Шаррах передал донесение Этцвейну: «Хотелось бы знать, почему вы интересуетесь именно Джердом Финнераком?»
Этцвейн придал голосу выражение деревянной непреклонности: «Ваше любопытство вполне естественно. Тем не менее, Аноме настаивает на полной конфиденциальности. Перейдем к другому вопросу. Аноме приказал переселить женщин в приморские кантоны. Число неприятных инцидентов должно быть сведено к минимуму. В каждый кантон требуется направить не меньше шести контролеров, принимающих жалобы, проверяющих существование оснований для жалоб и составляющих письменные заключения с тем, чтобы могли быть приняты меры по устранению упущений. Поручаю вам назначить компетентных должностных лиц и откомандировать их в кратчайшие возможные сроки».
«Предусмотрительное распоряжение, – согласился Аун Шаррах. – Я прикажу заместителям сформировать группы контролеров».
«Оставляю детали на ваше усмотрение».
Покидая Дискриминатуру, Этцвейн думал, что, в конечном счете, не допустил серьезных просчетов. В породистой голове невозмутимого Шарраха, несомненно, кишели гипотезы, подозрения и догадки. Неизвестно было, однако, какие выводы сделает влиятельный хитрец и кем он в конце концов станет – союзником или противником? Больше, чем когда-либо, Этцвейну нужен был союзник, поверенный, надежный помощник. В одиночестве он подвергался опасности на каждом шагу.
Кружным путем Этцвейн вернулся ко дворцу Сершанов. Ему казалось, что за ним кто-то увязался. Когда он прошел под Гранатовыми воротами, спрятался за пилястром и подождал в темно-красной полутени, никто не прошел мимо. Всю дорогу Этцвейн оглядывался, но никого не заметил.
Глава 3
Ровно в полдень Этцвейн вошел в большой конференц-зал Палаты правосудия. Не оглядываясь по сторонам, он прошагал прямо к возвышению трибуны, взялся обеими руками за толстый серебряный поручень и обвел глазами ряды внимательных лиц.
«Уважаемые господа! Аноме подготовил сообщение, мне поручено его прочесть, – Этцвейн расправил свернутый в трубку лист пергаментной бумаги. – Слушайте! Так говорит Аноме».
«Приветствую техническую элиту Гарвия! Сегодня, в связи с организацией сопротивления рогушкоям, потребуются ваши рекомендации. Много лет я пытался предотвратить набеги мирными средствами. Напрасно: теперь мы вынуждены драться.
Уже приказано сформировать армию, но это только половина дела. Необходимо создать эффективное оружие.
Задача состоит в следующем. Воин-рогушкой – массивное, бесстрашное существо, нападающее с дикой яростью. Его основное оружие – металлическая палица с шипами и ятаган, причем изогнутый серпом ятаган используется и как рубящий клинок, и как метательный снаряд, поражающий цель в пятидесяти метрах и дальше. Следовательно, у наших солдат должно быть оружие, способное истреблять рогушкоев на расстоянии не менее ста метров.
Поручаю вам эту задачу и приказываю немедленно сосредоточить все усилия на ее решении. В вашем распоряжении все ресурсы Шанта.
Разумеется, необходимо организовать работы. Выберите из ваших рядов председателя и членов технического совета, руководящего исследованиями и разработками.
Исполнительным директором назначен человек, читающий мое обращение, Гастель Этцвейн. Он выступает от моего имени. Вы будете отчитываться перед ним и выполнять его указания.
Повторяю: поставленная задача нуждается в безотлагательном решении. Ополчение уже собирается и скоро потребует выдачи оружия».
Этцвейн отложил текст обращения и поднял лицо к почти заполненному амфитеатру: «Есть вопросы?»
Пыхтя, на ноги поднялся толстяк с нездоровым румянцем на щеках: «Требования понятны. Но какого рода оружие имеет в виду Аноме?»
«Оружие, позволяющее убивать рогушкоев и принуждать их к отступлению с минимальным риском для тех, кто этим оружием пользуется», – ответил Этцвейн.
«Очень расплывчатое определение, – пожаловался толстяк. – Мы не получили конкретных разъяснений. Аноме должен предоставить комплекты чертежей – или, по меньшей мере, описание технических характеристик. Что же, нам придется работать вслепую?»
