Александрия - Игнатков Николай Викторович


Николай Игнатков

Александрия

От автора

В случае опасности крысы собираясь в стаю, бегут за своим крысиным королем, спасая свою никчемную крысиную жизнь. Птицы, предчувствуя холода, собираются в стаи и летят в форме клина за своим вожаком в поисках лучшей жизни.

Так и у людей есть свой вожак, свой король, свой император, который либо ведет народ за собой в лучшее бедующее, либо всего достигнув, скрывается в своем роскошном бункере-резиденции, бросая народ на произвол судьбы.

«Лидеры крысиных демов не хотят ничего менять в своей жизни, ведь они уже и так всего добились. Поэтому чем дольше главенствует самец-доминант, тем сильнее он опасается новых предметов на своей территории или изменений в обстановке»1.

Нищета вошла в большую часть домов Александрии, и не желает их покидать. Коррупция разъедает последние скрепы, и страна может уйти в пике саморазрушения. Кучка нахапавших дармовых денег посчитали себя "элитой". Коридоры власти заполнены несменяемыми чиновниками и депутатами всех уровней. Все больше и больше их отпрысков появляются на высоких государственных должностях. Политическая система страны заточена под одного человека. Как король мышиный, так и король человеческий менять ничего не желает. Его все устраивает….

Нет лидера сравнимого со мной,

Они как овцы ходят в общем стаде.

А что в меня плескаться виной?

От зависти ко мне… Или в экстазе,

Они себя не могут удержать.

Верх первенства… Поймал свою жар-птицу.

И думал я – бежать, иль не бежать,

Когда в руках держал уже синицу.

Уносится сомнениями быль,

И посох тот, что сломан у дороги.

Прижмёт собой не скошенный ковыль,

В мозолях все морщинистые ноги.

Заблудшим я, не смею отвечать,

И вызовы сквозили из порога.

Но хитрый ум умеет замечать,

Ни одному нужна моя берлога.

И силы вновь охвачены огнем,

Пожаром дней, сметая чьи-то души.

И все кричат, что дело только в нем,

А берега уже сбежав от суши.

И плещутся наивные в воде,

Она, меняя цвет стала зелёной.

А дело ведь, а дело не во мне,

Вода для них окажется солёной.

И побегут как крысы с корабля,

Сметая вниз… И вверх бросая камни.

Забыли те безумцы короля,

И без него живите теперь сами.

Глава I. Прозрение

Серые рваные облака сами по себе или гонимые ветром медленно ползут к горизонту. По ходу своего движения поглощают меньшие, растворяя их в себе, не оставляя следа. А затем сами синей дымкой пропадают за горизонтом, обнажив синее, синее небо.

Вот и наступил 2021 Новый год. Каким он окажется для Александрии? Годом перемен или очередным годом стагнации и топтания на одном месте? Как писал когда-то классик советской России: «Шаг вперед и два шага назад».

Император великой страны Александрия, по размерам и численности населения сравнимой с современной Россией, сидя за рабочим столом, просматривал документы. На отдельных документах делал пометки, на других неразборчивым подчерком что-то писал. В стопке бумаг осталась одна – предложение неизвестного поэта на пяти страницах. Он нахмурил лоб…

– Как могли такую хрень положить ему в папку. Затерялась среди других бумаг или помощники проглядели? – подумал он. Указ №2 «О подтверждении законности состояния». Что я? Я должен подтверждать законность своего состояния? Или мои друзья и близкие родственники? – бросил бумагу на край стола, раздражено бросил следом и папку с бумагами. Поэт хренов. Мне министры не могут просто так предложить… Помощника, который готовил папку, завтра уволю.

Ни я один… За мной уже другие,

В сознании чужом зияет брешь…

И цели были те тогда благие,

Теперь они как забродивший фреш.

Пускают пузыри, гоняя воздух,

И чистоту, и свежесть подавив.

И рельса звон, и колокольный отзвук,

Поднять не сможет мертвых из могил.

Попонкой серой жизнь легла под ноги,

И наступить нельзя перешагнуть.

И там как здесь меня осудят боги,

Я сам себя пытался обмануть.

И знал я все… Прикидывался только.

Не рубанул однажды всей рукой.

И мой замах заметен был настолько,

Пролился обновлением рекой?

