Во всей Ост-Индской компании не было человека подлее, чем мушкетер. Ремесло это оплачивалось скудно, а посему привлекало лишь тех, чьи души черны, тех, кто стремился попытать счастья как можно дальше от родины, ибо на родине их ждала виселица. А в далеких краях их волновало только, как бы развлечься да сохранить свою шкуру, и горе тому, кто осмеливался им помешать.
Держать такое отребье в узде можно было лишь с помощью страха. Дрехт знал, на что лучше закрыть глаза, а какая обида требует искупления кровью. Если Дрехт его не убьет, если не станет защищать честь, которой у этих двоих все равно нет, это сочтут слабостью. И все восемь месяцев ему придется завоевывать послушание команды вновь.
Сжав рукоять кинжала так, что по краю клинка прокатилась капля Эггертовой крови, Арент потребовал:
– Опусти шпагу, Дрехт.
– Сначала отпусти моего солдата.
Они глядели друг на друга, а воющий ветер бросал пригоршни дождя им в лица.
– Твой дружок надул тебя в игре в кости, – внезапно объявил Сэмми, разряжая нарастающее напряжение.
Все тут же вспомнили о его присутствии и поглядели на него. Он обращался к Эггерту, мушкетеру, которого удерживал Арент.
– Что? – возмутился Эггерт, резко двинув челюстью, и Аренту пришлось сместить клинок чуть ниже, чтобы ненароком не продырявить ему щеку.
– Когда ты вытаскивал меня из сети, ты злился на него, – пояснил Сэмми, с усилием поднимаясь на ноги. – Он досадил тебе недавно. Ты все поглядывал на него и хмурился. Я слышал, как у него в кошеле под камзолом звякали монеты. А в твоем – нет, потому что твой был пуст. И ты все гадал, не обдурил ли он тебя. Так вот, обдурил.
– Не может быть, – фыркнул Эггерт. – Кости были мои.
– Он сам предложил играть твоими?
– Ага.
– Ты несколько раз бросал кости, но удача от тебя отвернулась после того, как он сорвал первый куш?
Мушкетер нервно почесал покрытую струпьями лысину. Ошеломленный заявлением Сэмми, он даже не заметил, как Арент его отпустил.
– С чего ты это взял? – с подозрением спросил Эггерт. – Это он тебе наболтал?
– У него был еще один набор костей, – пояснил Сэмми. – Он подменил их, когда сгреб твои кости со своим выигрышем. А в конце игры вернул тебе твои.
Зеваки удивленно перешептывались, обвиняя Сэмми в том, что ему помогают темные силы. Так всегда бывало.
Сэмми не обратил на них внимания и кивнул Таймену, который обессиленно прислонился к переборке.
– Проверьте его кошель, они будут там, – сказал Сэмми. – Бросьте пять раз, и все пять раз выиграете. Они с грузилом.
Видя, что гнев Эггерта возрастает, Дрехт зачехлил шпагу и встал между двумя мушкетерами.
– Таймен – туда, – приказал он, махнув рукой в сторону грот-мачты. – Эггерт, вниз. – Он указал на нижнюю палубу. – И не приближаться сегодня друг к другу, иначе будете держать ответ передо мной. – Во взгляде Дрехта явственно читалось, что последствия ослушания им не понравятся. – Всем остальным разойтись по своим делам!
Зеваки с ворчанием разбрелись кто куда.
Дрехт убедился, что Эггерт с Тайменом ушли подальше друг от друга, и обратил все свое внимание на Сэмми.
– Как ты догадался? – спросил одновременно с благоговением и настороженностью, которую зачастую вызывали способности Сэмми.
– По настроению и весу кошельков, – сказал Сэмми, пока Арент его отряхивал. – Я знал, что один злится на другого, а деньги – самый явный мотив, так что я просто направил его гнев в нужное русло.
Выражение лица Дрехта изменилось, когда он смекнул, что на самом деле означают эти слова.
– То есть наугад?! – недоверчиво воскликнул он.
– Я знаю игру, – сказал Сэмми, обескураживающе разводя руками настолько, насколько позволяли кандалы. – Сам играл в юности. Нужны ловкость рук, много практики и глупец, которого можно обдурить. Все это здесь было.
Дрехт расхохотался, а потом покачал головой, удивляясь откровенности Сэмми.
– Ты жульничал, играя в кости? – спросил он. – Где это знатных вельмож такому обучают?
