Ударить по больному нетрудно. Улыбка Мэйвена бесит меня, зато моя злит его не меньше. Мы знаем, как подколоть друг друга.
– В таком случае странно, что ты изо всех сил пытаешься ему подражать.
Теперь уже поднимается Мэйвен. Упершись руками в стол, он встает и смотрит мне в глаза. Уголок рта у него подергивается, и на лице возникает горькая усмешка.
– Я делаю то, что никогда не смог бы сделать мой брат. Кэл следует приказам, но не умеет принимать решения. Ты знаешь это не хуже, чем я. – Взгляд Мэйвена на мгновение падает на пустое место на стене. Он ищет портрет Кэла. – Ты вправе считать его распрекрасным – таким благородным, смелым, безупречным. Но король из него получился бы гораздо хуже, чем из меня.
И я почти согласна с ним. Я столько месяцев наблюдала, как Кэл балансировал на грани между Алой гвардией и Серебряной кровью, отказываясь убивать, но не решаясь и помешать нам, не приставая ни туда ни сюда. Пусть даже он видел ужас и несправедливость, принц по-прежнему соблюдает нейтралитет. Но он не Мэйвен. В нем ни на грамм нет такого зла, как в младшем брате.
– Только один человек на моей памяти называл его безупречным. Ты сам, – говорю я спокойно, и это бесит Мэйвена еще сильнее. – Кажется, ты все-таки слегка на нем помешан. Неужели и в этом ты обвинишь свою мать?
Я хотела пошутить, однако для Мэйвена это ни разу не шутка. Его взгляд плывет, но лишь на мгновение. Жуткое мгновение. Я ощущаю, как глаза у меня расширяются против воли, а сердце сжимается в груди. «Он не знает». Мэйвен искренне не понимает, какие части сознания принадлежат ему, а какие были созданы Эларой.
– Мэйвен, – невольно шепчу я, напуганная тем, на что наткнулась.
Он проводит рукой по темным волосам, дергая себя за пряди, так что они становятся дыбом. Странная тишина продолжается. Мы оба совершенно открыты. Такое ощущение, что я забрела туда, куда не нужно, нарушила границу и зашла в такое место, куда мне вообще-то совершенно не хочется.
– Уйди, – наконец говорит Мэйвен дрогнувшим голосом.
Я не двигаюсь, пытаясь осознать то, что могу. «Потом пригодится». Не потому, что мне тяжело идти. Не потому, что я вновь ощутила неимоверный приступ жалости к призрачному принцу.
– Я сказал – уйди.
Я привыкла, что гнев Кэла наполняет помещение теплом. Гнев Мэйвена леденит, и по моему позвоночнику ползет холод.
– Чем дольше вы заставляете их ждать, тем хуже.
Эванжелина прекрасно умеет выбрать время.
Она врывается в комнату, как всегда, словно вихрь зеркальной стали, волоча за собой длинный плащ. Он приобретает цвет интерьера, переливаясь алым и пунцовым и сверкая от каждого движения. Пока я наблюдаю за ней, чувствуя, как сердце колотится в груди, плащ раскалывается надвое и меняет облик у меня на глазах, обвивая каждой половинкой мускулистую ногу. Эванжелина усмехается, не мешая мне смотреть, как ее придворное платье превращается во внушительные доспехи. Впрочем, они тоже смертоносно прекрасны и достойны королевы.
Как и раньше, я – не ее проблема, и Эванжелина отворачивается от меня. Она не упускает странное напряжение в воздухе и загнанный вид Мэйвена. Эванжелина прищуривается. Как и я, она пытается осмыслить то, что видит. Как и я, она использует это к своей выгоде.
– Мэйвен, ты меня слышал? – она смело делает несколько шагов и огибает стол, чтобы приблизиться к королю. Мэйвен быстро уклоняется от ее руки. – Губернаторы ждут, и мой отец лично…
Мэйвен сердито и решительно хватает со стола листок бумаги. Судя по размашистой подписи внизу, это какая-то петиция. Гневно глядя на Эванжелину, он отводит листок в сторону и изгибает запястье, вызывая искры. Они превращаются в двойную огненную дугу и пронзают бумагу, как ножи масло. Петиция рассыпается пеплом, запачкав сверкающий паркет.