Откинувшись в кресле, взял книгу «Наполеон Бонапарт». Открыв её в самом начале начал читать: «Восемнадцатое столетие было временем удивительных человеческих судеб. В неподвижном по видимости мире строгого сословного деления, тщательно вымеренных иерархических ступеней, жестких правил регламентации материальной и духовной жизни неожиданно порядок был нарушен. Люди без роду, без племени, мальчишки, бог весть какими ветрами заброшенные в столицы могущественных монархий, оказывались вознесенными на вершину общества; без каких-либо заметных усилий – так, по крайней мере, представлялось – овладевали умами и сердцами своих современников, становились властителями дум поколения»2.

– Как похожи наши судьбы…, И я заполз на самую вершину государственной власти, о которой не только не мог мечтать, я и думать об этом не мог, и спускаться с этой вершины уже не желаю.

Я сам вскарабкался сюда,

Гонимый безвозвратным чувством.

Со мной состарились года…

Политику равнять с искусством?

Смешно! И в смехе том отрава.

И кто сказать имеет право?

И в мире этом я один,

И царь, и бог, и господин.

Когда вслед за бумагой поэта он бросил папку с документами, папка упала на край стола, бумаги поэта подбросила воздушным потоком и они, поднявшись вверх, прижались к часам, закрыв циферблат, но все, что там было напечатано, на первой странице хорошо читалось. Оторвавшись от Наполеона он сам не желая того вновь прочитал: Указ №2 «О подтверждении законности состояния». Каждый, кто имеет состояние сто миллионов рублей и более обязан подтвердить законность его получения… Задумался…

Ну, сколько раз задумавшись на время,

Я сам себе на верность присягал.

Не рвался я… Всучили это бремя,

Звериный не понятен мне оскал.

Я много лет безудержен в стараньях,

Встаю в заботах с ними и ложусь.

И лучшей жизни также в ожиданьях,

Уйти сейчас? Ну как я откажусь…

– Рехнулся парень, – сказал сам себе и вернулся к книге.

«То были уже не буревестники-одиночки, возвещавшие приближение грозы. Надвигалась сама гроза, и ожесточенное сражение в сфере идей, в которое ввязывалась «партия философов», атакуя твердыни старого мира, было верным признаком приближавшегося социального взрыва огромной, небывалой еще силы, к которому шло европейское общество конца XVIII века»3.

– Великая страна с населением двести миллионов человек и не менее великой историей зависима от одного человека? От одного меня… – подумал он.

И кто я есть? Зачем в потоке славы,

Иллюзиями тешились мечты.

Я прав один, они всегда неправы,

И не достичь моей им высоты.

Вознесся так, земля уже не держит,

Трава лоснится… Хочется тепла.

Рассвет прошел, закат только забрезжит,

А с ним и жизнь под ноги утекла.

Напрасно все? К чему срывая маски…

Открыться мне, и правдою сказать.

И поделится – запросто, по-братски,

Чтобы себя потом не унижать.

Он сделал все что мог… Возможно, многого не сделал из того, что нужно было сделать. Но он так вцепился за подол власти, что оторвать его уже, невозможно не повредив сам подол. А обнаженная власть опасна, она может спровоцировать бурю ненужных эмоций. Каждый новый день его, наверное, волнует только один вопрос: «Что будет с ним?» Поэтому и обнуление сроков, и гарантии личной неприкосновенности все нацелено на одно – удержаться у власти и не пострадать потом. Наивно полагая, что такое в Александрии возможно. Он что уже не помнит про культ личности его предшественника? Он может назвать хотя бы одного правителя Александрии, которого потом не втоптали в грязь? Придут другие они, также умело двигая политические наперстки, изберут новую Думу, новый Совет Федерации, новый состав Верховного и Конституционного судов. Все ведь так просто, когда в Александрии решает только один человек. Но как это все изменить? Что сделать? Вот главный вопрос, на который нет ответа. Александрия, как и мир в целом стоят перед выбором, и выбор этот не большой. Выбирать, как всегда приходится из плохого и очень плохого. Самоочищение или саморазрушение? Самоочищение – это трудный путь человечества и его можно пройти. И Александрия может это сделать первой. Без самоочищения никакие перемены невозможны. Александрийцы еще чувствуют тот воздух, воздух побед и свершений. Пусть окончательно и бесповоротно исчез сам призрак коммунизма, который ползая по Европе пугал людей. Он не нашел пристанища и здесь, на земле гордой и независимой Александрии. Александрия как птица Феникс много раз погибала и возрождалась заново, и теперь готова к обновлению более чем какая-то другая страна мира. Нужна новая идеология, которая станет не призраком, а явью.

