Он знал Уэса?
Где он познакомился с тобой?
Это все очень важные вопросы, и я не знаю, с чего начать. Я прислоняюсь к стене и касаюсь плечом доски объявлений. Она вся в листках, напоминающих нам о киносеансе, специальной игре или следующем мероприятии или празднике. Среди ярких объявлений затесалось несколько скучных мотивационных плакатов.
Между нами приличное расстояние, и мой пульс слегка замедляется. Я быстро оглядываю его. Он на добрых шесть дюймов выше меня. Моя макушка находится на уровне его плеч. Мне даже нравится эта разница в росте, хотя на его фоне я чувствую себя карлицей. Рядом с ним меня никто не обидит. Не сделает мне больно. И от этого мое сердце буквально готово петь.
Он в джинсах. Его коричневая куртка застегнута и скрывает рубашку. На пряди черных волос налипли снежинки. Меня так и подмывает протянуть руку и смахнуть снег. А еще я не могу избавиться от ощущения, что я уже когда-то это делала.
– Все нормально? – повторяет он.
Плохо уже то, что я заперта в психушке. Если я скажу Синклеру, что постоянно чувствую на себе чьи-то глаза, что они наблюдают за каждым моим движением, он может больше никогда не вернуться. Я же этого не хочу.
– Все в порядке, – говорю я и поглаживаю ручку Эвелин.
Его плечи расслабляются, и он прислоняется к стене.
– Даже не верится, что я говорю с тобой.
– Я исключила тебя и твою сестру из черного списка. Знай я, что тебя сюда не пускают, я бы попыталась сделать это раньше…
– Я знаю, – перебивает меня Синклер.
Судя по его глазам, это так.
Между нами воцаряется молчание, но не то неловкое молчание, какое бывает между незнакомцами. Его присутствие до боли знакомо мне. Меня не напрягает ни это молчание, ни разговоры о прошлых моментах, когда мы с ним были вместе. Какая-то часть меня уверена: если мы просидим так еще несколько минут, я непременно что-то вспомню о нем. Но я не могу молчать. В ту секунду, как только сегодня вечером он вошел в Фэйрфакс, мое любопытство всплыло на поверхность, задавая вопросы и требуя ответов.
– Твоя сестра когда-нибудь придет снова? – спрашиваю я.
Синклер потирает затылок.
– Рене хотела бы, но… – Он хмурится и задумчиво смотрит на Эвелин. Та в ответ пялится на него. – С тех пор, как ты оказалась здесь, произошло много чего.
Я выпрямляюсь и хмурю брови.
– Например?
Синклер вздыхает и машинально ерошит темные волосы.
– Я здесь не для того, чтобы сбивать тебя с толку.
– Тогда почему ты здесь? – В моих словах проскальзывает намек на отчаяние, но я бессильна его скрыть.
– Чтобы помочь.
Я отворачиваюсь и смотрю на дневную комнату, полную пациентов. Я не хочу проводить здесь дни в ожидании завтрака, обеда и ужина. Я не хочу проводить дни в комнате отдыха, чувствуя, что медленно угасаю. Если я не достучусь до Синклера прямо сейчас, то, значит, не достучусь никогда.
– Я… я пытаюсь вспомнить свое прошлое, – признаюсь я.
Синклер впивается в меня взглядом. У него темные глаза, и они с любопытством следят за всем, что нас окружает. Такие люди, как он, опасны. Да, они тихие и не любят привлекать к себе внимание, зато видят все, что происходит вокруг.
– Это хорошо или плохо? – спрашивает он.
– Вспоминать свое прошлое?
Он кивает.
– Это хорошо. По крайней мере, я так думаю.
Чувство, что за мной наблюдают, никогда не исчезает, и даже сейчас я быстро оглядываюсь. Сьюзен и Кейт сидят на сестринском посту. На нас никто не смотрит.
– Я готова покинуть Фэйрфакс, – признаюсь я.
В его глазах мелькают мириады эмоций, но я вижу только счастье.
– Замечательно.
Я киваю и тщательно подбираю слова.
– В последний раз, когда ты приходил сюда, ты сказал, что пытался навещать меня каждый божий день.
– Верно, сказал, – с чувством подтверждает он.
– Я знаю… Я проверила список на входе. – Я нервно облизываю губы.
Одна его рука касается моей. Меня как будто пронзает током. Я даже вздрагиваю.
Мое тело не слушается меня, и во всем виноват этот мужчина.
– Что ты помнишь обо мне? – спрашиваю я.
– Все. Я помню о тебе все.
Я смотрю на него из-под ресниц.
– Тогда расскажи мне.
Синклер хмурится.
– Когда я был у тебя в последний раз, было видно, что для тебя это потрясение. Я не хочу грузить тебя информацией.
– Ты не грузишь. Это я прошу тебя рассказать мне все.
Синклер усмехается и трет верхнюю губу. Он явно нервничает.
