– Зачем ты мне все это рассказываешь? – спросил он.
– Повторяю, Джек: теперь ты с нами. А вместе с властью приходит ответственность. Наша профессия – управлять человеческими душами. Ради этого мы ищем таланты – и берем их к себе на службу, чтобы придать им правильное направление. Играть чужими жизнями, как играем мы, можно лишь ради высочайших идеалов.
– Понимаю, – задумчиво ответил он. – Что ж, о моих мотивах не беспокойся. Я с вами не ради славы и не ради денег. Я здесь для того, чтобы человечество вновь обрело простор, а с ним и достоинство.
– Вот и отлично! – ответил я, нацепив на лицо Выражение Номер Один.
Однако про себя недоумевал. Сам-то я под «высочайшими идеалами» имел в виду Святые Продажи.
Я набрал номер Тильди.
– Поговори с ней. Ответь на ее вопросы. Можешь и сам ее спрашивать, о чем захочешь. Непринужденный, дружеский, даже задушевный разговор – вот что вам нужно. Поделись с ней своими переживаниями. И она, сама того не зная, облечет их в совершенную поэтическую форму, которая найдет доступ прямиком к сердцам и душам читателей. Раскройся перед ней полностью.
– Разумеется. А она-то, Митч, – она передо мной полностью раскроется? – поинтересовался Джек. Сейчас он напоминал статуэтку молодого, полного надежд сатира.
– Вот на это не надейся, – покачал головой я. Все у нас знали, что мужчины Тильди не интересуют.
После обеда – впервые за четыре месяца – мне позвонила Кэти.
– Что-то случилось? – спросил я, напрягшись. – Тебе нужна помощь?
Она рассмеялась:
– Да нет, Митч. Ничего такого. Просто хотела узнать, как ты, и поблагодарить за чудесный вечер.
– А как насчет еще одного чудесного вечера?
– Ужин сегодня у меня. Подойдет?
– Еще бы! Конечно, разумеется, подойдет! Какого цвета будет на тебе платье? Хочешь, куплю тебе настоящий цветок?
– Что ты, Митч, не надо широких жестов! Наш конфетно-букетный период давно позади, а что денег у тебя больше, чем у Господа Бога, я и так знаю. Хотя я действительно хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.
– Все что угодно!
– Приведи с собой Джека О’Ши. Сможешь устроить? Я видела в новостях, что сегодня утром он прилетел в наш город, и сразу поняла, что он будет работать с тобой.
– Ну… да, – отозвался я, изрядно обескураженный. – Да, хорошо. Свяжусь с ним и тебе перезвоню. Ты в больнице?
– Да. И спасибо тебе огромное. Очень хочу с ним познакомиться!
Я заглянул в кабинет к Тильди, где и обнаружил Джека.
– Ты сегодня улетаешь? – спросил я.
– Хм… очень может быть, – ответил Джек. Он явно тоже что-то понял насчет Тильди.
– У меня другое предложение. Как насчет тихого домашнего ужина со мной и моей женой? Жена у меня, так случилось, красавица, прекрасно готовит, разговор поддержать умеет, да к тому же первоклассный хирург.
– Идет.
Так что я позвонил Кэти и сказал, чтобы к семи ждала меня вместе с нашей «звездой».
Джек вошел ко мне в кабинет в шесть часов, ворча себе под нос:
– Да уж, я заслужил хороший ужин. Эта ваша мисс Мэтис… Ну и штучка! Хотя, знаешь, что-то в ней есть. Она вообще когда-нибудь спускается на грешную землю или так всю жизнь и витает в облаках смога?
– Скорее второе, – ответил я. – Но прежде чем вздыхать по ней, вспомни, что Китс попался на крючок ветреной девице, Байрон умудрился заразиться гонореей, а во что превратил собственную жизнь Суинберн, и вспомнить страшно. Надо ли пояснять, как опасно связываться с поэтами?
– Не надо! Расскажи лучше о своей жене. Что у вас за семья?
– Временный брак, – ответил я. И сам расслышал в своем голосе нотку горечи.
Он вздернул брови.
– Я человек старомодного воспитания. Никогда не понимал, какой смысл в условных браках.
– Я тоже, – ответил я. – По крайней мере, для меня в этом точно смысла нет. Если Тильди тебя еще не просветила, сообщаю: моя талантливая красавица жена не хочет превращать наш временный брак в окончательный, мы не живем вместе, и если за четыре месяца она не передумает, между нами все будет кончено.