«О, как люди, далеки от природы! Как они трусливы, подлы, раболепны! Что я увижу на своей родине? Моих соотечественников, скованных цепями и с дрожью целующих руку, которая их угнетает?»4. Дрожь пробежала по телу императора…

Вот мне прислал поэт набросок речи,

Ему-то что? А мне как не молчать?

По всей земле поджечь в народе свечи,

Но отвечать, придется отвечать.

Историй мне других совсем не надо,

И где любовь там ненависть жива.

Только пастух свое покинет стадо,

И побегут они как от ножа.

Затопчут все… И что не посадили,

И что взошло зеленою волной.

И те, тогда, которые любили,

Все повернутся собственной спиной.

Итог один… Но как мне продержаться?

Кривится ночь под сполохом огня.

Навечно здесь я не могу остаться,

Коня бы мне, хорошего коня.

– Поэт предлагает новую объединяющую идеологию. Я почти четверть века у власти так и не придумал ничего похожего, – размышлял он.

«Райизм – объединяющая идеология 21 века», – стучали в висках слова поэта. Я убежден, – пишет поэт, – райизм может стать идеологией 21 века. Райизм, опираясь на исторический опыт и вобрав в себя все самое лучшее из других идеологий, сможет стать объединяющей для большинства людей мира не зависимо от религии, национальности или цвета кожи. Столпы райизма: справедливость; права и свободы человека; равенство; братство.

«За минувшие годы он не раз испытывал превратности судьбы. Она то взметала его вверх, то бросала вниз; он многое познал: напряжение ожесточенной борьбы и радость успеха; обманутые надежды и торжество победы; доверие и подозрение; вражду и дружбу; добро и зло»5.

– Это все происходило двести лет назад, – думал император и не понимал…

Вода рекою убежала,

Остались только берега.

Как прежде кровь из-под кинжала,

И ищем мы опять врага.

Два века вспять… Былая память,

Забыла все, что ей забыть.

И я подчас не этим занят,

Чтоб правду вечности открыть,

Костров не хватит на планете.

И мир сгорает как костер.

Мы ищем тех, кто не в ответе,

Поэт на выдумку остер…

– Как сейчас все так, похоже, если не считать действующих лиц, – думал он, откладывая книгу, и потянулся за бумагой поэта.

Я сам, спасая свою честь,

Забывшись только на минуту,

Как там внутри взыграет лесть.

Она сама подобно спруту,

Опутать сможет верх и низ,

И паутиною накроет.

И честь покажется каприз,

И дух смиренно с ней не спорит.

И кто сильней? Я иль она?

Упасть кому нам на колени?

И жизнь – проталина одна…

И видеть мы другой хотели,

Ту силу внутреннего я.

И почему так ослабели?

И созидая, и творя,

С рожденья нежась в колыбели.

И где поступок – как кинжал?

Прольётся кровь невинной раны…

Спасти себя от сотни жал,

И унести с собой обманы.

Прикрыть нагие облака…

Где их помпезные одежды?

И скажет кто: "Вот вам рука",

Она история надежды.

И дряхлый мир из серых туч,

Сгущает солнечные краски.

И слабый кто, вдруг стал могуч,

И сбросят все с личины маски.

Открывшись правдою рассвет,

Прольётся в день небесным светом.

И тот единственный ответ,

Так и останется советом.

И чистым воздухом лугов,

Цветущим полем из ромашек,

Своих не слышим мы шагов,

И давим жизни тех букашек.

Что Богом созданные нам,

И меры нет… Скудеем духом.

И не глядим по сторонам,

И доверяем больше слухам.

Глава II. Что делать

Раскосые лучи рассвета проникали сквозь не задернутые до конца толстые шторы, отражаясь в полированном паркете из ясеня и дуба, образовали две светящиеся полосы похожие на ночные дороги. Одна из них направлялась вниз, другая уходила вверх и пропадала.