«Аноме не технист, технисты – вы! – возразил Этцвейн. – Разработайте технические требования и чертежи сами! Если возможно изготовление лучевого оружия – прекрасно. Если нет, найдите самое практичное и целесообразное решение. По всему Шанту формируются ополчения, им потребуются средства уничтожения врага. Аноме не может вооружить армию мановением руки. Оружие предстоит спроектировать и изготовить вам, технистам!»
Толстяк покраснел пуще прежнего, неуверенно посмотрел по сторонам и сел. В последнем ряду Этцвейн заметил Ауна Шарраха, задумчиво улыбавшегося в пространство.
Встал высокий человек с горящими черным глазами на восковом лице: «Ваши замечания справедливы, и мы сделаем все, что в наших силах. Но учитывайте, что мы технисты, а не изобретатели. Мы скорее совершенствуем процессы, нежели разрабатываем принципиально новые конструкции».
«Если не можете справиться с работой, найдите тех, кто справится, – упорствовал Этцвейн. – Я назначаю вас – лично – руководителем, ответственным за разработку оружия. Создайте оружие или умрите!»
Вмешался другой технист: «Направление разработок зависит от предполагаемой численности армии. Другими словами, нужно знать, сколько единиц оружия должно быть произведено. Скорость изготовления и доступность материалов могут оказаться важнее совершенства конструкции».
«Совершенно верно, – согласился Этцвейн. – Численность армии составит от двадцати до ста тысяч человек, в зависимости от сложности кампании. Следует отметить, что производство оружия – лишь самая неотложная из задач. Потребуются также устройства связи, позволяющие командирам координировать маневры. Председатель технического совета должен выбрать группу специалистов, способную проектировать такое оборудование».
Этцвейн ждал дальнейших вопросов, но в зале царила угрюмая, неуверенная тишина. Этцвейн решил закончить собрание: «Организуйте работы по своему усмотрению. Выберите председателя, человека компетентного, пользующегося уважением, решительного – даже, в случае необходимости, безжалостного. Он сформирует группы специалистов, руководствуясь практическими соображениями. С вопросами и рекомендациями обращайтесь ко мне через главного дискриминатора, Ауна Шарраха».
Без дальнейших слов Этцвейн поклонился и покинул зал.
В павильоне во дворе Палаты правосудия к Этцвейну подошел Аун Шаррах. «Колеса завертелись, – сказал он. – Надеюсь, никто не будет вставлять в них палки. У технистов нет опыта творческого проектирования – и, если я могу позволить себе такое наблюдение, Аноме не проявил в этом отношении достаточной решительности».
«Что вы имеете в виду?» – спокойно спросил Этцвейн.
«Как правило, Аноме запрашивает досье и характеристики каждого из участников проекта, после чего сам назначает директора и дает точные, конкретные указания. Теперь технисты в замешательстве, не знают, с чего начать – им не хватает инициативы».
Этцвейн безразлично пожал плечами: «Аноме приходится многое рассчитывать и планировать. Часть его бремени должна быть возложена на других».
«Разумеется – если другие способны выдержать такое бремя и если им предъявлены конкретные требования».
«Как я уже сказал, требования им придется разработать самостоятельно».
«Оригинальный принцип! – признал Аун Шаррах. – Будем надеяться, что инерция многовековых традиций преодолима».
«Ее придется преодолеть, если мы хотим выжить! Аноме не может собственноручно драться с рогушкоями – на тварях нет ошейников. Полагаю, вы достаточно подробно изучили мою биографию?»
Аун Шаррах кивнул без всякого смущения: «Вы были – или продолжаете быть – музыкантом в популярной труппе маэстро Фролитца».
«Я музыкант. Я понимаю других музыкантов так, как вы не сможете их понять, даже если подготовите сотни досье».
Шаррах задумчиво погладил подбородок: «И что же?»
