОМУ) Генерального штаба (ЦАМО. Ф. 7. Оп. 26)[209] и Управления мобилизации Главного организационного управления Генерального штаба (ЦАМО. Ф. 7. Оп. 881806)[210].
Диаграмма 1. Сравнение сведений о численности Красной армии по данным полугодовых альбомов социально-демографического учета личного состава Красной армии и ежемесячного учета списочной численности Красной армии
Примечание. На нижней кривой сведения за 1.07.1942 г. приведены без учета раненых и больных, сведения за 1.01.1943 г. и 1.7.01943 г. приведены без учета личного состава ВВС.
Составлено по: Верхняя кривая построена на материалах, опубликованных в справочнике: Великая Отечественная война без грифа секретности. Книга потерь. М., 2010. С. 39–40. Нижняя кривая построена на материалах ЦАМО, выявленных автором в фонде 7. Оп. 26. Д. 123. Л. 2, 21; Д. 181. Л. 194, 199; Д. 220. Л. 29-48.
Большой массив отчетного и статистического материала, включая статистику национального учета военнослужащих, изучен также в материалах Мобилизационно-планового управления РККА (РГВА. Ф. 33994). Кроме того, важная мобилизационная статистика, связанная с военным призывом в республиках СССР и национальными формированиями и подготовкой национальных политических кадров, аккумулировалась 8-м отделом (мобилизационной подготовки) Политуправления РККА (РГВА. Ф. 9. Оп. 33). В частности, нами обнаружен, сведен воедино и проанализирован статистический материал по предвоенным призывам в ряды Красной армии начиная с 1936 г. с указанием национальности призванных. Последние предвоенные годы характеризовались радикальным приростом военного призыва в национальных регионах СССР. Эта тенденция выявлена и проанализирована в книге.
Особое внимание уделено анализу динамики численности командно-начальствующего состава из представителей народов СССР. Кадровая проблема являлась краеугольным камнем на пути широкого использования национальных контингентов военнообязанных в рядах РККА в 1920-х – первой половине 1940-х гг. Динамика подготовки командно-начальствующего состава отдельно в военно-учебных заведениях и военных академиях по национальностям в предвоенный период проанализирована по состоянию на 1 января 1931 г., 1 января 1936 г., 1 февраля 1938 г., 1 января 1939 г. и 1 января 1940 г., 1 июля 1940 г. и 1 января 1941 г., а за годы Великой Отечественной войны – за 1 июля 1942 г., 1 июля 1943 г., 1 января 1945 г. Эти материалы позволили оценить динамику и степень вовлеченности советских этносов в процесс подготовки командных кадров. Богатый статистический материал по вопросам подготовки национальных кадров выявлен также в фондах Управления военно-учебных заведений Красной армии (РГВА. Ф. 62; ЦАМО. Ф. 54), Главного управления кадров (ЦАМО. Ф. 33) и отделов кадров ряда фронтов и округов (прежде всего Среднеазиатского, Закавказского, Северо-Кавказского военных округов и Закавказского фронта).
Использование массива статистических материалов, наряду с анализом нормативной и делопроизводственной документальной базы, предоставило нам мощный инструментарий для анализа национальной политики Советского государства в Вооруженных Силах СССР в межвоенный период и в годы Великой Отечественной войны, которым не располагали предшествующие исследователи. Опора на статистические материалы позволила проанализировать конкретные проблемы истории Красной армии, связанные с этничностью военнослужащих, которые иным способом едва ли решаемы.
2.4. Учет потерь личного состава по национальностям
В заключение анализа источников имеет смысл несколько слов сказать о том, чего в книге нет, или, если быть точным, о том, что освещено лишь частично – настолько, насколько позволили источники. Это вопрос о национальном составе потерь Красной армии в годы Великой Отечественной войны. Выше уже отмечалась чрезвычайная актуальность и острота этого вопроса в историографии и публицистике, ибо наиболее зримо вклад советских этносов в общую победу может быть отражен не только в численности участников Великой Отечественной войны по национальностям, но и в числе военнослужащих, сложивших свои головы в вооруженной борьбе за Отечество. Поэтому было бы правильным дать разъяснения о возможности исчисления различных типов потерь в этническом отношении.
Централизованный учет безвозвратных потерь в Красной армии впервые был введен в Советской России в годы Гражданской войны в 1919 г. и находился в ведении Управления по командному составу Всероглавштаба[211]. В предвоенный период учет потерь велся в Бюро по учету потерь Главного управления Красной армии. В годы Великой Отечественной войны этой работой занимался Отдел учета персональных потерь – Главного управления формирования и укомплектования Красной армии (5-й отдел). Все воинские части обязаны были направлять сюда списки безвозвратных потерь. 5 февраля 1942 г. в связи с большим объемом работы отдел был развернут в Центральное бюро по персональному учету потерь личного состава действующей армии в составе Главного управления формирования и укомплектования войск Красной армии.