– Да. Ладно. Попробую. – Он прочищает горло и наклоняется вперед. Всего на дюйм. И хотя между нами все еще приличное расстояние, ощущение такое, будто он почти касается меня. – Ты любишь природу и садоводство. Твой любимый цветок – гортензия, и ты терпеть не можешь орхидеи. Твое любимое время года – весна. Ты обожаешь чай. Любишь журналы, где печатают всякие сплетни, и когда ты читаешь хорошую книгу, тебя от нее не оторвать…
Он на автомате продолжает перечислять мои слабости и пристрастия, словно этакая ходячая энциклопедия «Все о Виктории Донован».
То, что он говорит, звучит красиво, но я ничего не могу вспомнить. От беспомощности на глаза наворачиваются слезы.
У меня нет слов. Одна лишь пустота.
Синклер на миг умолкает.
– Хочешь, чтобы я продолжил?
Я думаю, что, если его попросить, он будет и дальше выдавать информацию. Но, отягощенная всеми его фактами, моя голова кажется тяжелой, как свинец.
– Достаточно.
Он все так же пристально смотрит на меня. Почему-то мне кажется, что его вопрос не требует ответа. Но если и требует, я не могу ему ответить.
– Достаточно. – Воздух покинул мои легкие, а мой желудок скрутился так туго, что кажется, будто он никогда не раскрутится.
– Мистер Монтгомери?
Мы одновременно поворачиваем головы к Сьюзен. Она переводит взгляд с него на меня и одаривает нас виноватой улыбкой.
– Часы посещения закончились.
Он быстро кивает ей, на вид спокойный и сдержанный, но я вижу, как его губы сжимаются в прямую линию. Это безумие, но я чувствую легкий трепет от того, что он не готов завершить наш разговор.
– Думаю, мне пора.
В какой-то момент мне кажется, будто он вот-вот скажет или сделает что-то еще. Его глаза ни на миг не покидают меня. Они говорят со мной, произнося: «Попробуй». Попробуй вспомнить меня. Я уже собираюсь, но он прощается и идет к двери.
– Подожди! – Я кладу руку ему на плечо. Тепло, которое передается от его тела моему, подобно удару молнии. И всего от одного прикосновения. Я тяжело сглатываю. – Ты скоро придешь ко мне снова?
Синклер улыбается улыбкой, о которой мечтают все женщины. Той, от которой учащается пульс и пылают щеки.
– А ты как думала? Я не оставлю тебя здесь.
– Хотя я не могу вспомнить, кто ты?
– Тем более что ты не помнишь. Но ты вспомнишь, – уверенно говорит он.
– Откуда ты знаешь?
Синклер пожимает плечами.
– Просто знаю, и все. – На его губах играет тень улыбки. В ней хранится воспоминание, которое я хочу украсть как свое собственное.
Его ответ доставляет мне больше радости, чем я готова признать.
Он снова прощается и уходит. И пока я сижу там, что-то глубоко внутри меня, что-то темное и дремлющее, шепчет мне, что если я хочу восстановить мое прошлое, мне нужен Синклер Монтгомери.
* * *
Позже тем вечером я достаю из кармана фотографии и смотрю на запечатленную на них счастливую пару. Уэс не навещал меня уже два дня. Он как будто знает, что у меня к нему тысячи вопросов, и ему нравится держать меня в напряжении.
Моя дверь открывается медленно и зловеще, и я, не глядя, знаю, что это Уэс.
Наконец-то!
Его тень падает на пол и закрывает половину моего лица. Я как будто каменею и поворачиваю голову в его сторону.
– Как тут моя королева? – спрашивает он. В его словах слышится легкая насмешка.
Мое тело находится в настоящем. А вот мой разум застрял в прошлом, отчаянно цепляясь за воспоминание.
Он стоит, скрестив на груди руки, его пальцы скрыты под бицепсами.
– Ты не собираешься отвечать мне, Виктория?
Я не отваживаюсь посмотреть на него. Такими живыми и яркими были эти воспоминания. От нас двоих у меня перехватывало дыхание, а что теперь? Грандиозное разочарование.
– Нет, – бормочу я.
– Почему нет? У тебя был плохой день?
Все, что он говорит, наполнено осуждением и сарказмом.
Он приседает рядом со мной и смотрит на фотографию. Запах одеколона, который всплыл в моем воспоминании, – точно такой, что сейчас кружит вокруг меня. Я резко втягиваю в себя воздух.
– Ты помнишь тот момент?
Я киваю.
Уэс вздыхает.
– Мы были счастливы.
Жалюзи открыты. В комнату льется серебристый свет и падает на его лицо. В его карих глазах я вижу искренность, смешанную с болью.
– Насколько счастливы?
Уэс не отвечает. Я в отчаянии резко поворачиваюсь к нему. Теперь наши лица на расстоянии всего нескольких дюймов друг от друга.
