Арент не имел представления, что означают эти меры, но ему уже чудилось нечто кровавое.
– Дядя, я никогда не видел, чтобы он занимался какими-нибудь тайными делишками, – с напором сказал Арент. – Никогда. Он даже не знает, в чем его обвиняют.
– Знает, – фыркнул генерал-губернатор.
– Вы уверены? Он лучше, чем вы думаете.
Генерал-губернатор подошел к окну и встал спиной к племяннику. Всего час в море, а флотилия уже рассредоточилась, белые паруса убегали все дальше от темных муссонных туч.
– Я похож на глупца? – резко спросил генерал-губернатор.
– Нет.
– Может, тогда на сумасброда? Или спесивца?
– Нет.
– В Компании, которой мы все служим, Пипса считают героем. Он – любимчик Совета семнадцати. Я бы не заковал его в кандалы, не обращался бы с ним столь неуважительно, если бы у меня был выбор. Поверь мне, наказание соответствует преступлению.
– И какое преступление он совершил? – сердито спросил Арент. – К чему такая таинственность? Почему бы не сказать прямо?
– Потому что, когда ты предстанешь перед Советом семнадцати, твоей лучшей защитой станет неведение, – сказал генерал-губернатор. – В твою невиновность поверят. Да и как можно не поверить? В Совете знают, насколько вы с Пипсом близки. Знают, что он тебе доверяет. Просто так они не поверят в то, что тебе ничего не известно. А искреннее возмущение и непонимание склонят их на твою сторону.
Арент взял бутыль с вином, снова наполнил кружки и тоже подошел к окну.
– До суда восемь месяцев, дядя. Но, защищаясь от клинка, можно не заметить пику. Сэмми считает, что корабль в опасности.
– Ну разумеется. И надеется выторговать себе свободу.
– Прокаженный заговорил без языка и взобрался на ящики с искалеченной ногой. Одно это достойно внимания Пипса. А кроме того, на парусе появился знак.
– Какой знак?
– Око с хвостом. Такое же, как шрам у меня на запястье. Который появился после исчезновения отца.
Неожиданно дядя весь обратился во внимание. Он подошел к столу, взял перо из чернильницы, нарисовал знак на листке бумаги.
– Такой? – требовательно спросил он, протягивая Аренту листок, с которого капали чернила. – Уверен?
Сердце Арента громко заколотилось.
– Уверен. Как он мог там оказаться?
– Что ты помнишь о времени после исчезновения отца? Помнишь, почему за тобой приехал дедушка?
Арент кивнул. После того как он вернулся с охоты один, его начали сторониться. Сестры обращались с ним презрительно, и даже мать держалась на расстоянии, поручая заботу о нем прислуге. Его отца все ненавидели, но никто не радовался тому, что он пропал. Как и тому, что Арент вернулся. Вслух такого не говорили, но было ясно, в чем его обвиняют. Все считали, что он выстрелил отцу в спину из лука, а потом притворился, что потерял память.
Вскоре все поверили в эти слухи. Они распространились среди паствы отца и настроили всех против Арента.
Взрослые злословили за его спиной, а дети шептали гнусности всякий раз, когда он куда-то шел. Затем односельчанин раскричался после мессы: мол, за мальчишкой повсюду следует дьявол.
Дрожа от страха, Арент жался к матери, но она лишь смотрела на него с тем же отвращением, что и все.
Как-то глухой ночью он улизнул из дома и вырезал знак в форме шрама на двери того односельчанина. Он уже не помнил, зачем это сделал и почему поддался темному порыву. Никто и не понял бы, что это за знак, просто Арент увидел в нем что-то зловещее. Его он пугал, значит напугает и других.
На следующее утро прокляли уже того односельчанина без суда и следствия, мол, дьявол приходит к тому, кто поминает его имя.
Торжествуя оттого, что замысел удался, Арент совершил такую же вылазку следующей ночью, потом еще и еще и вырезал знак на дверях всех обидчиков, а потом наблюдал за тем, как они становились мишенью для подозрений и страха. Эта пустяшная затея была его единственным оружием, единственной посильной местью.
