С 1915 г. Брежнев учился в местной гимназии, что было преимущественно правом сыновей управленцев, инженеров и служащих, и это послужило почвой для слухов о его непролетарском происхождении. В «воспоминаниях» Брежнева ситуация объясняется следующим образом: из детей рабочих принимали только каждого 15-го, так что удача улыбнулась еще шестерым сыновьям рабочих, его ровесникам: «Нас именовали “казенными стипендиатами”. Это не значит, что мы получали стипендию, а значит лишь то, что при условии отличных успехов нас освобождали от платы за обучение. Плата же была непомерно велика – 64 рубля золотом. Столько не зарабатывал даже самый квалифицированный рабочий, и, конечно, отец таких денег при всем желании платить бы не мог»51.
Представляется более достоверным, что отец Брежнева входил в рабочую интеллигенцию52. Эти рабочие не стремились к разрушению существовавшего строя, а хотели социального продвижения в рамках этого общества, чтобы самим зажить буржуазной жизнью. Путь к этой цели назывался не «революция», а «образование». Так становится понятным, что родители Брежнева, вероятно, прилагали все усилия, чтобы дать возможность старшему сыну учиться.
Фото 2: Семейная фотография Брежневых: мать стоит слева, отец сидит в середине с детьми Яковом и Верой, справа стоит Леонид в форме гимназиста, 1915
В пользу принадлежности к рабочей интеллигенции говорят и два других факта. Во-первых, как отец, так и мать Леонида умели читать, что для простых рабочих было в высшей степени необычно53. Во-вторых, существует снимок семьи Брежнева, сделанный в 1915 г., на котором Леонид запечатлен гимназистом в школьной форме, его сестра Вера одета в белое платье, младший брат Яков – в белой рубашке. Мальчик и девушка опираются на плечи сидящего отца, одетого в костюм с жилеткой и наглухо застегнутую белую рубашку. Сзади стоит мать, на ней белая блузка и темная юбка. Как одежда, выбранная для фотографии, так и возможность позволить себе такую торжественную съемку указывают на то, что Брежневы создавали свой мир, ориентируясь на буржуазные ценности. Простые рабочие не могли даже мечтать ни о праздничной одежде, ни о посещении фотоателье.
Детство в Каменском, 1906–1917 гг
Отец Брежнева Илья Яковлевич Брежнев (1874–1936) и родители его матери Натальи Денисовны Мазоловой (1886–1975) приехали на рубеже веков из России на Украину в поисках работы. Каменское было маленьким спокойным поселком на Днепре, пока в 1878 г. инженеры из Варшавы не основали здесь крупное металлургическое предприятие, которое вошло в 1886 г. в Южно-Русское Днепровское металлургическое общество, во главе с бельгийцами, поляками, немцами и французами. В 1887 г. появились первые две доменные печи, вступившие в строй в 1889 г.54 Поселение быстро росло вокруг предприятия, развивавшегося и производившего в первую очередь железнодорожные рельсы. В 1897 г. в Каменском насчитывалось около 26 тыс. жителей, в 1917 г. – уже 100 тыс.55 Это было время торжества индустриализации в России, когда приток инвестиций из-за границы был не исключением, а правилом. Около 1892 г. на заводе были заняты примерно 3 тыс. рабочих, большей частью переселенцев из северо-западных губерний империи. Их русская речь смешивалась с украинской речью крестьян из окрестных сел, с польским и французским языками, на которых говорили инженеры и заводская администрация56. Помимо двух православных, католической и протестантской церквей, были выстроены заводская больница, зрительный зал для простонародья, в котором устраивались концерты и выставки, библиотека, клуб инженеров, яхт-клуб, куда допускались и рабочие, заводская школа с двумя классами для детей рабочих. По вечерам в парке играл духовой оркестр57. Вопреки большевистским россказням о фабриках как царстве эксплуатации, руководство Южно-Русского Днепровского металлургического общества в известной степени заботилось о благополучии своих рабочих, пусть даже только для того, чтобы избежать забастовок58. Вместе с тем при существовавшей четкой социальной иерархии встречалась и нищета. Сотрудники заводской администрации, инженеры, служащие высокого уровня, лавочники, священники и лица с высшим образованием размещались в «Верхней колонии», квартале из вилл и господских домов над фабрикой, куда не доходил дым из труб. В Нижней колонии селились служащие заводской администрации, а также мастера в небольших каменных и деревянных домах с собственным садом, с электричеством и водоснабжением59. Для рабочих строились бараки, в которых 16–20 человек ютились без канализации. Зимой было так влажно, что вода стекала со стен и рабочие называли свое пристанище пересыльной тюрьмой. Но были и рабочие, которым за неимением лучшего приходилось довольствоваться мазанками и землянками60. На заводе было тесно и грязно, о чем недовольно заявлял в 1892 г. фабричный инспектор. Производственные травмы были обычным делом: примерно 20 % рабочих были покалеченными. Рабочий день составлял 12 часов; столовой не было, так что близкие приносили мужчинам еду прямо на завод61.
