– Так вот, Алла Гурьевна, – продолжал Никифоров, вальяжно раскинувшись в своем кресле – еще минута, и он плавно соскользнет под стол, – в моих руках находится основной и пока что единственный подозреваемый, и я не намерен отказываться от своей версии!
– А я вас об этом и не прошу. Вы готовы предъявить обвинение? Не забудьте только, что в этом случае вам придется его обосновать!
– Чего вы от меня ждете?
– Что вы отпустите Князева под подписку. По-моему, это логично – по крайней мере, до тех пор, пока у вас на руках не окажется что-то более существенное, чем отсутствующие доказательства его вины!
– Почему это – отсутствующие?
– Вы нашли орудие убийства? Или, может, установили мотив?
– У него имелась возможность совершить убийство!
– Один фактор из трех необходимых – слабоватая база, не находите? Вы не можете держать человека под замком только на этом основании и отлично это понимаете! А вот я не понимаю, зачем мы тратим время попусту: вам надлежит немедленно освободить доктора Князева из-под стражи и заняться поиском железобетонных доказательств его причастности к убийству. Или, что, как мне кажется, было бы намного продуктивнее – поиском других возможных подозреваемых. Так мы поняли друг друга, или мне придется действовать грубо?
– Кто он вам, этот Князев? – вместо ответа поинтересовался Никифоров. – Брат, сват, любовник?
– Он – человек, спасающий жизни, а не отнимающий их, – не реагируя на неприкрытую наглость, ответила Алла. – Я не хочу, чтобы вы теряли драгоценное время, разрабатывая его, вместо того чтобы искать настоящего убийцу. Предупреждаю, вам не удастся «втоптать» его в вашу версию! Так мы договорились или…
– Ладно-ладно, забирайте вашего приятеля! – гаденько ухмыльнулся Никифоров. – Я со своей стороны могу вам обещать, что выясню, отчего вы так о нем печетесь: не иначе тут есть личные мотивы, Алла Гурьевна!
– Займитесь лучше мотивами убийцы, – посоветовала она. – С этим у вас, судя по всему, большие проблемы!
* * *
Стоя над раковиной, Мономах вглядывался в зеркало и изучал собственное лицо. Пребывание в камере не оставило на нем сколько-нибудь заметных следов, и это казалось странным. Ольги, молодой женщины, матери и дочери, нет, а жизнь идет своим чередом, и даже он, на чьих руках она испустила последний вздох, ничуть не изменился! То, что его обвинили в ее убийстве, Мономаха не беспокоило: рано или поздно все выяснится, ведь Суркова не выпустит дело из-под своего контроля, и тот следак, Никифоров, не сумеет все обстряпать шито-крыто. А вот почему умерла Ольга… Стоп, это не его дело! Сколько раз из-за своего неуместного любопытства Мономах попадал в неприятности, и не сосчитать – пусть убийством занимаются те, кому это по должности положено!
И все же Ольга позвонила именно ему, когда ей потребовалась помощь. Черт, он даже не знает, какого рода помощи она ждала! Был ли ее звонок связан с причиной ее убийства, или просто так сложились обстоятельства, и молодая женщина погибла случайно, просто потому, что кому-то понадобились деньги? Суркова спрашивала про сумочку…
Нет, нельзя углубляться в это дело, так и до беды недалеко! Надо заниматься тем, в чем он разбирается – медициной, костями, суставами…
Вернувшись в кабинет, Мономах сел за стол и позвонил Татьяне Лагутиной. Коротко сказал: «Зайди!» – и повесил трубку. Татьяна была вечной головной болью Мономаха в силу своей грубости и неистребимой лени. И все это при том, что она отлично знает свое дело и, при необходимости, умеет мобилизоваться и действовать профессионально и эффективно. Если бы Мономах не испытывал такого острого дефицита в среднем медперсонале, то давно избавился бы от неприятной в общении и неуживчивой девицы, однако в таком отделении, как ТОН, никакая пара рук, даже самых кривых, не бывает лишней. Пациенты зачастую испытывают проблемы с передвижением, поэтому любая медсестра или санитарка – на вес золота. Мономаху, одному из немногих во всей больнице, удалось выбить себе ставку санитарки, которую делили между собой две пенсионерки, очень добросовестные и жалостливые дамы – не в пример Лагутиной! Так что, не нуждайся Мономах в ее услугах в данный момент, он бы с удовольствием избежал этого разговора, но, к сожалению, без него не обойтись: какой бы хабалкой ни была Лагутина, она представляла собой настоящий кладезь информации обо всем, что касалось больницы, – оставалось лишь удивляться, как ей удается добывать сведения из людей, ведь она отнюдь не тот человек, к которому все бегут делиться новостями!