Знак был шалостью, но для жителей деревни он стал реальным воплощением всех страхов. Вскоре каждый меченый дом сожгли, а обитателей изгнали из деревни. Арент пришел в ужас от того, что натворил, и прекратил ночные вылазки, но метка продолжала появляться, разжигая старую вражду и воспламеняя новую. Несколько месяцев деревню лихорадило от раздоров, люди обвиняли друг друга, пока наконец не нашли козла отпущения.
Старого Тома.
Арент напрягся, припоминая. Старый Том был прокаженным? Поэтому его ненавидели?
Вспомнить не удалось.
Да и не важно. В отличие от Арента, Старый Том был нищим и не имел ни влиятельных родственников, ни крепких стен, за которыми можно спрятаться. И уж конечно, не был демоном, хотя и вел себя всегда странно: сидел на одном месте на базаре да просил милостыню и в дождь, и в солнце, и в снег. Бормотал что-то и слыл безобидным чудаком.
В один из дней его окружила толпа. Накануне в деревне пропал мальчик, и ребятня утверждала, что его куда-то увел Старый Том. Сельчане проклинали его и требовали признаться в содеянном. Он не признался – просто не понял в чем, – и его забили до смерти.
Даже дети участвовали в расправе.
Больше метки на дверях не появлялись.
Сельчане порадовались, что дьявол изгнан из их домов, и стали веселы и дружелюбны друг с другом, будто ничего не случилось.
Спустя неделю прибыл дед Арента, Каспер ван ден Берг, в карете. Забрал Арента у матери и увез в свое имение во Фрисландии[5], на другом конце страны. Аренту он сказал, что пятеро сыновей его разочаровали и ему нужен наследник. Но они оба знали, что его позвала мать Арента. Она знала и про шрам, и про метки, которые он рисовал на дверях.
И боялась его.
– После того как тебя увезли во Фрисландию, до нас доходили слухи, что странный символ распространился по всей стране. – Генерал-губернатор поднес листок с ненавистным изображением к свече и продолжил, глядя, как оно скукоживается в огне: – Сначала его заметили на стволах деревьев в лесу. Потом в деревнях и, наконец, на тушках дохлых кроликов и свиней. И каждый раз случалась какая-нибудь беда. То посевы погибнут, то телята мертвые родятся. Дети пропадали. Это продолжалось почти год. В конце концов разъяренные толпы стали нападать на дома знатных землевладельцев и винить их в сговоре с темными силами.
Пламя свечи доползло до пальцев генерал-губернатора, и он выбросил обгоревший листок из окна в море.
– Почему вы мне об этом не рассказывали? – с упреком спросил Арент и поглядел на шрам; едва заметный, он ощущался под кожей и будто стремился проявиться на поверхности.
– Ты был мал. – Лицо генерал-губернатора озарил свет свечи, и стало ясно, что к нему вернулся давний страх. – Не твоей это было заботой. Мы предполагали, что кто-то из служителей дьявольского культа напал на вас в лесу, убил твоего отца, а тебя отметил шрамом, совершив некий гнусный ритуал, который на тебя не подействовал. Поговаривали, что какой-то охотник за ведьмами из Англии, где его орден борется с этим культом долгие годы, продолжал гоняться за символом по всему миру, утверждая, что все это происки дьявола, и намеревался очистить землю от его последователей, истребить прокаженных и сжечь ведьм, которых порождает культ.
«Прокаженных, – подумал Арент. – Как Боси».
– Несколько месяцев по всей Фрисландии пылали костры, пока наконец дьявол не был изгнан отовсюду, – продолжал дядя. – Твой дед опасался, что охотник за ведьмами решит, будто ты – один из этих слуг дьявола, поэтому он тебя спрятал. – Лицо дяди омрачилось, кружка с вином в руке задрожала. – То было ужасное время. Дьявол взял в свои когти многих могущественных людей и увлек их на путь порока. Несколько старейших семейств не удалось спасти. Их полностью поработило зло.
Генерал-губернатор задумчиво постучал ногтями по кружке. Заостренные по старой моде, они создавали жутковатое впечатление. И напомнили Аренту когти. Будто дядя медленно превращался в хищную птицу, на которую всегда был похож.
– Арент, ты должен знать еще кое-что. Тот охотник за ведьмами сообщил, что дьявол зовет себя Старым Томом.
У Арента подогнулись ноги, он схватился за стол.
– Старый Том был уличным попрошайкой, – возразил он. – А сельчане его убили.
