Всякий раз, когда она приезжала сюда и видела бескрайние просторы изумрудной долины, окаймленные горами, которые казались неподвижными сторожевыми башнями, охраняющими землю, она удивлялась, как мама могла уехать. Отец все эти годы пытался объяснить ей, что ее мать жаждала чего-то большего. И возможно, если Мейсон была бы честна с собой до конца, то признала бы, что чувствовала то же самое, когда уехала в Америку учиться на жокея десять лет назад. Однако, чтобы увидеть радугу, нужно сначала попасть под дождь. Она хорошо усвоила этот урок. Мейсон не жалела, что уехала, но больше этого не повторит.
Она поднесла к губам дымящуюся кружку и вдохнула аромат жареных кофейных зерен, влажной земли и дерева поблизости. Если она и различала запах пота, сена, навоза, горя и еще чего-то мужского, то отказывалась признавать это. Просто память снова сыграла с ней злую шутку.
Мейсон уставилась в ночное небо, медленно опускавшееся на изумрудное лоскутное одеяло долины. Вскоре оно достигнет ее и фермы, которую она так старалась спасти. Призовых денег от Кубка Хэнли должно было бы хватить. Она подавила тихий голосок в сердце, который хотел узнать, почему это не так. Мейсон никогда не поддавалась чувству жалости к себе, иначе не выжила бы.
Она бы поговорила с сыном Мика, если бы уже не знала, что он намерен продать землю, которая принадлежала его семье на протяжении почти семи поколений, тому, кто больше заплатит. Деньги. Почему все всегда сводится к деньгам?
То, что они с отцом делали на своей ферме, как помогали трудным подросткам, которым просто нужно было что-то позитивное в жизни, например, общаться с лошадьми, учиться ездить верхом, заботиться о других живых существах и получать взамен заботу… не имеет цены. Разве можно улыбки на лицах ребят измерить деньгами?
Но где взять средства на продолжение работы? Если отдать долг сыну Мика, то денег почти не останется. Кофе отозвался горечью во рту, когда Мейсон подумала о том, чтобы принять участие в еще одной гонке. Последние три измотали ее физически и умственно. Мейсон с неохотой призналась себе, что десять лет изменили тело и тренировки были чересчур интенсивными. Первое, что сделал ее отец, когда она вернулась на ферму после серии скачек, – начал ее откармливать. Он готовил еду как на полк солдат. Она похудела не так сильно, но все жировые отложения ушли в формирование мышечной массы, необходимой для обуздания мощи двух невероятных скакунов, на которых она выступала на Кубке Хэнли. Она тренировалась восемнадцать месяцев по шесть дней в неделю, утром и днем с одним приемом пищи.
Она могла бы навсегда распрощаться со скачками после произошедшего десять лет назад. Но ее тело ничего не забыло. Она занималась выездкой каждый день. Отец считал ее прирожденной наездницей. И Мейсон с детства лелеяла мечту однажды стать лучшим жокеем Австралии, не женщиной-жокеем, а именно жокеем.
И во время заездов на Веранчетти и Адвокате Дьявола она чувствовала, что ее детская мечта может осуществиться. Это было весьма соблазнительно.
Но снова участвовать в скачках, выступая за другой синдикат, на других лошадях? Нет. Она понимала, что это не выход. И в «Круг победителей» она не собиралась возвращаться.
Бесчисленные журналисты самых разных изданий атаковали ее заманчивыми предложениями об интервью и фотосессиях, предлагая нешуточные гонорары. Но Мейсон не могла принять эти предложения. Ей пришлось бы говорить о тех, кто разрушил ее карьеру десять лет назад. А она себя слишком уважала и не желала продаваться тем, кто предложит самую высокую цену.
Солнце уже скрылось за горами, и на ночном небе замерцали первые звезды. Ее жеребец, привязанный к дереву, навострил уши и тихонько заржал.