– Прости, – выпаливаю я.
За что я прошу прощения? Если честно, понятия не имею. Но одно я знаю: случилось что-то плохое, что-то очень плохое, что довело нас до этого момента. Судя по выражению его лица, во всем плохом виновата я.
Неужели все плохое случилось сразу? Или это был медленный спад? Был ли Синклер частью этого плохого? Мой первый порыв – сказать «нет», но я ничего не могу исключать.
– Просто расскажи мне, что случилось с нами, – шепчу я.
Уэс мотает головой.
– Я не могу.
– Не можешь или не хочешь?
– И то, и другое.
Я закрываю лицо руками и борюсь с желанием в крике излить свою боль.
– Почему? – наконец спрашиваю я.
Я поднимаю голову и ловлю на себе его пристальный взгляд. Искренность мгновенно улетучивается, сменяясь возбуждением.
– Спроси у Синклера.
Я мгновенно напрягаюсь. Уэс злорадно усмехается.
– Что? Думала, я не узнаю, что он навещал тебя?
Я не отвечаю.
– Я все о нем знаю.
– Тогда расскажи. Ты же знаешь, что я ничего не помню.
Уэс вскакивает и нависает надо мной. Я пячусь назад, прочь от него.
– Если ты очень хочешь знать, спроси его. – Он смеется над моим потрясением, но этот смех неискренний, фальшивый, как будто он силится скрыть свою боль.
При мысли о том, что, возможно, именно я – причина этой боли, мое сердце сжимается от чувства вины. Я не понимаю, кем я была и чем занималась, но я точно хороший человек. Я это знаю. Что бы ни случилось, я никогда не стану намеренно обижать Уэса.
– Откуда ты его знаешь?
– Это так важно? – бросает он в ответ.
Нет? Да? Я не уверена. В последнее время каждая моя мысль рассечена и растянута так, что я вижу сквозь дыры правду и ложь на другой стороне. Даже тогда я сомневаюсь в себе. Но если Уэс знает что-то о Синклере, пусть даже самую малость, возможно, это поможет мне вспомнить.
– Я знаю о нем все.
– Лжешь, – шепчу я.
– Какая мне выгода лгать?
Мы в упор смотрим друг на друга. Уэс отвечает за каждое слово, которое он произносит. Все это очень серьезно. Я просто не знаю, правда это или нет.
Эвелин плачет, и я вновь выныриваю в настоящее. Я вскакиваю, подбегаю к кроватке и поднимаю ее.
– Мне нужно заботиться об Эвелин. – Я упрямо не выпускаю ее из рук, в надежде, что он поймет намек и уйдет. Воцаряется молчание, и я думаю, что он останется.
Просто чтобы помучить меня. Но он, наконец, кивает. Он целует меня в макушку. Мне хочется верить, что это жест любви. Очень хочется. Но я не верю. Я закрываю глаза и прикусываю щеку изнутри.
– Виктория?
Я оборачиваюсь через плечо.
– Не верь ни единому его слову.
Таких слов не говорят на прощание. Я хочу знать, почему он это сказал, но, прежде чем я успеваю его спросить, Уэс уже выходит из комнаты.
– Просто остановись, пока ты смотришь вперед, – говорит он. – Если ты обернешься и посмотришь на свое прошлое, ничего хорошего не будет.
– Конечно, будет.
– Что именно?
– Моя свобода. То, что мы с Эвелин выберемся отсюда.
Уэс даже не смотрит на Эвелин. Ни разу. Зато не спускает с меня глаз и печально качает головой.
– Если ты так думаешь, значит, ты и вправду рехнулась, – говорит он.
Дверь за ним закрывается. Я остаюсь в тишине, взвешивая его слова.
9
Только то, что часть фотографий вызвала воспоминания, не значит, что новые снимки произведут тот же эффект. Я слишком нервничаю, чтобы поверить в то, что этот метод окажется действенным.
Когда я устраиваюсь поудобнее напротив доктора Кэллоуэй, я слышу, как стучит мое сердце. Даже Эвелин перестает хныкать и на минуту затихает, чтобы посмотреть на нее.
Моя медицинская карта, похоже, поселилась на столе у доктора Кэллоуэй. Она на самом верху небольшой стопки таких же медицинских карт. Знаю, это звучит нелепо и мелочно, но мне приятно, что моя лежит сверху. Это означает, что она важна и для доктора Кэллоуэй и что в ее глазах я не просто сумасшедшая, каких здесь полно.
– Ты готова просмотреть еще несколько фото?
Я нервно дергаю левой ногой вверх-вниз. Доктор Кэллоуэй мгновенно улавливает это движение. Она переплетает пальцы и наклоняется ко мне.
– О чем ты сейчас думаешь?
Я пытаюсь сделать глубокий очищающий вдох.
– О том, что на этот раз фотографии не пробудят никаких воспоминаний.