Собственно, в духе проектного управления и программно-целевого подхода, ставящих на первое место постановку измеряемой цели, находится и еще один управленческий инструмент – система стимулирования работников «за результат». Начало научной истории этой модели оплаты труда можно отнести к книгам XVIII века родоначальника экономики как науки Адама Смита, ее интенсивное экспериментальное внедрение – к уже упоминавшейся выше научной школе теории управления (начало XX века), а массовое использование в бизнесе – ко второй половине ХХ века. В первом десятилетии уже нашего века предложения разработки «систем мотивации сотрудников» (систем гибкой оплаты труда в зависимости от результата) были самыми популярными предложениями на рынке управленческого консалтинга, ориентированного на бизнес. Однако и здесь нам принципиально применение данного подхода в не менее массовом, чем бизнес, бюджетном секторе. В России система стимулирования труда работников «за результат» массово внедряется в бюджетных учреждениях с 2008 года, что повлекло за собой разработку и уточнение многочисленных критериев оценки труда на разных рабочих местах. О том, что данный фактор предполагалось сделать не «декоративным», а заметным элементом мотивации работников бюджетной сферы, говорят, например, рекомендации Минобрнауки РФ. В них образовательным учреждениям предлагалось увеличивать до 30 – 40% стимулирующую часть фондов оплаты труда, из которых около 70% – это поощрительные выплаты за достижения в данный период времени. Позже нормативные требования к доле стимулирующих выплат были отменены (что соответствует и мировой практике), а в период 2021 – 2025 гг. предполагается ввести единую систему стимулирующих выплат, максимальная доля которых не будет превышать 30%9. Но, так или иначе, российские учителя и воспитатели, врачи и медсестры, работники учреждений науки, культуры, спорта, социальной защиты – около 16 млн человек – оказались в ситуации постоянного мониторинга результатов своей профессиональной деятельности…
Таким образом, целеполагание через стимулирующие системы оплаты труда в рамках программно-целевого подхода и проектного управления приобрело сегодня тотальный характер, давно выйдя за пределы бизнеса. В результате сегодня трудно найти человека, профессиональная жизнь которого не подчинена достижению каких-либо показателей. На этом пути, как предполагается, мы будем проявлять свои лучшие, в том числе творческие, качества.
О том, действительно ли такая «оцифровка» нашей мотивации способствует креативности, пойдет речь в главе 2.
Флаги креативности: психология
Собственно, к пониманию креативности как универсальной возможности осталось сделать только один шаг – узнать, возможно ли с научной точки зрения обнаруживать творчество применительно к любому проявлению человеческой активности. Для ответа на этот вопрос предпримем небольшой экскурс в психологию – науку, в поле зрения которой должны попадать глубинные механизмы творчества.
Первоначально мы рассмотрим линии исследований, которые обосновывают наиболее распространенные сегодня понимания креативности:
а) креативность как умение (способность) решать нестандартные задачи;
б) креативность как создание значимых для развития цивилизации продуктов;
в) креативность как мотивация выбора творческой задачи (мотивация интереса).
Умение (способность) решать нестандартные задачи. Взгляд на креативность как на умение (способность) решать задачи, в которых привычные решения не проходят, можно встретить, наверное, чаще всего. Естественно, что психология уже достаточно давно занимается вопросом, как находятся творческие решения и от чего в этом зависит успех.
Наш короткий обзор необходимо начать с позиции, что, по сути, никакой «особенности» в креативности нет (А. Ньюэлл, П. Линдсей, Д. Норман и др.), а то, что мы считаем творческими решениями, – это просто более умелое и изощренное использование интеллектуально-мыслительных действий (мышления). Подобные концепции принято называть «когнитивизмом», в немалой степени они лежат в основании веры в потенциально безграничную возможность искусственного интеллекта заменить собою человека при принятии решений.
Однако эти позиции в психологии все же не господствуют, поскольку почти за сто лет научных исследований накоплены иные данные. В первую очередь это теория четырех этапов творческого процесса – ее на основе анализа того, как знаменитые ученые делали свои главные открытия, почти сто лет назад предложил английский ученый Г. Уоллес. Он предложил выделять следующие этапы: логической подготовки, подсознательной инкубации, озарения и верификации (конкретизации)10. Согласно этой теории, на первом этапе творческого процесса мы целенаправленно собираем информацию и проверяем имеющиеся подходы к проблеме. Чтобы двинуться дальше в нахождении уникального решения, оказывается необходим другой этап – этап «созревания», на котором решающую роль играют не логические операции, а подсознательные процессы. Выглядит это так, что человек должен отвлечься от попыток решить задачу «в лоб», логически по имеющейся схеме, и позволить включиться иным процессам: образному мышлению, ассоциативной памяти, непосредственному восприятию – всему тому, что часто работает без участия нашей воли и даже осознания. Этап «созревания» подготавливает озарение – кульминацию нахождения творческого решения, которое часто называют «инсайтом». Часто об инсайте пишут как о «внезапном» нахождении идеи. С этой точки зрения самые знаменитые подобные моменты озарений (инсайтов): «Эврика!» Архимеда, «падение яблока» И. Ньютона, открытие Д. Менделеевым во сне периодической таблицы химических элементов – вовсе не парадоксы, а закономерные проявления третьего этапа творческого процесса. Наконец, последний, четвертый, этап – это конкретизация решения, когда пришедшая во время инсайта идея обретает свою плоть и кровь: она разворачивается, конкретизируется, обобщается.