– Вы ошибаетесь насчет меня, капитан, – смущенно сказал Сэмми. Он мало рассказывал о своем прошлом, но Арент знал, что Сэмми так усердно работал, чтобы никогда больше не испытывать то, что испытал в детстве. – Я не из богатой семьи. Мой отец умер, когда я был маленьким, и мать осталась беднейшей вдовой. Дорожная грязь была мне подушкой, а ветер – одеялом. Я не гнушался никаким заработком, иногда приходилось даже залезать в чужой карман.
– Ты был вором?
– И танцором, и акробатом, и алхимиком. Главным тогда было выжить, да и сейчас тоже. Я и Арента нанял, чтобы убийцы, которых я ищу, не пополнили мной список своих жертв. Арент знает свое дело и не потерпит угроз в мой адрес. – Сэмми изогнул бровь. – Понимаете ведь, в чем загвоздка?
– Да, – задумчиво ответил Дрехт. – Я обещаю, что никто тебя не тронет. А если кто посмеет, будет держать ответ передо мной. Всем на борту это сообщим. – Он протянул руку Аренту. – Слово чести, лейтенант Хейс. Идет?
– Да, – ответил Арент и пожал ему руку.
– Давно пора сопроводить Пипса в камеру.
Они покинули светлую палубу и спустились в мрачное помещение в носу корабля. Широкий ствол грот-мачты вырастал из пола и уходил через потолок наверх. Качающийся фонарь выхватил из темноты лица матросов, сидящих на опилках. Матросы играли в кости и сетовали на жизнь.
– Тут команда коротает время в плохую погоду, – пояснил Дрехт. – По мне, так это самая опасная часть корабля.
– Опасная? – переспросил Арент.
Сэмми поворошил ногой опилки. Под ними оказались пятна крови.
– Когда выйдем в море, передняя половина корабля окажется в полном распоряжении команды, а задняя предназначена для пассажиров и офицеров, – пояснил Дрехт. – На чужую половину можно будет заходить, только если там работаешь, а это означает, что на половине команды будет действовать свой закон. – Он открыл люк, в котором виднелся трап. – Сюда.
Они спустились в маленькую каморку, где на крюках висели огромные рулоны парусов. К полу был приколочен верстак, за которым парусный мастер сшивал обрывки каната иглой с Арентову руку. Он равнодушно покосился на вошедших и продолжил свое занятие.
Сэмми оглядел комнатушку:
– Я ожидал гораздо худшего.
Позади них открылась дверь, и в проем протиснулся некто с широченными плечами и толстым брюхом. Человек был лысым, с рваными ушами. Щербатое лицо напоминало песчаный берег, испещренный следами какой-то мелкой твари. Правый глаз закрывала кожаная повязка, от которой в стороны шла паутина шрамов.
Он с ухмылкой покосился на кандалы Пипса:
– Ты, что ли, узник? – Великан облизал потрескавшиеся губы. – Слыхал, что ты будешь на борту. Ждал, когда мне составят компанию.
Парусный мастер захихикал.
– Он под моей защитой, Вик, – предупредил Дрехт, касаясь шпаги. – У двери поставлю мушкетера. Если с кем-то из них что-нибудь случится, тебя выпорют. Даже если дюжина матросов поклянется, что ты ни при чем.
Вик шагнул вперед, лицо его помрачнело.
– Солдатня, – он скорее выплюнул, чем произнес это слово, – не смеет мне указывать. Ты власти над командой не имеешь.
– Зато могу нашептать что-нибудь генерал-губернатору, а уж он – кому пожелает.
Вик осклабился и поковылял к трапу.
– Пусть ведет себя тихо. Не потерплю, если станет воем будить меня по ночам. – С неожиданным для его комплекции проворством он взобрался по трапу и исчез в люке.
– Что это было? – спросил Сэмми.
– Боцман, – мрачно пояснил Дрехт. – Держит в узде команду.
– Сэмми не будет жить с ним, – предупреждающе произнес Арент.
– Нет, это каюта Вика, – ответил Дрехт, указывая на дверь, откуда тот пришел. – Камера под нами.
Он поднял крышку еще одного люка. Вниз вел такой узкий лаз, что плечи Арента застряли, и он с трудом протиснулся вниз.
Внутри оказался парусный склад, сброшенные сверху обрезки ткани грудой валялись на полу. Эта часть трюма находилась на уровне ватерлинии, и то, что наверху было нежным плеском волн, здесь превращалось в удары стенобитного орудия. Сюда проникал лишь узкий луч мутного света, так что почти все тонуло во тьме. Арент не сразу понял, что Дрехт открывает засов на маленькой дверце позади.
– Вон там камера, – объявил он.
