«Отойдет, ничего, – бодрится нянечка, – много их тут таких».
Не отошла. Росла жесткой, бескомпромиссной, шла в отмах, не дожидаясь, когда нападут. «Во, смотри, – Лиля тычет пальцем в шрам на брови, – рассадили в детдоме! Да я первая всегда выеживалась, чтобы боялись!» Природная моральная легкость и широта души позволяли украсть и тут же все спустить на ништяки для своих.
Расцветала восточным зноем, скулатила лицо, жгла холодным прищуром.
«Бедовая девка», – вздыхали няньки.
Чуть только исполнилось восемнадцать, она сбежала из детдома. Шарахалась где придется. «Ну как зарабатывала, трахалась за деньги, я ж красивая!» Через полгода встретился Вадик. Честный и надежный. В него хорошо было прятать свой внутренний холод, так же как когда-то в плюшевого Борьку. С ней – добрая мямля, за дверями дома – братуха. Что-то там решали, налаживали икорный бизнес. Понятное дело – нелегальный. Закрутилось: новая «девятка», своя хата. Вадик звал ее Лилечка, баловал и наряжал, будто куклу.
Она достает сигареты, смотрит в сторону, выпуская дым: «Все, кто меня Лилечкой называл, куда-то девались».
На третий день после исчезновения Вадика в квартиру вломились четыре урода. Лилю били долго и с наслаждением, перевернули дом вверх дном. Унесли, все, что смогли поднять…
Лилька
– Чего били, я ж и не знала ничего. Я беременная была, они меня как побили, так я и скинула ребеночка. И во, – улыбается во весь рот, сверкая фиксой, – зуб тогда вышибли, суки! Потом я золотой себе вставила. Когда оклемалась малость, с десятью рублями в кармане и четырьмя банками икры сбежала из Уфы. Вадик-то мой через год из сугроба вытаял, но я сразу поняла: он не убег от меня. Потому ноги сделала, чтобы тоже не оттаять, как Снегурка, мля, – дымя сигаретой, весело ведет повествование Лилька. – На вокзале хорошо, я там люблю сидеть. Народу полно, спрятаться легко, никому до тебя дела нет. Сняла на месяц угол у бабки за две банки икры. Я натурой часто расплачивалась, – сипло хохочет женщина, – сначала собой торговала, капитал сколачивала, а потом потрясла башкиров своих икорных по старым связям. И пошла метать! Черная икра всегда в цене… у-у-у, я такие двери с ноги открываю, закачаешься! В девяносто третьем три квартиры купила. Вот эта, в Кузнечном, и две на Невском. Те сдаю, в одной живу. Тут вот… квартира у меня тут, в Кузнечном. И на Невском еще, я не бомжиха какая-нить… Падла, побили вчера, почки болят, аж ссу кровью. – Лилька трет поясницу.
Я не прерываю монолог.
– А еще я горные лыжи люблю, да, катаюсь. Машина у меня есть, просто вчера выпивала, поэтому за руль не села. Завтра нормально, дел много, буду ездить, только сейчас найду его. – Лиля крутит смоляной головой по сторонам. Отечное лицо раскраснелось лопнувшими капиллярами.
Я понимаю, что пила моя попутчица не только вчера, она это делает давно и с удовольствием. Выплыв в лихом мутном потоке девяностых, она стремительно тонет, не найдя спасательный круг.
– Ща я, погоди, Боря-а-а-а, Борька-а-а, где ты, гад?! – разносится по переулку. Она ныряет в арку и скрывается в черном зеве колодца. А я стою на теплом питерском солнце, исцарапанная мимолетной встречей и никак не пойму, что здесь быль, а что небыль… была Ли?..
Резида Златоустова
«Подарок»
В чат пришло сообщение. Этот Moody не дает покоя уже второй месяц. Он упорно требует личной встречи. Ха! Лично встречалась c мужчиной еще…
– Черт! А когда? Сколько лет назад? – Дина задумчиво смотрела в экран и разговаривала сама с собой.
Пишет, что устал от виртуального секса. Подавай ему Дину. А если он болен SARSS2060?
Иногда она просыпалась с ощущением, что каждый новый день – подарок. Но чаще – c ощущением беспросветной пустоты.
Женщина проверила, правильно ли заряжено оружие и на месте ли газовый баллон. Надела спецмаску с прорезями для глаз и вышла на улицу.