Мейсон нахмурилась, когда до ее слуха донесся хруст веток и шелест листьев под ногами. Отец не имел привычки нарушать ее одиночество. А фермеры вечером уехали в город выпить пива в пабе. Это не мог быть кто-то с фермы Мика, поскольку граница между их землями слишком далеко от ее лагеря. Оставались только браконьеры. Она выплеснула кофе на зашипевшие тлеющие угли костра и потянулась за дробовиком.
Дэнил чертыхнулся, оказавшись в кромешной тьме. Мерцающий огонек костра, который служил ему ориентиром, неожиданно погас. Он почувствовал запах прогорклого кофе и влажной золы. Возможно, ему следовало прислушаться к совету Джо Макоулти. Он оставил свою лошадь привязанной немного позади, потому что не хотел пугать Мейсон. Дэнил почувствовал, как под ногами хрустнули и затрещали ветки, и этот звук эхом отдался в ночной тишине. Не обращая внимания на нехорошее предчувствие, которое терзало его изнутри, словно говоря, что ему не следовало оставлять своих людей на ферме, он продолжал идти. Он не мог вести этот разговор в присутствии посторонних. Его людям это не понравилось, но они сделали так, как он приказал.
Он вышел из леса и на мгновение замер, пораженный открывшейся изумительной картиной. Дэнил испытывал почти такой же благоговейный восторг, когда находился в пустыне Терхарна. Вот почему, сказал он себе позже, потребовалось некоторое время, чтобы понять, что лагерь, который он проглядел, был пуст. Луна скрылась за облаком, отбрасывая тень на все еще дымящийся костер и маленькую палатку.
Он снова выругался, измученный и расстроенный. Куда же она, черт возьми, подевалась? Не скрываясь больше, он вышел на поляну. Раздражение росло с каждой секундой. День был очень длинный: сначала болезненная встреча с премьер-министром Терхарна, затем длительный перелет, колючий разговор с Джо Макоулти. Дэнилу было более чем достаточно.
Звук передернутого ружейного затвора остановил его мысли. Он почувствовал внезапный выброс адреналина. Умом он понимал, что это Мейсон, и знал, что она не выстрелит в него. Но все же…
– Тебе не следовало приходить сюда, – услышал он знакомый голос позади себя.
Глава 2
Декабрь, десять лет назад
– Мне не следовало сюда приходить, – сказала Мейсон, одергивая короткий подол платья, которое Франческа каким-то образом уговорила ее надеть.
– Сегодня канун Нового года, Мейс! Пора тебе распустить волосы и нарядиться, вместо того чтобы сидеть на диете, ходить на бесконечные тренировки, не пить и не веселиться, – затараторила ее подруга с американским акцентом, к которому Мейсон только начинала привыкать.
– Я выгляжу нелепо.
– Ты что, с ума сошла? Ты выглядишь потрясающе! – ответила Франческа, растягивая последнее слово.
– Как ты собираешься передвигаться в этих орудиях пыток? – Мейсон указала на высоченные шпильки подруги.
– Побойся бога, это же лубутены, – благоговейно произнесла Франческа, разделив фамилию французского дизайнера почти на три отдельных слова.
– В таком случае ему следовало быть при туфлях, – пробормотала Мейсон.
– Что?
– Так, ничего.
– Послушай, девочка, я знаю, что ты сошла с корабля всего четыре месяца назад…
– Это был самолет.
– И Америка – это не Австралия, и Нью-Йорк не захолустный городишко в той части Нового Южного Уэльса, откуда ты родом, но пора тебе адаптироваться к здешним условиям.
Мейсон поморщилась от замечания подруги. Однако, бегло окинув взглядом шикарный зал приемов, поняла, что это действительно не ее мир. Останься она в нем надолго, может потерять себя.
Мимо прошмыгнул официант в бабочке и с подносом, на котором стояли бокалы с шампанским. Франческа схватила два бокала, сунула один ей в руки так быстро, что она чуть не выронила его. Мейсон потрясенно наблюдала, как Франческа взяла третий бокал, прежде чем позволить официанту отойти.