Там же отец Брежнева познакомился со своей женой: в 1894 г. он перебрался из Курской губернии в Каменское и с 1900 г. работал подручным на прокатном стане, куда молодая Наталья Денисовна приносила обед своему отцу Денису Мазалову, переселившемуся из Белгорода62. Через год молодые люди вступили в брак. Их первая дочь, Феоктиста, родившаяся в 1905 г., умерла сразу же после рождения63; в 1906 г. родился Леонид, в 1910 и 1912 гг. появились на свет Вера и Яков64.
Умозрительные построения о социальном происхождении Брежнева можно ограничить, если присмотреться к профессиональному становлению его отца: верно, что Илья Брежнев начал свою трудовую деятельность неквалифицированным рабочим, подручным, но в 1917 г., когда предприятие ввело восьмичасовой рабочий день и трехсменную систему, достиг положения сменного мастера и считался теперь квалифицированным рабочим65. Умер он от рака относительно молодым, в 62 года, в 1936 г.66 О жилье в «воспоминаниях» Брежнева действительно говорится, что он родился в Нижней колонии в доме № 5 по Аксеновскому переулку67. Правда, молодая пара жила здесь вместе с родителями Натальи, снимая комнату у доменного мастера68. Следовательно, к этому времени они сами вовсе не относились к числу привилегированных в жилищной иерархии, а нашли только временный кров. В 1910 г. семья Брежневых сняла собственную квартиру в Тупом переулке, позже переименованном в улицу Пивоварова, где она жила до 1921 г. Позже Брежневы въехали в новый заводской дом на улице Пелина, 40, где до 1966 г. жила Наталья Денисовна, пока она не последовала за сыном в Москву69. Но и эта двухкомнатная квартира на первом этаже двухэтажного дома, где сегодня висит мемориальная доска, была очень скромна, тем более что одна из двух комнат отошла к семье дяди70. Таким образом, истину, как нередко бывает, можно найти посередине: Брежнев не происходил из простой рабочей семьи, что вновь и вновь пытаются внушить его «воспоминания», но он не был и «мелким буржуа», о чем охотно говорят историки в полемическом задоре. Его дед и бабка приехали в Каменское вместе с родителями, чтобы заработать и, трудясь, выбиться в люди. Очевидно, это им удалось: они не прозябали в бараках, умели читать и писать, носили воскресную71 одежду и ходили в фотоателье, они послали своего старшего сына в гимназию, и мать мечтала увидеть его инженером72. В «воспоминаниях» Брежнева, с одной стороны, внушается, что условия жизни в Нижней колонии по сравнению с Верхней были ужасающими: «Это была как бы другая порода людей – сытая, холеная, высокомерная»73, в другом месте читатель узнает, что Брежневу, кажется, досталось поистине беззаботное детство: «Детство есть детство. Тут, у Днепра, все для нас было радостью: сбегали вниз по обрыву, купались, переплывали на остров»74. Джон Дорнберг предполагал, что футбол был, вероятно, одним из главных удовольствий для Леонида, представляя собой вид спорта, подходящий для рабочих. Машина, имевшаяся в городе и принадлежавшая нотариусу, тоже, вероятно, производила впечатление на Леонида, который стал настоящим любителем автомобилей75. В то время как отец семейства проводил день-деньской на заводе, мать заботилась о быте и хозяйстве. Как представляется, Илья Брежнев не был вовлечен в подпольную деятельность большевиков и революционные события 1905 г. в Каменском. Хотя «воспоминания» Брежнева и внушают, что Каменское было оплотом большевиков, но даже в них есть признание, что отец будущего генсека никак не был связан с революционерами: «Например, мой отец не входил ни в партию большевиков, ни в какую-либо другую, но с первых дней революции активно поддерживал большевиков»76. Родители Брежнева не только не были близки революционерам, но являлись, по-видимому, верующими людьми, крестили своих детей, что было тогда обычным делом, и повесили в квартире несколько икон77.