К близким выводам пришли представители гештальтпсихологии (М. Вертгеймер, В. Келер, К. Дункер и др.), занимавшиеся в середине ХХ века подробным экспериментальным изучением процессов решений «малых творческих задач». Они предлагали испытуемым решать вслух, а затем анализировали протоколы решений. Так, в знаменитой задаче «Часы» требовалось определить, за какое время часы отобьют 12 ударов, если 6 ударов они отбивают за 6 секунд. Найти правильный ответ помогало возникающее далеко не сразу предположение, что 6 секунд «состоят» не столько из 6 «ударов часов», сколько из 5 промежутков между ними, после чего становился возможным правильный ответ – 13,2 секунды (он получается из формулы 6 сек.: 5 промежутков х 11 промежутков). Эксперименты гештальтпсихологов показали, что нахождение нестандартных решений подобных задач вовсе не выглядит как последовательный, линейный процесс. Исследуя его, они наблюдали и описали момент появления «нового гештальта» – внезапного «переструктурирования», когда восприятие задачи вдруг приобретало качественно иной характер, чем в начале решения.
Представления о сложной, нелинейной логике творческого процесса интенсивно развивались во второй половине ХХ века. В концепции одного из создателей советской психологии творчества, Я. А. Пономарева, на основе экспериментов было также выделено четыре стадии творческого процесса (логический анализ, интуитивное решение, вербализация интуитивного решения, формализация решения), которые он считал результатом взаимодействия двух разных уровней мышления – логического и интуитивного. Когда мы ищем решение, мы создаем как прямые (целенаправленные) продукты (идеи), так и «побочные» (можно сказать, случайные, хотя они являются результатом неосознаваемой, интуитивной работы). Последние и могут стать подсказками, ключами к решению, поэтому чувствительность к «побочным» продуктам деятельности вместе с интенсивностью поисковой мотивации и составляют, по Я. А. Пономареву, способность к творчеству [13].
Еще более системная картина творческого процесса была предложена в рамках рефлексивной психологии сотворчества (И. Н. Семенов, С. Ю. Степанов и др.). Концепция «рефлексивно-инновационного процесса» показала, что поиск творческих решений насыщен не только логическими и ассоциативными (интуитивными) поисками, но и мощнейшим эмоционально-личностным напряжением [18]. При современном повторении классических экспериментов с решениями «малых творческих задач» вскрылось большое количество отказов испытуемых решать их дальше при первых же неудачах. Действительно, поскольку первый этап творческого процесса характеризуется актуализацией собственного опыта и стереотипов, когда человек старается действовать рационально и привычно, то неудача активизирует сложный комплекс эмоций, создает опасность самооценке, запускает сопротивление дальнейшему движению в решении. И справиться с собой, прорваться через возникающие личностные барьеры оказывается ничуть не легче, а часто и труднее, чем через барьеры интеллектуальные. Сам процесс решения творческой задачи разворачивается в интеллектуальной и личностной сферах, протекая на осознанных и неосознаваемых (интуитивных) уровнях. В экспериментах данной научной школы была показана огромная роль рефлексивной работы человека, когда он не только ищет новые взгляды на условия творческой задачи, но и обращает серьезное внимание на «себя в процессе творчества», трансформируя свои первоначальные отношения (смыслы, оценки и пр.) из препятствующих решению творческой задачи на сопутствующие ему. В момент кульминации решения (инсайт) представления человека о задаче и о своих действиях становятся максимально целостными и взаимосвязанными. Каждый элемент задачи приобретает свою уникальную значимость, все казавшиеся негативными факторы и непроходимые барьеры оказываются не просто преодолимыми, но даже полезными и неразрывно связанными друг с другом, что рождает ощущение универсальности и масштабности сделанного открытия (найденного решения) [17].
Таким образом, умение находить решение творческих задач оказывается связанным со сложным комплексом психологических действий, куда относятся не только мыслительные навыки в их логических и ассоциативных проявлениях, но и серьезный блок личностных характеристик и отношений (представления о себе, творчестве и др.), а также особая рефлексивная работа по изменениям и тех (мыслительных), и других (личностных) действий. Говоря другими словами, нахождению творческих решений со-масштабен не ум человека, а его сложная психологически многогранная активность (рефлексивно-творческое усилие), состоящая из разных этапов и протекающая на разных (осознанных и неосознанных) уровнях.