Франческа одним глотком выпила содержимое первого бокала и поставила его на столик, одарив Мейсон лучезарной улыбкой. Затем она пригубила и второй бокал. Ее взгляд остановился на ком-то за плечом Мейсон, и она шепотом извинилась за поспешный отъезд. Мейсон обернулась и увидела Гарри, их тренера, который направлялся к ним… или, по крайней мере, к Мейсон.
– Ты в порядке?
– Я… акклиматизируюсь, – ответила она и улыбнулась старому другу отца, прежде чем сделать глоток шампанского. Шампанское было дорогим, но не очень приятным на вкус Мейсон.
– У тебя получается лучше, чем у Джо.
– Да. – Она печально улыбнулась, подумав о том, как отец чувствовал бы себя среди этих людей. – Папа вряд ли бы к этому приспособился.
Гарри усмехнулся. Это был крупный мужчина, который всегда улыбался, от души смеялся и тренировал своих жокеев до седьмого пота.
– Для тебя это отличная возможность познакомиться с некоторыми из синдикатов скачек, которые могут пригласить тебя выступать за них в будущем.
Мейсон непонимающе уставилась на Гарри.
– Я думала, вас устраивает работа на О’Коннора.
– Так и есть, и я с нетерпением жду первых скачек сезона. Но это не означает, что я или ты будем работать на него всю жизнь. Никогда не знаешь, с кем из присутствующих будешь работать через год.
Мейсон повернулась и посмотрела на гостей другими глазами. Оказывается, здесь не только ведут светские беседы, флиртуют, угощаются шампанским, но заводят полезные знакомства, инвестируя в будущее. Ее взгляд невольно выхватил высокую фигуру мужчины, который стоял у барной стойки в расслабленной позе и лениво разглядывал публику. Но от него веяло такой силой и мужественностью, что она удивилась, как этого никто не замечает. Она почувствовала его харизму, находясь в противоположном конце зала.
Темные густые волосы, гладкая загорелая кожа, пронзительные эбеновые глаза, прямой нос, высокие скулы, волевой подбородок с однодневной щетиной – классический образец совершенной мужской красоты. У нее покалывало кончики пальцев, так ей хотелось дотронуться до его щеки.
Мейсон проклинала себя за крамольные мысли, но не могла отвести взгляд. Он, казалось, слушал группу мужчин, но что-то подсказывало ей, что на самом деле он не обращал на них внимания. Его глаза смотрели не на говорившего, а куда-то поверх его плеча. Затем он медленно повернул голову и пристально посмотрел прямо на нее, удерживая ее взгляд.
Щеки Мейсон загорелись как маков цвет. От смущения она немедленно опустила глаза. Ее будто пронзило электрическим током, так остро отозвался в ней его взгляд. Ей показалось, что она ахнула вслух.
Она повернулась к Гарри, чтобы отвлечься, но его уже не было рядом. Мейсон окончательно сконфузилась. Должно быть, она выглядит в его глазах полной деревенщиной, как ранее справедливо заметила Франческа.
И тут она услышала звонкий женский смех, раздавшийся где-то рядом с так поразившим ее красавцем. А затем увидела присоединившуюся к мужчинам Франческу. Незнакомец уже переключил внимание на ее подругу, чего и следовало ожидать.
– Привет, – раздался рядом знакомый голос. К ней подошел Скотт, жокей-стажер, явно навеселе. – Терпеть не могу подобные мероприятия, – пожаловался он Мейсон.
Девушка тяжело вздохнула, испытывая благодарность за то, что коллега отвлек ее от всего, что только что произошло. Нет, она не была настолько наивна, чтобы не знать про романтические отношения или любовь с первого взгляда. Просто она впервые почувствовала нечто похожее на то, о чем читала в любовных романах, единственном наследстве, доставшемся ей от матери.
– Я тоже, – согласилась с ним Мейсон, поставив недопитый бокал шампанского на столик.
– Предлагаю свалить, – заплетающимся языком обронил Скотт.