Формы учета персональных потерь, подававшиеся по команде, начиная от командира взвода и до штаба дивизии (отдельной бригады), были введены еще до войны. Приказом НКО № 238 от 21 декабря 1939 г. приняты «Положение о персональном учете потерь личного состава Красной армии в военное время» и «Инструкция о порядке пользования медальонами с краткими сведениями о военнослужащих Красной армии». Во вкладной листок медальона заносились следующие сведения: фамилия, имя и отчество военнослужащего, воинское звание, год и место рождения, адрес семьи, призвавший его райвоенкомат и группа крови[212]. Национальность погибшего не указывалась ни в листке-вкладыше «смертного» медальона, ни в имевшихся во всех отдельных частях и соединениях книгах учета безвозвратных потерь, содержавших подробные социально-демографические сведения о безвозвратно утерянном личном составе.
Не изменились требования и в годы Великой Отечественной войны. Главным руководящим документом было объявленное незадолго до ее начала (15 марта 1941 г.) «Положение о персональном учете потерь и погребении погибшего личного состава Красной армии в военное время», доведенное до всего начальствующего состава. В предлагаемых формах для заполнения сведений о потерях не содержалось графы о национальности. Не появилась она и в подготовленном с учетом опыта войны в феврале 1944 г. «Наставлении по учету личного состава Красной Армии (в военное время)»[213]. «Командир отделения обязан иметь постоянно точный список бойцов своего отделения с данными: фамилия, имя и отчество, звание и должность, год рождения, место рождения, адрес семьи или ближайших его родственников», – указывалось в Наставлении[214]. Аналогичные обязанности были у командира взвода и старших командиров. В штабе полка «после точного установления списка погибших в боях, попавших в плен и умерших от ран и других причин, они исключаются из списков части приказом по полку, в котором указывается: воинское звание, должность, фамилия, полное имя и отчество, а также год рождения, какой местности уроженец, дата гибели и место погребения»[215]. В прилагаемых формах, в которых велся персональный учет потерь от полка до корпуса, также нигде не указывалась национальность.
Почему так произошло? Мы не склонны усматривать здесь какой-то специальный умысел. Скорее можно говорить о недосмотре. Иные формы учета личного состава в годы войны (например, рядового и офицерского состава воинских частей, маршевых пополнений, награжденных и т. п.) предусматривали указание национальности личного состава.
О возможной случайности может свидетельствовать и то обстоятельство, что в отчетности по другому типу потерь – санитарных – национальность военнослужащих указывалась. Если персональный учет безвозвратных потерь велся по правилам, разработанным перед войной Главным управлением РККА, то правила учета санитарных потерь разрабатывало для собственных нужд Санитарное управление Красной армии[216]. В данной монографии использован большой объем статистических материалов, отражающих национальный состав раненых, заболевших, обмороженных военнослужащих. Таким образом, хотя бы частично удалось пролить свет на вопрос этнического состава потерь. Любопытные дополнительные результаты дало сравнение между собой одновременных данных по санитарным потерям с общим составом Красной армии, а также составом действующих и недействующих войск, что позволило расставить некоторые акценты в объяснении интенсивности использования тех или иных этносов в боевых действиях.
Из всех категорий потерь, относимых к безвозвратным, национальность указывалась только у бывших советских военнопленных, репатриированных на родину в 1944–1946 гг. Всего органами репатриации было учтено 1825 тыс. бывших военнопленных[217]. Из этого числа на 1 368 849 человек имеются сведения об их национальности. Эти данные были опубликованы еще тридцать лет назад[218], однако оставались без комментариев исследователей.
Невольно напрашивается такое наблюдение: органы государственного и военного управления не интересовались национальностью военнослужащих, безвозвратно потерянных для вооруженных сил. Но едва возникала возможность вернуть гражданина в «народно-хозяйственный» оборот, возвращался интерес к его социально-демографическим характеристикам, одной из которых являлась его национальная принадлежность. Именно это происходило с репатриантами, которые в период войны уже были полностью и навсегда списаны в безвозвратные потери. Анализ национального состава бывших военнопленных, возвращенных на родину, представлен в этой книге.
Возвращаясь к безвозвратным потерям, повторим, что в распоряжении исторической общественности источников, позволяющих полно установить их этнические параметры, на данный момент нет. Неслучайно национальность погибших бойцов и командиров не указана и в большинстве издававшихся с 1990-х по середину 2000-х гг. региональных Книгах памяти, в которых были учтены персональные потери военнослужащих Красной армии с 1923 по 1945 г.[219] Однако в целом ряде региональных Книг памяти национальность устанавлена их авторами по учетным картам военкоматов, которые призывали граждан на военную службу. Такая поименная реконструкция потерь, как представляется, единственный теоретически возможный путь приблизиться к более или менее точной оценке людских потерь по национальности. Однако и этот метод не сулит полного успеха из-за неизбежных лакун в военкоматской документации (например, в десятках областей, побывавших под оккупацией).