Создание значимых для развития цивилизации продуктов. Уметь находить творческие решения, действовать в ситуации неопределенности – можно ли считать это полноценным проявлением креативности? На взгляд немалой части авторов – нет. С их точки зрения, проявления креативности – это только те открытия (произведения), которые меняют или ускоряют ход развития цивилизации (стран, сообществ) [23]. В конце концов, мы учимся решать нестандартные задачи даже в школе, на предметных олимпиадах. В результате творческого процесса должен быть создан не просто новый продукт, а продукт культурно (социально, общественно) значимый. Более того, оставить след в жизни больший, чем просто воспоминания, в какой-то момент времени может стать принципиальной жизненной задачей человека, что также поставит вопрос о значимости сделанного им. Этот след может носить характер «персонализации» (личностных вкладов в других людей) или «культурализации» (объектов материальной или духовной культуры) [10], а также отличаться по уровням проявления и масштабу – от рожденных детей (физический уровень) и их воспитания (социальный уровень) до результатов профессиональной деятельности (теорий; изобретений; произведений искусства и т. д.) и вклада в общечеловеческие ценности [3].
Тогда абсолютно естественной кажется линия исследований, посвященных выявлению закономерностей уже состоявшихся открытий или созданных и принятых обществом произведений. Одно из последних крупных исследований, посвященных анализу процессов создания заметных творческих продуктов конца ХХ века, было проведено М. Чиксентимахайи [23]. Он подчеркивал, что настоящая креативность связана с изменением какого-то аспекта культуры и официальным признанием этого заинтересованными сообществами. Это означает, что особое значение имеют последние (после инсайта) этапы творческого процесса (автор опирался на модифицированную пятиэтапную схему Г. Уоллеса) – «оценки» и «оттачивания». Оценка – это взвешивание перспектив открывшейся идеи, а ее оттачивание – это нахождение формы ее представления заинтересованным сообществам людей; оба эти процесса могут быть весьма продолжительными (если не самыми!) и затратными по усилиям. Именно от них зависит, удастся ли идее стать значимой для других, поэтому в выводах данного исследования особенно подчеркиваются такие факторы, как «удача» (оказаться вовремя в нужном месте) и «экспертные сообщества» (признанные специалисты-профессионалы).
Периоды после создания творческого продукта могут быть не только продолжительными, но и весьма опасными, поскольку оценки представителей различных сообществ могут иметь разрушительные последствия для идеи и карьеры авторов. Дж. Кэмерон, автор еще одного бестселлера про творчество – «Путь художника», рекомендует тщательно подбирать круг «допущенных» к своим творческим идеям людей (близкий вывод об ориентации на единомышленников есть и в работе М. Чиксентимихайи) и весьма внимательно следить за сохранением собственных психологических границ [8]. Собственно, о важности очень тонких и аккуратных отношений человека с господствующими представлениями, по сути, много говорится и в знаменитом исследовании «самоактуализирующихся людей» А. Маслоу. Среди 15 описанных им признаков немалая часть посвящена именно «границе» человека с социальным окружающим миром – таких, как принятие себя и других, автономия и независимость от окружения, осознанное отношение к социальным и культурным нормам, философское чувство юмора11…
Получается, что если понимать креативность как создание «культурно-значимых» (в широком смысле этого слова) продуктов, то мы наблюдаем серьезные требования не только к уровню творческой активности человека в процессе разработки этого продукта, но шире – к его социальной и культурной компетентности, без которой оказывается очень трудно «прописать» в жизнь свои результаты.
Мотивация выбора творческой задачи (мотивация интереса). Очевидно, что представленные выше понимания креативности предъявляют высокие требования: как к нахождению человеком нестандартного решения, так и к его дальнейшему оформлению и продвижению… Очевидно, что пока мы практически не приближаемся к видению возможностей появления «массовой креативности», оставляя творчество в качестве весьма особой элитарной возможности. Кроме того, представленные выше модели кажутся недостаточными и по другой причине: как ни странно, используемые ситуации исследования не очень переносимы в массовую жизненную практику! Действительно, в экспериментах с решением «малых творческих задач» испытуемых в проблемную ситуацию погружал экспериментатор, он же оценивал их гипотезы с точки зрения соответствия нормативному решению, настаивал на продолжении работы до ее успешного завершения. Или мы уже заранее знаем, что именно открыл ученый (создал писатель, художник), чем он горел, – и смотрим, как он преодолевал многочисленные препятствия на пути к своей истине, сделавшей его знаменитым… Однако мы прекрасно понимаем, что в нашей практической жизни почти всегда все не так. Никто не информирует о встрече с важной для нас творческой задачей, не дает четкую оценку «правильно – неправильно» (скорее, наоборот, в нас интенсивно поддерживают стереотипные решения), никто не заставляет нас двигаться «до конца», да и задачи нашей текущей жизни вроде бы вряд ли претендуют на знаменитость и культурную значимость… А это значит, что необходимо искать и другой аспект креативности – откуда появляется (зарождается) стремление к творчеству, что помогает людям встать на этот путь и идти по нему, опираясь только на свои весьма туманные образы и почти не представляя, что ждет его в конце поиска… Это вопрос о внутреннем «двигатели креативности», о творческой мотивации, о внутренних факторах превращения человеком кажущихся обычными жизненных задач в творческие.