Арент отстранил Сэмми от дверцы и сунул голову в непроглядную темень. Окон здесь не было, изнутри нещадно воняло, основание носовой мачты делило каморку пополам. Высоты едва хватало, чтобы Сэмми мог выпрямиться сидя.
– Что это за конура? – Арент с трудом сдерживал гнев.
Пленные офицеры содержались в условиях, подобающих рангу, то есть в приличном помещении. Он ожидал того же для Сэмми.
– Прости, Хейс, это приказ генерал-губернатора.
Лицо Сэмми вытянулось, на нем впервые отразилась паника. Он попятился от двери, мотая головой:
– Капитан, прошу вас, я не…
– Я действую согласно приказу.
Сэмми посмотрел на Арента безумным взглядом:
– Здесь слишком тесно, я… – Он покосился на лесенку, явно подумывая о побеге.
Дрехт напрягся и сжал эфес шпаги.
– Угомони его, лейтенант Хейс, – предупредил он.
Арент взял друга за плечи и посмотрел ему в глаза.
– Я поговорю с генерал-губернатором, – ободряющим тоном сказал он. – Позабочусь о том, чтобы тебя переселили, но я могу это сделать только для тебя живого.
– Прошу тебя… – взмолился Сэмми, в отчаянии сжимая руки друга. – Не оставляй меня здесь.
– Не оставлю, – пообещал Арент, удивленный тем, что Сэмми так боится тесного пространства. – Сейчас же пойду к генерал-губернатору.
Дрожащий Сэмми кивнул, но потом помотал головой.
– Нет, – просипел он и добавил чуть тверже: – Нет. Сначала ты должен спасти корабль. Поговори с капитаном, потом с констеблем. Узнай, почему нам грозит смерть.
– Это твоя работа, – возразил Арент. – Я спасаю тебя, а ты – всех. Так было всегда. Генерал-губернатор прислушается к разумным доводам, я уверен.
– У нас нет времени, – проговорил Сэмми, когда Дрехт взял его за плечо и подтолкнул к дверце.
– Я не могу делать то, что делаешь ты, – возразил Арент, тоже начиная паниковать.
– Тогда найди того, кто сможет, – ответил Сэмми. – Потому что я больше не могу тебе помогать.
– Вперед! – скомандовал Дрехт.
– Хотя бы кандалы сними, – взмолился Арент. – Они же не дадут ему покоя.
Дрехт задумчиво поглядел на ржавые цепи.
– Генерал-губернатор не отдал конкретных распоряжений насчет кандалов, – признал он. – Пришлю кого-нибудь, как только смогу.
– Теперь все зависит только от тебя, – обратился Сэмми к Аренту, потом встал на четвереньки и пролез в дверцу.
Дрехт закрыл засов, оставив узника в кромешной темноте.
9
Сара мерила шагами каюту, время от времени задерживаясь у окошка. К ее облегчению, Батавия оставалась на месте. «Саардам» не поднял якорь, значит у нее еще есть время, чтобы раскрыть заговор, угрожающий кораблю. Если она найдет неопровержимые доказательства до отплытия, тогда, возможно, удастся убедить ее твердолобого мужа в том, что им грозит опасность.
Плотник все не приходил, и нетерпение Сары возрастало.
– Будете так топать, корабль ко дну пойдет, – пожурила ее Доротея. Она стояла на коленях перед комодом и раскладывала наряды Сары по ящикам.
Горничной прощалась дерзость, поскольку она служила в семье так давно, что Сара уже и не помнила жизни без нее. Доротея работала в доме губернатора еще до того, как он женился, и только ее забота и добродушное ворчание приносили Саре успокоение в первые горькие годы брака.
Косы Доротеи посеребрила седина, но во всем остальном она осталась прежней. Она редко улыбалась, никогда не повышала голос и не распространялась о своем прошлом. Несмотря на это, Сара с ней сблизилась за эти годы, поскольку Доротея была острой на язычок, время от времени изрекала мудрости и ненавидела генерал-губернатора.
В дверь трижды постучали. Доротея с трудом поднялась – ее все время мучила боль в коленях – и недовольно открыла дверь.
– Ты кто? – спросила она в щель.
– Генри, плотник, – ответили ей угрюмо. – Ваша хозяйка желает, чтоб я полки сделал.
– Полки? – переспросила Доротея, оглядываясь на Сару.
– Проси его сюда, – сказала Сара и тут же почувствовала неуместность этой фразы, поскольку здесь ничто не напоминало покои знатной дамы.