– Нет, Тильди меня не просветила, – ответил он. – А ты, кажется, действительно об этом жалеешь?
Тут я едва не дрогнул. Едва не предался жалости к себе и не начал искать у него сочувствия. Едва не пустился в долгий рассказ о том, как мне тяжело, как я люблю Кэти, как она ко мне безжалостна, как я все перепробовал… Но в следующий миг осознал, что собираюсь все это выложить лилипуту, в котором нет и метра. Парню, который если когда-нибудь и женится, в любой момент может превратиться в предмет насмешек, в беспомощную игрушку своей жены.
– Жалею, но не слишком, – ответил я. – Ладно, Джек, пошли. Пропустим по стаканчику – и в подземку.
Никогда еще Кэти не была прелестнее, чем в тот вечер; и я пожалел, что послушал ее и не истратил двухдневный заработок на букет живых цветов.
Она поздоровалась с О’Ши, и тот немедленно объявил:
– А вы мне нравитесь! У вас нет этого особого женского блеска в глазах. Ну, такого, знаете, который как бы говорит: «Ах, какой милашка!» Или: «Ох, должно быть, он богат и несчастен!» Или: «Ну почему бы не попробовать, это же так экзотично!» Одним словом, я нравлюсь вам, а вы мне.
Как вы, должно быть, уже догадались, он был немного пьян.
– Не хотите ли кофе, мистер О’Ши? – спросила Кэти. – Я буквально разорилась, чтобы достать настоящие свиные сосиски с настоящим яблочным соусом. Вы обязаны их попробовать!
– Кофе? – переспросил он. – Нет, мэм, мне, пожалуйста, кофиэст. Пить кофе было бы с моей стороны предательством великой империи «Фаулер Шокен ассошиэйтед», которой я присягнул на верность. Верно, Митч?
– Сегодня этот грех тебе простится, – ответил я. – К тому же Кэти не верит, что безвредный алкалоид в кофиэсте действительно безвреден.
По счастью, Кэти стояла в углу кухни, спиной к нам – и то ли не услышала моих слов, то ли умело притворилась, что не слышала. Дело в том, что алкалоид в кофиэсте в свое время стоил нам четырехчасовой баталии. Она называла меня «отравителем детей», я ее – «мракобеской»; звучало немало и других слов, более коротких, но столь же выразительных.
Натуральный кофе вызвал восхищение даже у избалованного богатством О’Ши. Ужин был великолепен, и после него атмосфера стала гораздо непринужденнее.
– Вы, наверное, и на Луне были? – спрашивала Кэти.
– Собираюсь на днях, – любезно отвечал О’Ши.
– На Луне смотреть нечего, – вмешался я. – Пустая трата времени и денег. Один из самых неудачных наших проектов. По-моему, мы затеяли его только для того, чтобы набраться опыта перед проектом «Венера». Шахты и несколько тысяч шахтеров – больше ничего.
– Я вас на минутку покину, – проговорил О’Ши и вышел.
Я не мог упустить такой шанс.
– Кэти, милая, – быстро заговорил я, – спасибо, что пригласила меня к себе. Скажи, это что-то значит?
Она быстро потерла друг о друга большой и указательный пальцы. По этому бессознательному жесту я понял: все, что скажет Кэти дальше, будет ложью.
– Возможно, Митч, – мягко ответила она. – Только не дави на меня. И не торопи.
Тут я расчехлил свое секретное оружие.
– Врешь! Ты всегда делаешь пальцами вот так, – и я показал ей как, – когда собираешься соврать. По крайней мере, соврать мне, не знаю, как насчет других.
Она коротко рассмеялась в ответ:
– Что ж, откровенность за откровенность. Не знаю насчет твоих клиентов и сослуживцев, но, собираясь солгать мне, ты всегда задерживаешь дыхание и смотришь мне прямо в глаза.
Вернулся О’Ши – и сразу почувствовал, что непринужденность между нами исчезла.
– Мне, наверное, пора, – заметил он. – Митч, мы идем вместе?
Кэти кивнула, и я ответил:
– Да.