«Предположим, Аноме пожелал бы сформировать труппу лучших музыкантов Шанта. Без сомнения, вы могли бы предоставить ему тысячи характеристик, чтобы Аноме сделал выбор. Сыгрался бы такой оркестр? Смогли бы оркестранты дополнять друг друга, а не мешать друг другу? Не думаю. Другими словами, посторонний человек, не будучи опытным специалистом в той или иной области, не может выбрать или назначить группу специалистов, способную успешно работать в этой области. Специалисты должны организовываться сами. По крайней мере, в настоящее время Аноме придерживается такой точки зрения».
«Я с интересом прослежу за успехами технистов, – сказал Аун Шаррах. – Какое оружие вы ожидаете получить?»
Этцвейн холодно покосился на главного дискриминатора: «Я не разбираюсь в оружии и ничего не ожидаю – так же, как Аноме».
«Разумеется. Хорошо, мне пора вернуться в управление и реорганизовать персонал», – Аун Шаррах скрылся в стеклянном лабиринте Палаты правосудия.
Этцвейн пересек площадь Корпорации и зашел в галерею Роз. Выбрав столик в уединенном углу, он заказал чашку чаю и мысленно перечислил достигнутые успехи. По его мнению, он добился существенного прогресса, привел в движение важные механизмы. Женщины переезжали в относительно безопасные приморские кантоны. В лучшем случае, теперь безудержное размножение рогушкоев прекратится, в худшем – рогушкоям придется совершать набеги на селения, отдаленные от их горных убежищ. Приказ о формировании ополчений отдан, технисты получили указание разработать оружие. Маэстро Фролитц стерег Саджарано Сершана. С главным дискриминатором Шаррахом, фигурой неизвестных предпочтений, приходилось поступать крайне осмотрительно.
Он сделал все, что можно было сделать сразу… Рядом, на стуле, кто-то оставил газету «Эрнид короматик».5 Этцвейн взял ее, просмотрел разноцветные полосы. Бледно-голубыми и зелеными символами – с ярко-розовыми и темно-розовыми вставками, посвященными особо щекотливым и скандальным историям – сообщались светские сплетни и комментарии на злободневные столичные темы – эти столбцы Этцвейн игнорировал. Он прочел сиреневую декларацию Аноме. Различными оттенками сине-фиолетового и темно-зеленого6 предлагались отзывы известных и влиятельных лиц. Декларация вызвала всеобщее одобрение. «Наконец Аноме обрушит свой гнев на орды неистовых дикарей! – бушевал ярко-ультрамариновым текстом эстет Сантанджело Фераттилен. – Народы Шанта могут облегченно вздохнуть».
Этцвейн закусил губу, раздраженно встряхнув газету. Снизу на второй странице он заметил объявление в коричневой рамке, оттененной охряно-желтым бордюром – мрачные, пугающие вести. Полчище рогушкоев – по приблизительной оценке не меньше пятисот бойцов – вторглось в долину Сизых Туманов в кантоне Лор-А́сфен. Сотни мужчин погибли, сотни женщин пропали без вести: «Рогушкои разбили лагерь в долине и не проявляют намерения возвращаться в Хван. Следует ли считать долину Сизых Туманов оккупированной территорией? Женщин со всей возможной расторопностью эвакуируют из Лор-Асфена на Утренний берег и в Энтерланд. К сожалению, вооруженные силы Аноме еще недостаточны для нанесения контрудара. Можно только надеяться, что кровавая бойня не повторится».
Этцвейн бросил газету на стол, но передумал, сложил ее и засунул в карман плаща. Минуту или две он сидел, разглядывая посетителей за соседними столами – те болтали, шутили и жестикулировали с обезоруживающей грацией, томно отправляя в рот кусочки деликатесов… В саду галереи появился розовощекий толстяк-технист, задававший вопросы в конференц-зале. В бледно-зеленом плаще поверх строгого черно-белого костюма, он присоединился к приятелям, двум веселившимся неподалеку парочкам в роскошных нарядах – синих, зеленых, пурпурных, белых. Приятели пригнулись к новоприбывшему. Тот что-то оживленно рассказывал. Этцвейн прислушался: «…безумие, безумие! Это не входит в наши обязанности – что мы знаем о таких вещах? Аноме требует чудес, но забыл подарить волшебную палочку! Пусть сам поставляет оружие – у него рычаги власти, с него и спрос!»