Дина ходила только из дома на работу и обратно. Остальное – незачем и опасно. В округе снова появились термодактили. Они приходили на эмоции, особенно на страх. Вчера один спрыгнул на Дину с дерева, она прострелила существу голову. Другой – бросился навстречу, но подготовленная жертва ослепила термодактиля из газового баллончика, следом прострелив шею.
Дина добралась до работы, где ей помогли облачиться в рабочий костюм, и она прошла в хирургическое отделение.
Предстояла сложная операция. Женщина привыкла к открытым ранам и сломанным костям.
– Начинаем! – Она никогда не выказывала эмоций.
«Ледяная стерва», – с восхищением и одобрением говорили в больнице. Когда-то давно, еще в детстве, Дина многое чувствовала, ее эмоции в течение дня менялись. Она могла начать утро с танца и смеха, а закончить день слезами.
Но когда подросла, эмоции стали роскошью и проклятием. Нет эмоций – тебя тяжелее обнаружить термодактилю.
Дина долгое время тренировала чувства с помощью внешних воздействий (лед, искусственная жара, боль, страх) и внутренних воздействий (медитация, таблетки). Постепенно все отошло на второй план, а затем, в одно утро, «ледяная» проснулась, ничего не ощущая.
Это помогало в работе хирурга. Многочасовые операции стали проходить легче.
Когда Дина вышла из здания больницы, к ней подбежал ребенок.
Живой человечек лет пяти, без сопровождения. Самое странное событие за много лет.
– Мама показала пальцем на это здание и сказала зайти в него.
– А где мама?
Мальчик показал. Дина завела его в здание, посадила на стул и приказала ждать.
Быстро побежала в заданном направлении. Посреди улицы лежала израненная, но еще живая девушка. Следуя всем пунктам «Протокола о помощи после нападения термодактиля», хирург набрала все соответствующие службы и дождалась помощи. Вместе с пострадавшей их доставили в операционную.
Когда через восемь часов Дина спустилась к проходной, ребенок сидел на том же месте.
– Маму спасли?
– Ты мужчина, должен держаться. Ее больше нет.
– Он улетела на небеса, в космос?
– Да, выходит так.
Женщина вывела парнишку из больницы, и он пошел с ней.
«Что мне следует сделать с чужим сыном? – думала Дина, – Позвонить в соответствующие службы, но тогда он попадет в приют».
Она представила ярко картину, как Малыш плачет у окна. Ручки распластались по стеклу. Нос прижат к ледяной глади. Мальчик будет ждать, когда за ним придут. Давно забытое чувство внезапной жалости нахлынуло волной. Дина аж приостановилась на секунду, чтобы ухватить Малыша. Он твердо взял ее за руку. Она с удивлением поняла, что это не она, а он сейчас ее ведет. В другую сторону.
– Пошли, мне надо домой!
На пороге дома женщина замешкалась: странно входить в чужую собственность без разрешения. Видимо, его матери стало плохо внезапно. Она выбежала с Малышом и не закрыла двери.
– Вы с мамой жили одни?
– Да. Вот, смотри, какие у меня игрушки.
Он принес гору всяких машинок, и Дина с ним рассматривала каждую. Раздумывала, как и что дальше.
– У твоей мамы болело сердце или еще что-то? Почему она без оружия вышла из дома?
– Да, сказала, болит. Я нашел телефон, но он был разряжен. И мы вышли из дома. Соседи все попрятались, она стучала, но ей не открыли. Мама легла на землю и показала, куда бежать и звать помощь.
– Пойдешь ко мне в гости?
– Я очень сильно хочу полежать.
Малыш опустил голову к ней на колени и обнял руками за талию.
– Мне страшно. Спой мне песню «Межгалактический полет и ветра свист в ушах».
– А ты любишь все про космос?
– Да, спой, мама пела мне всегда.
Дина укачивала и пела, рассматривая упрямую складку между бровок, и давно забытое чувство теплоты накрыло женщину с головы до пят. Нежность, вот как называется это чувство. Она вспомнила название.
– Спи. Я все придумала, ты будешь моим сыном, Малыш. И если захочешь, станешь хирургом, как я. Всему-всему тебя научу. А вообще, может, черт побери, и космонавтом? Не отдам я тебя никаким спецслужбам по надзору семей. Будем вместе.
Примечания
1
Спальные места (англ.).