У дверей все вежливо попрощались, и Кэти поцеловала меня в щеку. Поцелуй был долгий, теплый – казалось, ей не хотелось от меня отрываться. Из тех поцелуев, какими скорее ждешь начать вечер, чем закончить. Я почувствовал – да, точно почувствовал, – что сердце у нее забилось быстрее! Однако в следующий миг она спокойно закрыла за нами дверь.
– Так как, ты не думал нанять охрану? – спросил О’Ши.
– Меня просто с кем-то перепутали, – упрямо ответил я.
– Может, зайдем к тебе и там еще выпьем? – немного подумав, предложил он.
Было бы смешно, если бы не было так грустно: Джек О’Ши, парень весом в двадцать пять килограммов, собрался защищать меня от неведомых убийц!
– Конечно, – ответил я, и мы вместе спустились в метро.
Ко мне в комнату он вошел первым и включил свет. Все было спокойно. Потягивая виски, сильно разбавленный содовой, Джек кружил по квартире, осматривал запоры на окнах, дверные петли и тому подобное.
– По-моему, – произнес он, – это кресло будет лучше смотреться здесь.
«Здесь» – это в углу, который не простреливается из окна.
– Очень может быть, – ответил я и передвинул кресло.
– Береги себя, Митч, – сказал Джек перед тем, как уйти. – Если с тобой что-то случится, и твоей прелестной жене, и друзьям будет тебя не хватать.
Ничего страшного не случилось, не считая того, что я ушиб лодыжку, раскладывая кровать, – но такое происходит постоянно. Даже Кэти, с ее точными, экономными движениями хирурга, носит на себе боевые шрамы от жизни в городской квартире. Вечером раскладываешь кровать, утром складываешь, перед завтраком раскладываешь стол, потом его складываешь, чтобы пройти к дверям. Немудрено, что некоторые ограниченные люди тоскуют по старым добрым временам, когда в Америке было больше места, – думал я, устраиваясь поудобнее и погружаясь в сон.
Глава пятая
Неделю все шло гладко. Ранстед, занятый историей с «бэби-стоп» и АГИ, перестал дышать мне в спину, и я полностью взял дело в свои руки.
Тексты писали ребята из отдела Тильди. Темпераментная молодежь; порой за день они едва выдавливали из себя пару строк, а порой с горящими глазами, словно одержимые, катали страницу за страницей – только успевай останавливать. Тильди направляла их, редактировала и передавала мне лучшие из лучших текстов: сценарии девятиминутных роликов, остроумные подписи под плакатами, статьи для размещения, новостные сюжеты, короткие заметки, слухи, которые предстояло распространять из уст в уста, забавные стишки, шутки и каламбуры, приличные и не очень, которые должны были разойтись по всей стране.
В визуальном отделе шла лихорадочная работа. Наши труженики кисти и камеры по-настоящему увлеклись, создавая из ничего историю Венеры. Требовалось создать рекламные плакаты типа «до и после» – и вкалывали они с таким энтузиазмом, словно по-настоящему творили новый мир.
Научный отдел каждый день радовал нас новыми фокусами. Однажды, когда я спросил Колльера, не слишком ли он оптимистичен, тот ответил:
– Мистер Кортни, все дело в энергии. А на Венере энергии полно. Совершенно другой уровень! Она ведь ближе к Солнцу. Солнце изливает на планету море энергии в виде тепла и скоростных потоков частиц. Здесь, на Земле, такого уровня легко доступной энергии и близко не найти. У нас здесь кинетическая энергия атмосферы вращает ветряные мельницы – на Венере будет вращать турбины. Если на Венере нам понадобится электричество, достаточно будет соорудить аккумулятор, положить его под громоотвод, а самим отойти подальше.
Отделы маркетинговых исследований и промышленной антропологии трудились в Сан-Диего: показывали тестовым группам из Калифорнии-Мехико тексты Тильди, плакаты и фильмы наших визуальщиков, изучали их реакцию, экстраполировали и интерполировали. Хэм Харрис, заместитель Ранстеда в Сан-Диего, постоянно был со мной на прямой связи.