– Передай отцу и его марионеткам, что я думаю о его предложении.
Если Эванжелину и удивили его действия, она не показывает этого. Она фыркает и рассматривает собственные ногти. Я искоса смотрю на нее, прекрасно сознавая, что Эванжелина набросится на меня, если я хотя бы вздохну слишком громко. Я стою тихо, с круглыми глазами, жалея, что не обратила внимания на эту петицию раньше. Жаль, что я не знаю, о чем в ней шла речь.
– Осторожней, милый, – говорит Эванжелина – без особой нежности. – Король, у которого нет сторонников, – не король.
Он поворачивается и подходит к ней так быстро, что застает врасплох. Они почти одного роста – и стоят лицом к лицу. Огонь и железо. Я и не рассчитываю, что Эванжелина дрогнет. Она не боится Мэйвена – мальчика-принца, с которым вместе наматывала круги на тренировках. Мэйвен – не Кэл. Но веки у нее трепещут, черные ресницы колеблются на фоне серебристо-белой кожи, выдавая страх, который она пытается скрыть.
– Не думай, что знаешь, какой я король, Эванжелина.
Я слышу голос его матери, и это пугает нас обоих.
Потом Мэйвен вновь обращает глаза на меня. Смущенный мальчик, которого я видела минуту назад, исчез, сменившись живым камнем с застывшим взглядом. «И тебя это тоже касается», – гласит выражение его лица.
Хотя мне до смерти хочется убежать отсюда, я стою неподвижно. Мэйвен лишил меня всего, но я не выкажу страха и покорности. Больше я не побегу. Особенно в присутствии Эванжелины.
Она снова смотрит на меня, изучая каждый сантиметр моего тела. Запоминая, как я выгляжу. Очевидно, она мысленно стирает прикосновения целителя, замечая и синяки, которые я заработала во время попытки к бегству, и вечные тени под глазами. Когда Эванжелина упирается взглядом в мои ключицы, я не сразу понимаю, почему. Губы у нее приоткрываются – несомненно, это удивление.
Злая и пристыженная, я прикрываю клеймо воротником. Но в процессе не отвожу глаз от Эванжелины. Она тоже не в состоянии лишить меня гордости.
– Стража, – наконец зовет Мэйвен, повысив голос.
Арвены являются, вытянув руки и готовясь меня увести. Мэйвен указывает подбородком на Эванжелину.
– Ты тоже.
Разумеется, ей это не нравится.
– Я не пленница, которую можно шпынять…
Я улыбаюсь, пока Арвены выводят меня за дверь. Она закрывается, но из-за нее доносится голос Эванжелины. «Удачи, – думаю я. – Ты волнуешь Мэйвена еще меньше, чем я».
Охранники идут быстрым шагом, и я вынуждена за ними успевать. Это не так просто в платье, которое сковывает движения, но я как-то справляюсь. Обрывок шелка с вышивкой Гизы, крепко сжатый в кулаке, кажется таким мягким на ощупь. Я подавляю желание понюхать ткань, найти какое-нибудь воспоминание о сестре. Я воровато оборачиваюсь, надеясь увидеть, кто именно ждет аудиенции у нашего злого короля. Но вижу только Стражей, в черных масках и огненных плащах, которые стоят возле двери кабинета.
Она внезапно распахивается, подпрыгнув на петлях, и со стуком захлопывается. Для урожденной аристократки Эванжелина чересчур разгневана. Интересно, пыталась ли моя старая наставница, леди Блонос, научить ее сдержанности. Это зрелище забавляет меня, и на моих губах появляется столь редкая улыбка. Она причиняет боль, но мне всё равно.
– Не ухмыляйся, девочка-молния, – рычит Эванжелина и ускоряет шаг.
Ее реакция лишь подстрекает меня, невзирая на опасность. Отвернувшись, я смеюсь. Мои стражи не произносят ни слова, но слегка прибавляют скорость. Даже они не хотят иметь дело с обозленным магнетроном, у которого руки чешутся подраться.
Однако Эванжелина нагоняет нас, ловко обогнув Яйцеголового и встав прямо передо мной. Стражи резко останавливаются и придерживают меня.
– Если ты не заметила, я немного занята, – говорю я, жестом указав на охранников, которые держат меня за обе руки. – И в моем расписании нет места для ссоры. Цепляйся к тому, кто способен дать сдачи.
