Заметим, что не только храмы, но и весь Новгород музыкален. Чуткое ухо композитора уловит в его звуках «черновики» кантат и симфоний. Хрустальный звон льда на реке, шелест камышей в болотах, крики грачей и скворцов, «облетающих высокие тополи», мощные «песни» колоколов, — всё это просится на бумагу, быть записанным в виде нотных знаков.
Вследствие особой самостоятельности образа новгородские храмы легко сравнивать с чем-либо. Например, церковь Спаса на Ковалёве подобно раку вцепилась в землю. Хочется верить, что никаким обстоятельствам истории уже не убрать её со своего места. Никакой «благодетель», желающий приобщить Россию к благам европейской цивилизации, не сметёт её с лица земли.
Кстати, о «благодетелях».
В Новгороде становится особенно очевидной смехотворность писаний европейских путешественников прошлых веков, дружно «хоронивших» Россию и её народ. Теперь этих визитёров давно нет, а Новгород остаётся, цветёт и пахнет на зависть «западным партнёрам».
О семье
Три аспекта особенно поражают в новгородских храмах и монастырях.
Primo — сложность их «биографий». Одной из самых удивительных в этом смысле можно считать церковь Андрея Стратилата, находящуюся в Детинце. По сути, это — расширенный придел другого храма, построенный на месте его винтовой лестницы. И такое бывает.
Церковь Андрея Стратилата (XV век).
Другие церкви превращались в жилые дома, спортивные школы, склады. Сегодня им постепенно возвращается первоначальное назначение. Здесь же хочется добавить и другое. Древние церкви, как любые другие живые организмы, переживают на протяжении своей жизни многочисленные добавления и потери. Иногда их сочетание приводит к совершенно монструозным образованиям, фантастическим смешениям врождённых и приобретённых черт, представляющим головоломку для искусствоведов.
Поэтому реставраторы, и вообще все, кто работает с произведениями искусства, должны давать своеобразную клятву Гиппократа: «Не навреди!» Как говорили мудрые римляне, primum non nocere4.
Secundo, — продуманность вплоть до мельчайших деталей, что отмечается почти всеми, кто изучал новгородскую архитектуру. Например, археолог и историк архитектуры М. К. Каргер писал про церковь Фёдора Стратилата: это «законченное, глубоко продуманное художественное произведение». Поэтому впечатление «тяпляпистости», которое может возникнуть при взгляде на местные храмы, остаётся лишь первым впечатлением, исчезающим при дальнейшем знакомстве с новгородской архитектурой.
И третье — «монолитность», узнаваемость стиля архитектуры Великого Новгорода и уверенная последовательность его развития. При этом надо учесть, что храмы строились на фоне непрекращающихся войн, усобиц, пожаров, эпидемий, ересей, — крайне редко «бысть тишина в Рустеи земли»5. Именно названные катастрофы часто были поводами для строительства. И потому — как это ни цинично прозвучит — способствовали развитию художественной жизни.
Искусство — искусством, бедствия — бедствиями.
Любая частность конструкции, любой орнаментальный мотив сохранялся в общей «копилке», и затем развивался и использовался зодчими. На многих церквях можно проследить развитие того или иного элемента декора, композиционного приёма.
Это — очень преемственная архитектура.
Вл. В. Седов писал, что в Новгороде «последующие памятники оглядывались на предыдущие, а одновременные „перекликались“ друг с другом, создавая атмосферу особой архитектурной традиции, настроенной на переживание местных форм и отбор самых удачных из них».
Кроме того, новгородская архитектура удивительно «очеловечена», даже «семейна». Некоторые периоды её развития можно охарактеризовать во вполне «домашних» терминах. Матерью архитектуры Новгорода, безусловно, является собор святой Софии (отец, очевидно, в Киеве). Её сыновья – первое поколение гигантов: Георгиевский собор Юрьева монастыря, Николо-Дворищенский собор и собор Рождества Богоматери Антониева монастыря. Это – основа местной архитектуры, предки всех будущих сооружений. Следующие поколения уменьшились в размерах, стали скромнее и проще по внешнему виду. Это произошло после того, как князей в XII веке отправили «на выселки». Самым «новгородским» и одновременно самым известным и представительным стало поколение, рождённое во II половине XIV — начале XV века. Это — родные братья: церкви Фёдора Стратилата, Спаса Преображения на Ильине улице, Рождества Христова на Красном поле, Иоанна Богослова на Витке, Рождества Богородицы на Михалице, Петра и Павла в Кожевниках и др. Затем новгородская наследственность была разбавлена московской кровью (церкви святых жён-Мироносиц, Бориса и Глеба в Плотниках, святого Прокопия и др.). В эту пору появились даже двойняшки, но не близнецы: церкви Филиппа Апостола и Николая Чудотворца. Хотя кровосмешение порой давало неплохие результаты, история новгородской архитектурной семьи заканчивалась. «Новгородскость» в архитектуре города, как и боярская республика, «истощилась», постепенно сошла на нет, и не могла противостоять московскому «вливанию». Остаётся добавить, что племянники и двоюродные братья новгородских церквей и храмов проживали в Пскове, Старой Руссе, Ладоге и других городах.