– Но автобус приедет за нами только часа через два или три.
– Тогда выйдем на свежий воздух. Здесь есть большой балкон по периметру внутреннего дворика.
Сопротивляясь желанию бросить последний взгляд на красавца-мужчину, чтобы снова ощутить искру вожделения, она взяла предложенную Скоттом руку и позволила увести себя из комнаты.
Смех американки действовал Дэнилу на нервы. Он чувствовал, что теряет терпение. Прием оказался сплошным провалом. Он уже начал подумывать, что, возможно, ему следовало вернуться в Терхарн, к родителям… Как вдруг заметил миниатюрную брюнетку в углу. Он почувствовал на себе ее пристальный взгляд. Ощущение было таким, словно язык пламени лизнул его по щеке. За те три с половиной года, что он учился в университете Нью-Йорка, чтобы получить степень магистра в области бизнеса и международных отношений, он не испытывал ничего подобного. Однако понимал, что это значит. Сейчас должна загореться неоновая вывеска с надписью прописными буквами – «ДЕРЖИСЬ ПОДАЛЬШЕ».
Но он проигнорировал предупреждение, просто он не мог разрушить возникшую связь. Дэнил рассматривал изящную темноволосую девушку небольшого, по сравнению с его без малого двумя метрами, роста. Несмотря на миниатюрные размеры, от нее веяло настоящей силой. От лица с правильными чертами и легким загаром исходило сияние, от которого у Дэнила потеплело на душе. А при виде ее рассыпанных по плечам шелковистых локонов цвета верескового меда у него зачесались руки пропустить их сквозь пальцы. Какая же она сладкая. Он отчетливо ощутил во рту вкус карамели.
Дэнил на мгновение отвлекся, а девушка исчезла. Он подумал, что, может, это и к лучшему. Дэнил взглянул на часы. Возможно, ему следует отправиться в посольство. Наверняка там празднуют конец года веселее. Здесь скучно и холодно, словно в морге. Поначалу мысль о приеме, на котором соберутся лучшие американские синдикаты по скачкам и бегам, казалась фантастической. Антонио пару месяцев назад предложил друзьям создать совместный бизнес – собственный всемирно известный синдикат скачек. Они даже название придумали – «Круг победителей». Антонио и Димитрий должны были присутствовать здесь сегодня. Два студента, с которыми он познакомился почти четыре года назад в самом начале учебы, вскоре стали ему почти родными братьями, которых у него никогда не было. Все трое приехали на учебу в университет из разных стран. Их объединяло стремление преуспеть не только в учебе, но и в удовольствиях. И узы дружбы, порожденные сходными интересами, стали чем-то большим, а именно жизненной потребностью. Никогда прежде у Дэнила не было такой близкой дружбы. Дворец был одиноким местом для единственного ребенка королевской крови, которым был Дэнил.
Он возлагал на этот вечер большие надежды. Это был для него последний канун Нового года в Нью-Йорке. Дэнилу предстояло вернуться в Терхарн и приступить к выполнению королевских обязанностей. Вот почему он хотел по-настоящему повеселиться и глотнуть напоследок свободы, как простой смертный. Но Антонио уехал домой в Италию по настоянию родителей и сестры, а Димитрий отправился в Грецию выручать сводного брата из очередного скандального происшествия.
Так он и оказался на этом приеме в гордом одиночестве. Вернее, внимание к его персоне было обеспечено. Но он хотел бы обсуждать бизнес и скачки, а не королевство Терхарн и свою будущую роль правителя. А тут еще эта нахальная американка. Она снова громко захохотала. Это стало последней каплей, переполнившей чашу его терпения.
Забыв о манерах и дипломатической учтивости, Дэнил отошел от окружавших его гостей, не дав одному из них закончить фразу. Ничего страшного, королевской персоне все прощается.
Направившись к выходу, он заметил хозяев приема и понял, что неминуемо с ними столкнется. Дэнил резко развернулся и пошел к стеклянной двери, ведущей на балкон, в надежде отыскать другой выход.