Каюта была меньше ее гардеробной в форте. Низкий потолок, встроенная в стену кровать с двумя ящиками внизу. Стол рядом с окошком, шкафчик для напитков и специальная ниша со спрятанной в ней ночной вазой. Для уюта на пол постелили ковер, а еще Саре позволили взять с собой две картины и арфу.
После стольких лет жизни в просторном форте покои в «Саардаме» казались плавучим гробом.
Сара собиралась проводить как можно больше времени на палубе.
Пригнувшись, Генри вошел в каюту. В руке он нес ящик с инструментами, а под мышкой – несколько досок.
Он был ужасно худой, с торчащими ребрами и жилистыми руками. Вокруг носа сгрудились прыщи, как прихожане вокруг пастора.
– Где делать полки? – спросил юноша угрюмо.
– Здесь и здесь. – Сара указала на пространство над и под единственным шкафчиком. – Сколько времени займет работа?
– Немного. – Генри провел рукой по неровной стене. – Боцман хочет, чтобы я успел до отплытия.
– За хорошую работу положена награда, – сказала Сара. – Получишь гульден, если угодишь.
– Да, госпожа. – Генри слегка оживился.
– Да, ваша милость, – сердито поправила его Доротея, аккуратно складывая Сарино летнее платье.
Сара хотела было сесть на кровать, но подумала, что это, пожалуй, неприлично, выдвинула стул из-за стола и уселась на краешек, выпрямив спину.
– Ты слишком юн для корабельного плотника, – сказала она, глядя, как Генри измеряет длину шкафчика.
– Я подмастерье, – ответил тот рассеянно.
– А для подмастерья не слишком юн?
– Нет.
– Нет, ваша милость, – сердито поправила его Доротея.
– Нет, ваша милость, – пробормотал юноша, побледнев.
– А чем занимается подмастерье? – мягко спросила Сара.
– Всем, чем не хочет заниматься плотник. – В словах Генри сквозила долго копившаяся обида.
– Кажется, плотника я видела, – сказала Сара как можно небрежнее. – Он ведь хромой, да? И без языка?
Генри покачал головой.
– Нет, это вы про Боси, – сказал он, угольком отмечая на дощечке нужное расстояние.
– Он старший плотник?
– Как бы он лазил по мачтам с изувеченной ногой? – фыркнул подмастерье, будто всем известно, чем занимается старший плотник.
– Да, пожалуй, никак, – согласилась Сара. – Боси служил на этом корабле или я его с кем-то путаю?
Генри переступил с ноги на ногу и бросил на Сару нервный взгляд.
– Что не так, юноша? – Она пристально посмотрела на него.
– Боцман велел не болтать о нем, – пробормотал подмастерье.
– А кто это, боцман?
– Главный в команде, – пояснил подмастерье. – Не любит, когда мы треплемся о корабельных делах с посторонними.
– А как зовут боцмана?
– Йоханнес Вик, – произнес Генри неохотно, будто боцман мог явиться на звук своего имени, и вышел в коридор распилить доску. По полу застучали обрезки.
– Доротея, – сказала Сара, не отрывая взгляда от плотника. – Принеси два гульдена из моего кошелька.
Услышав про деньги, Генри поднял взгляд, продолжая пилить. Вряд ли он зарабатывал больше за неделю.
– Два гульдена к обещанному, если скажешь, почему Вик не хочет, чтобы я знала о Боси, – пообещала Сара.
Генри поерзал, его сила воли дала слабину.
– Твои друзья не узнают, – пообещала Сара. – Я – жена генерал-губернатора. И скорее всего, не заговорю ни с одним матросом до конца путешествия. – Она дала ему минуту на обдумывание, потом протянула монеты. – Ну так что, Боси служил на этом корабле?
Генри взял монеты и кивнул на каюту, показывая, что не будет говорить в коридоре, где их могут услышать. Сара впустила его и закрыла дверь так плотно, как только позволяли приличия.
– Да, на «Саардаме», – подтвердил Генри. – Ногу ему покалечило, когда пираты напали, но капитану он нравился, вот он и оставил его на борту. Сказал, что никто больше не знает корабль так, как он.
– И что здесь такого? – удивилась Сара. – Почему Вик не хочет, чтобы об этом знали?
– Боси никогда не затыкался, – пояснил плотник, нервно поглядывая на приоткрытую дверь. – Вечно хвалился чем-нибудь. В кости выиграет – всем уши прожужжит. У шлюхи побывает… – Генри побледнел под гневным взглядом Доротеи, – ну, тоже всем расскажет. В последний раз похвалялся, что заключил в Батавии какую-то сделку и теперь разбогатеет.