Улыбка Эванжелины ярка и остра, как пластины брони.
– Не преуменьшай. У тебя еще достаточно сил для драки.
Она наклоняется вплотную ко мне, как к Мэйвену. Очень легкий способ показать, что ей не страшно. Я стою неподвижно, заставляя себя не вздрагивать, даже когда она отделяет острую, как бритва, чешуйку от своей брони, как лепесток от цветка.
– По крайней мере, я на это надеюсь, – негромко заканчивает Эванжелина.
Она аккуратно срезает воротник моего платья и отрывает кусок расшитой алой ткани. Я подавляю желание прикрыть выжженную на моем теле букву М и чувствую, как горячий румянец стыда ползет вверх по шее.
Эванжелина не сводит глаз с грубых очертаний клейма. И вновь как будто удивляется.
– Не похоже на несчастный случай.
– Хочешь поделиться еще какими-нибудь удивительными наблюдениями? – спрашиваю я сквозь зубы.
Усмехнувшись, она возвращает чешуйку на корсаж.
– Не с тобой.
Я выдыхаю, когда она отстраняется, и между нами появляется небольшое расстояние.
– Элейн?
– Да, Эви, – раздается голос.
Из ниоткуда.
Я чуть не выпрыгиваю из платья, когда за спиной у Эванжелины, прямо из воздуха, появляется Элейн Хэйвен. Тень, способная манипулировать светом, достаточно мощная, чтобы стать невидимой. Интересно, долго ли она стояла рядом с нами. Возможно, она присутствовала в кабинете, вместе с Эванжелиной или без нее. Она могла уже давно наблюдать за происходящим. Не исключаю, что Элейн ходила за мной по пятам с того момента, как я попала сюда.
– Никто не пытался надеть на тебя колокольчик? – огрызаюсь я, хотя бы для того, чтобы скрыть страх.
Элейн любезно улыбается, но глаза у нее остаются холодными.
– Пару раз.
Мы знакомы. Мы много раз тренировались вместе и никогда не ладили. Она, как и Соня, – подруга Эванжелины, достаточно умная особа, чтобы заключить союз с будущей королевой. Как подобает леди из Дома Хэйвена, платье и украшения у нее – непроглядно черного цвета. Это не траур, а уважение к цветам клана. У Элейн раскосые глаза, идеальная матовая кожа и рыжие волосы, цвета яркой меди по сравнению с платьем. Она изменяет свет вокруг себя, и ее окружает неземное сияние.
– Мы закончили, – говорит Эванжелина, устремив свои пронизывающие глаза на Элейн. – Пока что.
И бросает через плечо убийственный взгляд, чтобы поставить точку.
9. Мэра
Быть куклой – странное занятие. Я провожу больше времени на полке, чем в игре. Но, когда меня вынуждают, я пляшу под дудку Мэйвена – он соблюдает условия, пока их соблюдаю я. В конце концов, он человек слова.
Первый новокровка просит убежища в Причальной гавани и, как обещал Мэйвен, получает полную защиту от так называемых ужасов Алой гвардии. Через несколько дней этого бедолагу по имени Морритан перевозят в Археон и представляют самому королю. Процесс широко транслируют. Теперь его имя и способности известны всем при дворе. К удивлению многих, Морритан – поджигатель, как отпрыски Дома Калора. Но в отличие от Кэла и Мэйвена он не нуждается в специальном браслете, даже в искре извне. Его огонь порожден способностью, и одной только способностью, совсем как моя молния.
Я вынуждена сидеть и смотреть, устроившись в золоченом кресле, вместе с остальными придворными. Джон-ясновидец сидит рядом, красноглазый и тихий. Как первые двое новокровок, присоединившиеся к Серебряному королю, мы имеем право на почетные места рядом с Мэйвеном, уступая лишь Эванжелине и Самсону Мерандусу. Но внимание на нас обращает только Морритан. Когда он приближается, на глазах у двора и десятка видеокамер, то не сводит с меня глаз. Он дрожит от страха, но отчего-то мое присутствие не позволяет ему убежать и толкает вперед. Он верит, что Алая гвардия охотится за новокровками. Он верит в то, что Мэйвен заставил меня сказать. Морритан преклоняет колени и клянется вступить в королевскую армию. Тренироваться вместе с Серебряными офицерами. Сражаться за короля и свою страну.