Император проснулся от яркого света и подумал,

– Нужно выбирать одну из них… И мне выпало решать куда двигаться – вверх или вниз.

Две полосы уносят в небо,

Где птицы райские поют.

И утомительная нега,

И тот божественный уют.

Где ночи нет, там день и утро,

Кисельных рек там берега.

И вижу я все это смутно…

И занемевшая нога,

Вернет к обыденности нашей,

Где каждый день сплошной туман.

И наклоняясь уже над чашей,

Смеется мне в лицо обман.

– Главные проблемы, которые тянут человечество в пропасть они известны. Это состояние 1% богатейших людей в мире больше, чем состояние остального населения планеты Земля. Деньги превратились в товар. Ростовщичество. Войны, конфликты, санкции. Верхушка перестают считать себя народом. Часть людей голодает. Миллионы институтов занимаются словоблудием. Ресурсы планеты Земля иссякают. Размываются духовные и нравственные ценности. На вершине пирамиды власти оказываются случайные люди. Несменяемость власти, – писал поэт.

– И я это все понимаю… Нельзя отсидеться в стороне спрятавшись от самого себя. Но я сам один из них, я сам из этого одного процента.

Поэт фантазирует…

– Поставив общенациональную цель – построить рай на планете Земля, можно обозначить и конкретные ориентиры к чему должно прийти человечество к началу 22 века. Такими ориентирами могут быть: на планете Земля нет оружия; создано планетарное Правительство; на планете Земля действует только один налог; планетарная и личная собственность идентичны; пустыня Сахара превратилась в оазис, где производится 50% всего продовольствия мира; нет денег, нет банков, инструментом обмена выступают райки; основной доход приносят структуры, созданные планетарным государством; доход и налог поступают в единый планетарный центр; расходы – пропорционально на каждого конкретного человека; установлен единый возраст выхода на пенсию; созданы добровольные оазисы дожития пожилых людей на полном планетарном обеспечении; образование, медицина и культура являются бесплатными; суд определят только вину, смягчающие и отягчающие обстоятельства, наказание устанавливает компьютерная программа; в уголовном планетарном кодексе всего 10 статей, за которые предусмотрена уголовная ответственность; избирательная система электронная; выборы членов Правительства и принятие законов – путем электронного голосования всех избирателей Планеты.

– Но он поэт… Написать можно все. Как это сделать? – уже вчитываясь в бумагу поэта, думал он.

Туманность дней. Растрачены годы,

Надежды улетели как сквозняк.

Пробились только в поле общем всходы,

Как их собою подавил сорняк.

И в рост пошел – погода не помеха.

Один бы мне, один бы мне закон,

И стало бы им больше не до смеха…

Ну, где пропал? Где затерялся он?

Их тысячи – ползут из разных щелей.

Им чуждо все, что совестью грозит.

Стекает жир по их лощеным перьям.

А я распят… Я правдою убит.

– Главный столп идеологии – справедливость. Именно на ней будет держаться вся конструкции здания, которое планируется построить. Справедливость в идеологии райизма это золотая середина между добром и злом, между тем как есть и как могло быть, между хорошим и плохим, между топтанием на одном месте и движением вперед, между стагнацией и развитием… – пишет поэт.

Добро и зло… Как все избито,

Петляет правды колея.

В основе той лежит корыто,

И жажда власти бытия.

И первым кто у той кормушки,

Других не хочет допускать.

Ветшает купол у верхушки,

И это нужно понимать.

– Я помню, когда надел императорскую корону – все, власть в моих руках. А все оказалось по-другому, власть в стране принадлежала олигархам. И я в стране не самый главный. Вот и пришлось мне каленым железом выжигать у них на лбу: «Власть принадлежит только мне».

И выжигал тогда железом,

Тем, кто не мог меня понять.

И рана та еще надрезом,

И боль еще им не унять.

А он – поэт толкает в пропасть…

Вернуть назад и поделить?

И зыбкой дымкой невесомость,

Былое станет бередить.

– Кто понял, тот не пострадал, а другим досталось. Кому больше, кому меньше. Вот и пришлось мне самому создавать собственных олигархов и становится над ними. А поступи я по-другому, где бы я был теперь самому Богу неизвестно. Но все, когда-то заканчивается, – говорил он сам себе.

Дальше