Приятель в зеленом что-то возразил, но пунцовый технист нетерпеливо прервал его: «Чепуха! Я подам петицию. Аноме не дурак, он должен понять, что так вещи не делаются».
Этцвейн напрягся, застыл – он не верил своим ушам, наливался гневом. Только что он призывал жирного тупицу самоотверженно трудиться во имя спасения цивилизации, а тот уже распускал пораженческие нюни! Этцвейн вынул передатчик, набрал цветовой код эмблемы техниста… но желтую кнопку нажимать не стал. Вместо этого он подошел к толстяку, заглянул в неожиданно побелевшее лицо и тихо сказал: «Я слышал ваши замечания. Понимаете ли вы, что почти потеряли голову? Кое-кому стоит только пошевелить пальцем».
«Я пошутил, не более того! – поспешно оправдывался технист, отталкивая ладонями воздух. – Пожалуйста, не понимайте мои слова буквально!»
«Как еще их понимать? Мы все говорим то, что хотим сказать. Прощайтесь с друзьями и доложите о прибытии в штаб гарвийского ополчения. Надеюсь, вы сумеете драться не хуже, чем трепать языком!»
«Ополчение? Невозможно! Моя работа…»
«Невозможно? – Этцвейн демонстративно пометил на полях газеты цветовой код толстяка. – Я передам ваши возражения Аноме. Позаботьтесь о завещании».
Оглушенный, бледный, технист обмяк на стуле.
Этцвейн подозвал дилижанс и отправился в Сершанский дворец. Он обнаружил Саджарано в висячем саду на крыше – тот сосредоточенно вертел в руках большую хрустальную игрушку. Этцвейн постоял, понаблюдал минуту. Поджав маленький рот и нарочито не замечая Этцвейна, Саджарано перемещал плавающие в толще хрусталя разноцветные светящиеся пятна, поглаживая пальцем инкрустированные костяными полосками ребра многогранника.
Какие мысли блуждали под обширным лбом, достойным поэта? Что двигало маленькими руками, некогда цепко сжимавшими бразды правления? Этцвейн, и так уже не в лучшем настроении, не вынес загадочного молчания, вынул газету и положил ее на столик перед Саджарано. Тот отложил безделушку и стал читать, потом поднял глаза на Этцвейна: «События происходят. История идет своим чередом».
Этцвейн указал на объявление в коричнево-желтой рамке: «Что вы об этом думаете?»
«Трагедия».
«Вы признаете, что рогушкои – враги Шанта?»
«На это нечего возразить».
«Как бы вы с ними обошлись, будь власть снова в ваших руках?»
Саджарано начал было говорить, но осекся и опустил взгляд на радужный многогранник: «Последствия любых действий теряются в сумраке вероятностей».
Этцвейн решил, что Саджарано, по-видимому, действительно рехнулся – почти наверняка: «Как вы стали Человеком Без Лица?»
«Отец уступил мне власть, когда состарился, – посмотрев в небо, Саджарано печально улыбнулся воспоминанию. – Нетипичный случай прямого престолонаследия. Как правило, все не так просто».
«Кому вы собирались завещать полномочия?»
Улыбка исчезла с лица Саджарано, он сосредоточенно нахмурился: «Когда-то я отдавал предпочтение Арнольду Чаму, человеку высокого происхождения, развитого интеллекта и безупречной честности. Но со временем я передумал. Аноме должен быть хитер и беспощаден, для него совесть – непозволительная роскошь, – пальцы Саджарано конвульсивно дернулись. – Страшные вещи мне приходилось делать, чудовищные! В Хавиоске спугнуть священных птиц равносильно смерти. В Фордуме ученик резчика по нефриту должен умереть, если в его экзаменационной работе появится трещина. Арнольд Чам, человек разумный, не мог бы заставить себя применять нелепые, бессмысленно жестокие законы. Есть более подходящий кандидат – Аун Шаррах, главный дискриминатор. Он холоден, проницателен, умеет подавлять сомнения и сожаления… Но я отверг кандидатуру Шарраха – мне не нравится его стиль – и остановил выбор на Гарстанге. Гарстанг мертв. Теперь все это не имеет значения…»