Чем объясняется появление всех отмеченных особенностей и качеств новгородской архитектуры? Среди множества факторов одним из главных представляется то «умение определять художественные возможности, заложенные в функциональных и конструктивных особенностях зданий», о которых писал историк архитектуры П. Н. Максимов, и конечно, умение «использовать эти возможности при помощи простейших приёмов».
В каждом явлении человеческой жизни, будь то экономическая, общественная, промышленная или другая сфера, есть свои вершины. Они характеризуют не только высшие достижения, но и нечто самое типичное, знаковое, всегда узнаваемое. Это есть то, без чего нельзя представить существование того или иного явления. В художественной жизни то же самое. Например, для архитектуры Новгорода такими вершинами, лучше сказать, опорными точками являются собор святой Софии, Георгиевский собор Юрьева монастыря, Спасо-Преображенская церковь на Нередице, церковь Николы на Липне и церковь Федора Стратилата. Разумеется, у каждого могут быть своё мнение на этот счёт, но для меня представить Новгород и его пригороды без этих построек невозможно.
Если далее следовать предложенной версии, то и культура Великого Новгорода (в целом) тоже имеет опорные точки. «Каркас» местной культуры образуют: собор святой Софии, икона Богоматери Знамение и фрески церкви Спаса Преображения на Ильине улице, два кратира Братилы и Косты, и, пожалуй, Остромирово Евангелие.
Опять же подчеркну, что у каждого может быть своё мнение по этому вопросу. На мой взгляд, если временно забыть обо всей новгородской культуре, искусстве, вообще истории, и увидеть только эти памятники, то представление о Новгороде сложится вполне адекватное.
Про Пасху и деревья
Человеку религиозному в Новгород лучше ехать на Пасху.
Это — особенное время. Десятки храмов перекликаются друг с другом колокольным звоном. Народ с раннего утра стекается в церкви. Прихожан так много, что большинство толпится у входов, а не заходит внутрь. Люди обнимаются, целуются и сообщают друг другу замечательную новость. В это время в церквях так душно, что лица становятся красными, пот течёт по лицу.
Но никто не уходит.
Сотни ликов одобрительно смотрят со стен и сводов, на металлических связях блестят живые цветы, огонь свечей отражается на серебряных окладах и позолоте икон. Лучи света из барабанов протягиваются на платки женщин подобно телеграфным проводам, связывающим небо и землю, Бога и человека. Благостное настроение царит в приходах.
Новгород — очень уютный, домашний город.
Обычное мегаполисное чувство, заставляющее быть всегда настороже, в Новгороде исчезает. Возможно, это происходит из-за того, что «приметы эпохи» во многих местах этого города стёрты. То есть зелёные аллеи и старинные переулки, некоторые из которых старше многих городов, порой не имеют «признаков» того или иного столетия. Их обстановка могла быть такой же и XII, и в XV, и в XX веке. Этот хронологический вакуум заставляет ощутить себя путешественником во времени (нечто подобное я чувствовал в Ростове), которому вполне возможно увидеть, например, князя Александра Невского. И при этом не героизированно-кинематографического героя — создание нашей государственной идеологии, а вполне реального политического и военного деятеля.
Новгород не кичится своей древностью. Простота поведения города по отношению к гостям завораживает. Именно в этой простоте проявляется сила, уверенность Великого Новгорода и колоссальная значительность его истории и культуры.
В Новгороде просторно.
Куда ни глянь, границ не видно. Как в физическом, так и — особенно — в культурном смысле. Целая Вселенная. По отношению к своим «филиалам» Новгород продолжает оставаться тем солнцем, вокруг которого кружатся его спутники. В вихрь своей культуры Новгород захватывает архитектуру, живопись, прикладное искусство. Чем ближе к «солнцу» «спутники», тем более близки их культура и искусство. И это «солнце» не потеряло свою силу и сегодня, оно продолжает распространять влияние не только на находящееся вблизи, но и на многие — весьма отдалённые в географическом и хронологическом смысле — сферы жизни страны.
Как справедливо писал один известный учёный, «каждый памятник новгородской старины агитирует за русскую культуру».
О том, как много сделал Великий Новгород для культуры Руси и Европы благодаря своей самостоятельности, рассуждал академик Д.С.Лихачёв (в числе прочего: охранял северо-западные границы, сохранил культуру во время и после монголо-татарского нашествия, стал городом Предвозрождения и проч.).
Но независимость имела важное значение для культуры самого Новгорода. Именно благодаря этой самостоятельности, чреватой сепаратизмом, Новгород и стал таким, каким мы его знаем и каким восхищаемся. Художественное своеобразие его памятников, достижения в разных областях жизнедеятельности стали возможны только благодаря «самостийности». Что стало с Новгородом после присоединения к Москве? Постепенно растворился в «общерусскости». Таким образом, вопрос о роли самостоятельности Новгорода для собственной культуры, кажется не менее важным, чем вопрос о роли самостоятельности Новгорода для русской и общеевропейской культуры.