– Или случайно нашли виновника. Если кидать камни куда попало, рано или поздно попадешь, куда нужно. – Генерал-губернатор покачал головой. – Какой бы ни была правда, все это произошло почти тридцать лет назад, с чего бы метке появляться сейчас? Причем на другом конце света. – Он обратил взгляд темных глаз на Арента. – Ты ведь знаешь мою метрессу Кресси Йенс?
Арент покачал головой, смущенный неожиданным вопросом.
– Ее муж и был охотником за ведьмами, который спас страну. Человеком, от которого мы тебя прятали. Через него я и познакомился с Кресси. Если он посвящал ее в свою работу, она может знать что-то о Старом Томе, почему он угрожает кораблю и что означает твой шрам.
– Если вы верите, что нам угрожает опасность, разве не разумнее вернуться в Батавию?
– То есть отступить? – Генерал-губернатор презрительно фыркнул. – В Батавии почти три тысячи душ, а на корабле меньше трехсот. Здесь Старого Тома легче поймать. Займись этим, Арент, ради меня. – Заметив, что Арент собирается возразить, он добавил: – Располагай всем, что нужно, лишь не проси освободить Пипса.
– Я не умею делать то, что делает он.
– Ты спас меня из окружения, – возразил генерал-губернатор.
– Я не надеялся спасти вас. Я отправился на верную смерть.
– Но зачем?
– Не смог бы жить с чувством вины за то, что не попытался.
Расчувствовавшийся от огромной любви к племяннику, генерал-губернатор отвернулся.
– Зря я рассказывал тебе в детстве про Карла Великого, – сказал он. – Мои сказки отравили тебе ум. – Генерал-губернатор принялся перебирать бумаги на столе, чтобы скрыть неловкость, которую вызывали в нем любые чувства, не относящиеся к денежной прибыли. – Ты прослужил Пипсу пять лет, – заметил он, когда все документы были аккуратно сложены. – И видел, как он действует.
– А еще – как белки бегают по деревьям, но сам не научился. Если хотите спасти корабль, нужно освободить Сэмми.
– Хотя я тебе не кровный дядя, но остро чувствую наше родство. Ты вырос на моих глазах, я знаю, на что ты способен. Дед выбрал тебя своим наследником в обход пяти сыновей и семи внуков. И не удостоил тебя этой чести только потому, что ты сглупил.
– Сэмми Пипс не просто умен, – возразил Арент. – Он может заглянуть за пределы видимого. Его талант не постичь. Поверьте, я пытался.
Перед мысленным взором Арента возникло лицо бедного Эдварда Койла, вызвав привычное чувство стыда.
– Я не освобожу его, Арент. – На лице генерал-губернатора появилось странное выражение. – Не могу. Скорее допущу, чтобы корабль потонул вместе с ним. – Он осушил кружку и с грохотом опустил ее на стол. – Если Старый Том на корабле, никто, кроме тебя, не сможет его поймать. Судьба «Саардама» в твоих руках.
14
Арент смотрел на дядю, и ему все больше становилось не по себе. Он не ожидал, что задача полностью ляжет на его плечи. Не сомневался, что дядя уступит из любви к нему, но эта любовь теперь обрекала их на смерть.
Ян Хаан всегда безоговорочно верил в его способности. В детстве он учил его фехтованию и выставлял против него взрослых соперников. Сначала одного, потом двоих, потом троих и четверых. Вся прислуга сбегалась поглазеть на эти упражнения.
Когда в юношеские годы звяканье шпаг сменилось щелканьем счетов, Каспер по настоянию Яна отправлял Арента торговаться с самыми ушлыми купцами, которые облапошили бы его подчистую, если бы он зазевался.
Ослепленный давними успехами племянника, дядя теперь вел их к провалу, поскольку считал, что никто не защитит «Саардам» лучше Арента.
– Мне нужно будет советоваться с Сэмми, – предпринял последнюю попытку Арент.
– Говорите через дверь.
– Неужели нельзя хотя бы перевести его в каюту? – взмолился Арент, ненавидя себя за униженный тон. – Разве он этого не заслужил?..
– Каюты заняты моей семьей. – Сухой тон генерал-губернатора граничил с оскорбительным.