Мы не знаем точно, как Леонида готовили к гимназии: посещал ли он заводскую школу, преподавал ли ему домашний учитель (чего Брежневы, вероятно, не могли себе позволить), или же его наставляла мать. Его племянница пишет, что Леонид с 1913 г. ходил в приходскую школу78. Чтобы быть принятыми в гимназию, мальчики должны были уметь читать, писать и считать, написать диктант и прочитать наизусть стихотворение. Требования к поступавшим в гимназию были высоки: преподавались латынь, немецкий и французский языки, русская литература и грамматика, история древнего мира, нового времени и России, биология, химия, физика, математика, география и искусство79. В биографический миф генерального секретаря, как вообще каждого коммуниста, включается представление об очень хорошем, любознательном, неутомимом школьнике. В «воспоминаниях» Брежнева говорится лаконично: «Учился я… хорошо»80. Настоящий панегирик написал его бывший учитель Иосиф Захарович Штокало, который в 1980 г. не только хвалил Брежнева как лучшего школьника, но и утверждал, что Брежнев помогал ему при разработке учебного плана и списков литературы. В то время снова была введена оценка «с отличием», и школьник якобы предсказал учителю, что тот будет ученым81. Более достоверным представляется свидетельство эмигранта Кругляка, который сообщает, что Леня не был хорошим школьником, что учеба давалась ему с трудом; казалось, что только математика была ему по сердцу, а вот с иностранными языками он не особенно ладил. К тому же Леня был спокойным мальчиком, сохранявшим свои мысли в тайне82. В обычном подтрунивании над еврейскими однокашниками он не участвовал, но и не приходил им на помощь83. Однако Абрам Григорьевич Черняк сообщал об отце Брежнева, что тот в годы Гражданской войны неоднократно предоставлял убежище ему и трем его братьям, спасая их, евреев, от погромов84. Кажется, это было одно из самых политически активных действий Ильи Брежнева; вероятно, он участвовал и в забастовках за повышение зарплаты на заводе в июле 1915 г., а также в январе и марте 1916 г.85 Похоже, что оба раза он действовал скорее из чувства справедливости или христианской любви к ближнему, нежели ради того, чтобы совершить нечто революционное.
Таким образом, можно сказать, что Леонид Брежнев рос в скромной рабочей семье. На его детский характер наложили отпечаток нежная забота матери и представление о том, что благодаря образованию можно достичь высокого социального положения. По-видимому, родители воспитывали его как верующего и положительного человека, как верноподданного, который должен вести в будущем буржуазный образ жизни. Со временем Брежнев стал бы, вероятно, средним аполитичным инженером, который, может быть, сумел бы обзавестись маленькой виллой в Верхней колонии. Но в 1917 г. проникнутая самоуспокоенностью благополучная жизнь, целью которой были получение образования и достижение буржуазных идеалов, прервалась самым решительным образом.
Наш век расстроен: революция и Гражданская война, 1917–1920 гг
Рассказ об убежденном большевике требует, чтобы Октябрьская революция 1917 г. изображалась не только как историческая веха, но и как решающий поворот в его собственной судьбе. Прочь из нищеты, эксплуатации и насилия – к борьбе, освобождению и светлому будущему! Бросается в глаза, что эти решающие моменты отсутствуют в «воспоминаниях» Брежнева, и его литературное Я лишь в очень общей форме высказывается о победе большевиков: «И вот что хотелось бы еще раз подчеркнуть: город наш был рабочий, население в большинстве своем было рабочим, и потому пролетарскую революцию у нас всегда считали своей, партию большевиков – своей, власть Советов – своей!»86 Эти слова звучат так, будто они должны рассеять сомнение. Главное же, они снимают необходимость делать выводы или рассматривать вопрос о том, что пролетарии, конечно, приветствовали большевиков. А вот о том, что делал в 1917 г. сам Леонид Брежнев, в его воспоминаниях не говорится. Это можно, с одной стороны, объяснить тем, что в октябре 1917 г. Брежневу не исполнилось даже одиннадцати лет и он был слишком молод для какой бы то ни было революционной деятельности. Однако есть немало сообщений о детях, убегавших в этом возрасте из дома, чтобы присоединиться к красным и бороться вместе с ними на фронтах Гражданской войны. Брежнев этого не сделал и, по-видимому, не собирался примыкать к партии революционеров – иначе его биографы обязательно сообщили бы нам об этом. И действительно, все свидетельствует о том, что Брежнев не только не был восторженным сторонником большевиков, но их победа разрушила его маленький, по-своему идеальный мир и поставила мальчика лицом к лицу с бедностью, насилием, голодом и болезнями. События делали вероятней всего гибель, а не его превращение в большевика-триумфатора, борющегося за новый строй. Время с 1917 г. до начала учебы в сельскохозяйственном техникуме в Курске в 1923 г. представляется травматической фазой. Точкой падения был 1921 г., когда вся семья Брежневых, по-видимому, поняла, что в Каменском ей не выжить и поэтому покинула