Сохранять молчание и неподвижность по-прежнему труднее всего. Несмотря на худобу, золотистую кожу и руки, огрубевшие от многолетней работы, Морритан похож на крольчонка, который забежал прямо в капкан. Одно мое неверное слово – и ловушка захлопнется.
За ним следуют и другие.
День за днем, неделя за неделей. Иногда поодиночке, иногда сразу десяток. Они приходят со всех концов страны, стремясь к предполагаемой безопасности, обещанной королем. Одни напуганы, другие слишком глупы и искренне хотят получить место у Мэйвена. Оставить позади жизнь, полную угнетения, и стать чем-то невероятным. Я не могу их винить. В конце концов, нам с рождения твердили, что Серебряные – наши господа, боги, что они превосходят нас. И вот они оказались настолько милосердны, чтобы позволить Красным жить в раю. Кто откажется к ним присоединиться?
Мэйвен хорошо играет свою роль. Он всех принимает как братьев и сестер, широко улыбается и не выказывает ни стыда, ни страха, делая то, что большинство Серебряных сочли бы отвратительным. Двор следует его примеру, но я вижу, как унизанные перстнями руки скрывают презрительные или злобные усмешки. Пусть даже это часть спектакля, хорошо нацеленный удар против Алой гвардии, придворным не нравится происходящее. Более того, им страшно. У многих необученных новокровок есть способности, которые превосходят умения Серебряных и их понимание. Они наблюдают волчьими глазами, готовые в любой момент показать клыки.
В кои-то веки я перестала быть центром внимания. Это моя единственная радость, и даже преимущество. Девочка-молния никого не интересует без молний. Я делаю, что могу – немногое, но не бессмысленное. Я слушаю.
Эванжелина нервничает, несмотря на железное внешнее спокойствие. Ее пальцы отбивают дробь на подлокотниках кресла и успокаиваются, только когда Элейн рядом – тогда она что-то шепчет подруге или прикасается к ней. Но не смеет расслабиться. Эванжелина стоит на грани, такой же острой, как лезвие ее ножей. Нетрудно догадаться почему. Разговоры о свадьбе как будто под запретом. Хотя Эванжелина, несомненно, обручена с королем, она все еще не королева. Это ее пугает. Я вижу смятение в лице и поведении Эванжелины, в непрерывной смене сверкающих нарядов, каждый из которых еще замысловатее и пышнее предыдущего. Она – королева во всем, кроме титула, однако титул – основное, чего она хочет. И ее отец тоже. Воло маячит рядом с дочерью, такой представительный в черном бархате и серебряной парче. В отличие от Эванжелины, он не носит металла. Ни цепочки, ни даже кольца. Он не нуждается в оружии, чтобы казаться опасным. Тихий, всегда в черном, он больше похож на палача, чем на аристократа. Не знаю, как Мэйвен терпит его присутствие и непреходящую, сосредоточенную алчность во взгляде. Воло напоминает мне Элару. Постоянно наблюдающий за троном, вечно ждущий шанса его занять.
Мэйвен видит это – но ничего не предпринимает. Он оказывает Воло уважение, которого тот требует, но более ничего. И оставляет Эванжелину в обществе обворожительной Элейн, очевидно радуясь, что будущая жена им не интересуется. Он определенно сосредоточен на чем-то другом. Как ни странно, не на мне, а на своем кузене Самсоне. Я тоже с трудом игнорирую этого Серебряного, который терзал мою душу. Я постоянно ощущаю его присутствие и пытаюсь расслышать шепот, хотя у меня вряд ли хватит сил, чтобы противостоять ему. Мэйвену не приходится об этом беспокоиться, раз у него есть трон из Молчаливого камня, который обеспечивает королю безопасность. И опустошает.
Когда меня учили быть принцессой – что само по себе смешно, – я, на правах невесты младшего принца, посещала все придворные мероприятия – балы и пиры. Но теперь, став пленницей, я посещаю их гораздо чаще. Я буквально сбилась со счета, сколько раз меня заставляли сидеть, как дрессированную собачку, и выслушивать просителей, политиков и новокровок, клянущихся в верности.