Вот типичный рабочий день в отделе Венеры. С утра – краткая мотивационная речь в моем исполнении, затем все докладывают, как у них дела, выслушивают критику, обмениваются предложениями. Харрис по телефону сообщает Тильди, что на ключевые слова «безмятежная атмосфера» тест-группа реагирует вяло, и просит разработать список альтернатив. Тильди спрашивает Колльера, можно ли употребить в статье для размещения выражение «топазовые пески», как бы намекая на обилие на Венере драгоценных и полудрагоценных камней. Колльер советует визуальщикам сделать небо в панораме «До» краснее. А я говорю: не стоит, небо вышло очень живописное. А если в реальности у него немного другой оттенок – кого это волнует?
Сверив часы, все берутся за работу. Я тоже. Целый божий день я на проводе: за всеми слежу, всех координирую, даю указания, а потом еще несколько раз объясняю, что имел в виду.
Перед концом рабочего дня – финальное совещание, посвященное какому-либо конкретному вопросу: например, интеграции продуктов «Старрзелиус» в венерианскую экономику или предполагаемому доходу венерианских колонистов, необходимому для достижения оптимальной покупательной способности через двадцать лет после высадки.
А потом начинается лучшая часть дня. Кажется, у нас с Кэти наконец все налаживается! Мы еще не съехались, но уверен, что и это не за горами. То она меня куда-нибудь приглашает, то я ее. Отправляемся в город и веселимся до упаду: едим в лучших ресторанах, пьем, танцуем, просто наслаждаемся жизнью. Мы молоды, красивы и почти счастливы. Ни о чем серьезном она не заговаривает, и я ее не тороплю. Чувствую, что время на моей стороне.
Однажды, перед тем как уехать в лекционное турне, вместе с нами выбрался в город и Джек О’Ши. Мы – такая шикарная пара, что вместе с нами развлекается главная мировая знаменитость… Разве не прекрасно жить на свете?!
Через неделю успешной и плодотворной работы я сказал Кэти, что мне пора выехать «в поле»: посетить космодром в Аризоне и наши тестовые площадки в Сан-Диего.
– Здорово! – сказала она. – А можно мне с тобой?
Помню, я едва не запрыгал от дурацкой щенячьей радости. Значит, у нас с ней в самом деле все на мази!
Осмотр ракеты оказался не особенно интересным. У меня была на космодроме пара своих людей – связанных с Вооруженными Силами, Республиканской авиацией, «Телефонной компанией Белла» и «Американским стальным трестом». Сначала они провели нас с Кэти вокруг ракеты, а потом показали ее и изнутри, треща как заправские экскурсоводы:
– …Стальной корпус… кубометраж больше, чем в стандартном офисном здании Нью-Йорка… замкнутый цикл восстановления пищи, воды и воздуха… одна треть – двигательный отсек, вторая – грузовой, третья – жилой… героические первопроходцы… герметичность… выработка энергии… моторы, работающие на солнечном тепле… беспрецедентный труд… великая жертва нации… национальная безопасность…
Как ни странно, больше впечатлила меня не сама ракета, а огромное пустое пространство вокруг нее. На целую милю кругом – отчасти ради безопасности, отчасти опасаясь радиации – снесли все. Ни домов, ни теплиц, ни пищевых цистерн, ни солнечных батарей. Во все стороны простиралась бесконечная пустыня – лишь яркое солнце играло на ирригационных трубах. Удивительный пейзаж: едва ли еще хоть один такой найдется в Северной Америке.
Эта пустота действовала на нервы. Уже много лет мне не приходилось смотреть вперед дальше, чем на несколько ярдов.
– Как непривычно! – проговорила рядом со мной Кэти. – А можно нам туда выйти?
– Прошу прощения, доктор Нейвин, – ответил один из наших «проводников». – Там мертвая зона. У охранников на вышках инструкция стрелять в каждого, кто туда направится.
– Так отмените приказ, – потребовал я. – Мы с доктором Нейвин хотим прогуляться.
– Разумеется, мистер Кортни, – отвечал наш «проводник», явно обеспокоенный. – Сделаю все, что смогу, но это потребует времени. Нужно будет получить разрешение у военной разведки, разведки ВМФ, ЦРУ, ФБР, у Службы авиационной безопасности…
Я взглянул на Кэти. Та, беспомощно улыбнувшись, пожала плечами.
– Ладно, не стоит, – сказал я.
– Слава богу! – выдохнул наш «проводник». – Извините, мистер Кортни. Знаете, такого мы никогда раньше не делали, и я просто не представляю, через какие каналы обратиться, чтобы решить вопрос… ну, вы меня понимаете.