Арент попробовал зайти с другой стороны:
– Но без свежего воздуха и прогулок его погубят хвори. Задолго до прибытия в Амстердам.
– Значит, так ему и надо.
Арент скрипнул зубами, теряя терпение от дядиного упрямства.
– А в Совете семнадцати не станут возражать? – с напором спросил он. – Не захотят ли они прежде выслушать обвинения и вынести свой вердикт?
Эти слова слегка поколебали уверенность генерал-губернатора.
– Разрешите хотя бы прогулку, – продолжал Арент, почувствовав слабину в дядиной обороне. – Пассажиры кубрика и то выходят на палубу дважды в день. Он мог бы гулять с ними.
– Нет, я не позволю ему распространять свое порочное влияние.
– Дядя…
– В полночь, – отрезал тот. – Выводи его на прогулку в полночь. – И прежде чем Арент вновь начал бы возражать, строго закончил разговор: – И больше не испытывай мое терпение. Я и так уже уступил более, чем собирался, и только потому, что просишь за него ты.
– Я благодарен вам, дядя.
Очевидно досадуя на самого себя, генерал-губернатор хлопнул в ладоши:
– Позавтракаешь со мной?
– Разве вы не идете на ужин к капитану?
– Предпочитаю ложиться спать до заката и вставать до рассвета. Так что к тому времени, когда капитан будет принимать у себя жеманных идиотов и воинствующих дураков, я уже буду спать.
– Тогда до встречи за завтраком, – согласился Арент. – Но я был бы признателен, если бы имя моей семьи сохранили в тайне.
– Расхаживаешь в лохмотьях, а стыдишься имени?
– Не стыжусь, дядя, – возразил Арент. – Просто имя бежит впереди меня. Спрямляет дорогу, а я хочу идти окольными путями.
Генерал-губернатор с обожанием оглядел племянника:
– Из необычного мальчишки вырос исключительный мужчина. – Дядя резко выдохнул. – Будь по-твоему, я никому не скажу твоего настоящего имени. А ты молчи о своем прошлом. Пипс знает про шрам и отца?
– Нет. Дедушка заставил меня поклясться, что я буду молчать о том, что произошло в лесу, и я усвоил урок. Я ни с кем не говорю об этом. И почти не думаю.
– Хорошо. Не рассказывай никому, даже Кресси Йенс. Она хоть и незаурядная, но женщина. Сразу думает о самом плохом. – Он постучал пальцем по столу. – Совсем не хочется, но пора приниматься за дела. – Он открыл дверь; там стояли и о чем-то разговаривали Корнелиус Вос и капитан стражи Дрехт. – Вос, проводите моего племянника к Кресси Йенс. Скажите ей, что под этой внешностью скрывается прекрасная душа и что он пришел к ней побеседовать по моему поручению.
– Я бы хотел сначала осмотреть пороховой погреб, – воспротивился Арент. – Надо узнать, с какой стороны нанесет удар тот, кому служил прокаженный.
– Весьма разумно, – согласился генерал-губернатор. – Вос, проводите моего племянника в пороховой погреб, и пусть констебль ответит на его вопросы. – Он наклонился к гофмейстеру и прошептал ему на ухо: – А после пришлите ко мне Кресси Йенс.
– Благодарю, дядя. – Арент почтительно кивнул.
Ян Хаан заключил его в объятия.
– Не доверяй Пипсу, – прошептал он. – Он не тот, кем ты его считаешь.
Корнелиус Вос повел Арента через рулевое отделение вниз под галфдек. Шел он мерными шагами, прижав руки к бокам, будто не хотел занимать лишнего места.
– Признаюсь, я полагал, что знаю все ветви родословного древа моего господина вплоть до дальних предков. – Вос говорил медленно, будто сдувал пыль с каждого слова, прежде чем оно покинет его уста. – Прошу прощения, что не признал в вас его родственника. – В его голосе прозвучало искреннее раскаяние.
В точности как старые слуги дедушки Арента. Всю свою жизнь они служили хозяйскому семейству и гордились этим. Если бы деду вздумалось надеть на них ошейники, они бы и их отполировали до блеска.
– Я не кровный родственник Хаанам, генерал-губернатор называет меня племянником в знак привязанности, – пояснил Арент. – Его земли во Фрисландии граничат с владениями моего деда. Они близкие друзья и воспитывали меня вместе.