город, чтобы вернуться на родину отца, Ильи Брежнева. По крайней мере, в воспоминаниях Брежнева есть намек на то, что годы Гражданской войны (1918–1920) и последовавшего за тем голода были тяжелым временем. Но бедствия можно было признать лишь в той мере, в какой ответственность за них ложилась на внешних и внутренних врагов: «Днепровцам пришлось тогда нелегко: власть Центральной Рады сменили немецкие войска, за ними появился Петлюра, в январе 1919 года его выбила из Каменского конница Красной Армии, но спустя полгода пришли белые, а там махновцы, григорьевцы. Всякая шушера вылезала на поверхность…»87 Действительно, Красная гвардия большевиков несла с собой не меньше ужаса и насилия, чем оппозиционные «белые» войска и крестьянские атаманы со своими бандами. Для жителей Каменского едва ли имело значение, кто именно владел городом, грабил, насиловал, убивал евреев и проводил «карательные акции»: между январем 1918 и декабрем 1920 г. власть в городе менялась более 20 раз88. Вопреки рассказанному в воспоминаниях Брежнева, время германской оккупации, с апреля по ноябрь 1918 г., было, возможно, самым спокойным. Уже в июне 1917 г. Украина, находившаяся под властью Центральной Рады, провозгласила независимость. Но этому правительству пришлось в конце 1917 г. отступить под натиском продвигавшихся войск большевиков, использовавших свою победу, чтобы первый раз ограбить Каменское и расправиться с политическими противниками89. После заключения Брестского мира 3 марта 1918 г. большевикам пришлось уйти с Украины; германские и австро-венгерские войска оставались здесь до капитуляции Тройственного союза в ноябре 1918 г. В то время как Дорнберг говорит о массовых казнях революционеров оккупантами, рабочий из Каменского M. A. Морозов пишет, что подобных случаев не было90. Но и этот первый год после революции оказался трудным. Морозов называет его «годом ужаса и нужды»: половодье на Днепре затопило улицы, цены на продовольствие выросли от нескольких копеек до нескольких рублей, в апреле остановили последнюю доменную печь и всех рабочих завода отправили домой. Не было электричества, не работал водопровод91. Но весь ужас, свойственный Гражданской войне, раскрылся в Каменском только между маем и декабрем 1919 г. 11 мая в панике бежал Каменский Совет, когда в город ворвался воевавший поначалу на стороне большевиков, а теперь изменивший им и снискавший печальную славу своими жестокостями Никифор Александрович Григорьев с 16 тыс. бойцов. Он сразу же принялся без разбора убивать большевиков и евреев92. Борьба за Каменское, которую Григорьев вел, используя захваченный им бронепоезд, закончилась только 19 мая. К этому времени хлеб распределялся по карточкам так, что на каждого приходилось по полтора фунта на два дня; на рынке он стоил до десяти рублей93. Большевики вернулись в Каменское и объявили первую мобилизацию среди рабочих, которые были посланы на борьбу против Деникина в Екатеринослав, но при первой же возможности бежали или были разгромлены94. 5 июня в Каменское вошли белые кубанские казаки, которые грабили и убивали евреев и расстреляли нескольких представителей советской власти, в том числе председателя Каменского Совета Арсеничева, именем которого позже был назван институт, где учился Брежнев95. Большевики снова отвоевали город, но 6 июля в него вошел белый генерал Антон Иванович Деникин (1872–1947) со своими войсками, а 12 июля его изгнали советские войска под командованием Павла Ефимовича Дыбенко (1889–1938) и части, которыми командовал Нестор Махно (1888–1934). Красные грабили Верхнюю колонию, обыскивали день и ночь дома и казнили нескольких инженеров завода. Также они объявили принудительный призыв рабочих на военную службу; завод, который заработал в чрезвычайном режиме и оборудовал несколько бронепоездов Троцкого96, пришлось окончательно закрыть, демонтировать и переправить за Урал. Газеты возвещали о «красном терроре»; каждый, отказывавшийся участвовать в демонтаже завода и погрузке его оборудования, подлежал расстрелу. Тем самым большевики почти спровоцировали восстание рабочих, которые не хотели ни покидать свой завод, ни бороться; в результате 20 рабочих были казнены как «контрреволюционеры»97. Лишь 20 дней спустя, 26 июля, войска Деникина снова захватили Каменское и в свою очередь арестовали рабочих как «пособников» Советов, подвергнув их пыткам98. На сей раз Деникин смог продержаться в городе до конца декабря, но ему приходилось вновь и вновь отражать нападения, в особенности войск Махно, который тем временем порвал с большевиками, убил Григорьева и включил его отряды в свою армию99. Его ставка находилась в Екатеринославе, откуда он часто вторгался в Каменское, грабил, убивал и исчезал снова100. В октябре 1919 г. завод окончательно встал; рабочим, не получавшим никакой зарплаты, приходилось менять предметы домашнего обихода на продовольствие. Они хотели выжить. Бутылка молока стоила теперь 170 руб., стоимость фунта хлеба возросла до 500 руб.101 18 декабря ввиду превосходства Красной Армии белые войска оставили Каменское и бежали102.