В Новгороде, как ни в одном другом городе, бросается в глаза зависимость настоящего и будущего от прошлого. Речь идёт не о том, что Древняя Русь дала работу многим из современных новгородцев, а о том, что город воспринимается сегодня только через призму прошлого. Именно прошлое в нём неисчерпаемо, а не настоящее и будущее. Истинная суть Новгорода, его красота, проявляются лишь тогда, когда минувшее «накладывается» на современность. Например, тихим зимним вечером, когда около древних храмов почти не видно и не слышно примет XXI века. Тогда душа города видна наиболее отчётливо. Или при обнаружении очередной берестяной грамоты Якима – самого плодовитого автора писем на бересте.
Деревянное крыльцо Лихудова корпуса в Новгородском кремле.
Вероятно, сильно преувеличивая, можно сказать, что Великий Новгород – самый исторический город в России. Его история не стала историей XXI столетия, а осталась в периоде до Нового времени. Новгород не перешёл в настоящее, у него своё летоисчисление. Речь идёт, разумеется, не об отсталости, этого нет, а о душе города, его «само-чувствовании». Поэтому если кто захочет эмигрировать в Древнюю Русь, то ему в Новгород.
В древнегреческих мифах рассказывается о великане Антее, который припадал к матери-земле, чтоб обрести новые силы. Новгород для сотен людей – подобный источник. Россияне сознательно (а многие неосознанно) черпают здесь вдохновение, новые впечатления и эмоции, дающие способность жить и работать. Новгород олицетворяет всю бездонную русскую культуру, к которой припадают её дети.
Истоки помогают осмыслить настоящее и уверенно двигаться в будущее.
«Где София, там и Новгород»
При рассказе о Новгороде обойти вниманием Софийский собор, скорее, даже не странно, а преступно. Именно древние новгородцы, говорившие «Где София, там и Новгород», не простили бы этого.
Однако необходимость повествования об этом соборе наталкивается на почти непреодолимую трудность. Дело в том, что писать о соборе святой Софии — то же самое, что писать о жизни. Это — долгое, затратное и часто неблагодарное дело. Ввиду той роли, которую играл собор в культурной жизни Новгорода в полной мере выразить её на двух—трёх страницах невозможно. К тому же об истории собора как здания написано уже очень много, повторять труды уважаемых историков и искусствоведов не хочется. Поэтому далее — только личные впечатления от многочисленных посещений собора.
Один немецкий путешественник и географ писал в XIX веке: «Всё в церкви [Софийском соборе — Г.П.] выглядит так узко, мрачно и древне, как если бы сам попал во тьму тех древних серых времён». Несмотря на то, что записки иностранцев о России часто балансируют на грани между откровенной ложью и малохудожественным вымыслом, на этот раз уважаемый немец не промахнулся.
История давно живёт под сводами этого здания.
В этом убеждают даже не намёки реставраторов в виде оставленных неприкрытыми участков стен или фрески XII столетия, а атмосфера, царящая среди колоссальных расписанных столпов. Шёпот многовековых молитв чудится повсюду, шорохи от крестных знамений прикасаются к дрожащим огонькам свечей, заставляя их еле заметно двигаться. Свет отражается на древних ликах и оживляет их. Они строго и вопрошающе глядят на каждого пришедшего.
Шум туристических толп проходит мимо этой атмосферы, он не касается ни фресок, ни икон, ни серебряных рак. И пусть высокомерный европейский турист мало что понимает в увиденном, даже он выходит из собора притихшим и присмиревшим. Конечно, он и дальше в жизни будет руководствоваться своими либеральными ценностями и навязывать их остальным народам как единственно правильные, но всё же поймёт (по крайней мере, в день посещения Софийского собора), что им есть альтернатива.
Собор дарит разные впечатления.
Купола собора святой Софии.
И щемящее чувство восторга от его художественных красот, и окрыляющее чувство гордости за предков, и почти всепоглощающий покой от ощущения принадлежности к чему-то великому и вечному. Он даёт оценку всей человеческой деятельности, при этом примиряет, казалось бы, непримиримые явления и понятия. В конце концов, он даёт силы. Пришедший как бы встаёт в строй почивших и ещё не родившихся. Обретает мудрость ушедших и силы только готовых прийти в этот мир. Таким образом происходит приобщение к ценностям родной цивилизации, понимание её истоков. Это не только способствует самоидентификации, но и придаёт смысл каждому поступку.
Можно сказать, что Софийский собор — один из трёх столпов восточнославянской цивилизации, наряду с киевским и полоцким. Если соединить линиями местоположения соборов на карте, то они окажутся не только узами, связывающие воедино родственные народы, их мировоззрения, но и каналами, по которым проходил обмен знаниями и умениями.