Татьяна, как обычно, вошла без стука. Вернее, она, конечно же, царапнула ногтями внешнее полотно двери кабинета, однако дожидаться приглашения и не подумала и с порога вопросила с раздражением:
– Ну что опять, Владимир Всеволодович, кто на этот раз нажаловался?! Небось Кузькина из пятой «Б»? Боже мой, ну подумаешь, полежала лишних пять минут с капельницей – куда ей торопиться-то?!
– Присядь-ка, – приказал Мономах, и Лагутина, притихнув, подчинилась: видимо, его вид показался ей не обещающим ничего хорошего, и она сочла за лучшее попридержать коней.
– Ты помнишь Ольгу Далманову? – спросил он, когда девушка, похожая на Останкинскую телебашню и ростом, и телосложением, опустилась на стул.
– Кого? – глаза навыкате выпучились еще больше, Лагутина явно не ожидала такого вопроса: похоже, ее мысли занимала пациентка, которая оказалась не удовлетворена ее работой.
– Далманову Олю, твою коллегу, – со вздохом повторил Мономах. – Она работала здесь около…
– Ольку-то? – перебила Татьяна, чуждая как субординации, так и обычной для большинства людей вежливости. – Далманову? Так она ж года четыре назад уволилась – на кой ляд она вам понадобилась?
Игнорируя хамство (хотя, надо отдать Лагутиной должное, сама она вряд ли сознавала, что это именно оно), Мономах пояснил:
– Мне нужно с ней поговорить.
– Могу дать телефон, – пожала узкими и тощими плечами медсестра.
– Телефон у меня есть, мне нужен адрес.
– Так в чем проблема-то? Позвоните и спро…
– Ольга умерла.
– Че?
– Ну нет ее больше, понимаешь?
– Нет… Она ж моего возраста!
– Думаю, да.
– В аварию, что ли, попала? А я говорила, сиди себе на месте, не рыпайся! Все искала, искала, где условия лучше… Доискалась!
Татьяна и тут умудрилась сказать гадость вместо того, чтобы выразить сочувствие, но Мономах не собирался ее стыдить: ему требовались сведения, и он намеревался их получить во что бы то ни стало.
– Так есть у тебя адрес или как? – спросил он, едва сдерживая злость из-за того, что вынужден вести такую долгую беседу со столь незначительной личностью, считающей себя пупом земли.
– А зачем вам адрес? – удивилась медсестра. – Если она померла…
– Хочу навестить родственников, узнать, не нужна ли помощь.
– Ох, Владимир Всеволодович, да вам-то что за дело?! Олька давным-давно в другом месте работает… работала, то есть, значит, и помогать должно тамошнее ее начальство, нет разве? Она ведь нас предала, сбежала, нашла местечко потеплее, а вы ей помогать хотите?!
– По-моему, ты не совсем правильно меня поняла, Татьяна, – отчеканил Мономах. – Я не спрашиваю твоего совета, мне лишь нужна информация. Если ты в состоянии ее предоставить, то давай, нет – отправляйся заниматься своими непосредственными обязанностями!
Он знал, что Лагутина ни за что не упустит такую возможность – рассказать всем сногсшибательную новость и не забыть упомянуть о своем в ней «деятельном» участии. Так и вышло: Татьяна полезла в телефон и продиктовала:
– Улица Замшина, дом номер шестьдесят, квартира десять… Вы правда поедете туда?
– Ты капельницу убрала?
– Естес-с-сно, я ж не фашист какой! Эта Кузькина – скандальная баба, чтоб вы знали: все время чем-то недовольна: то суп ей жидкий, то свет над койкой не горит, то…
– Иди, работай! – прервал медсестру Мономах. – И постарайся, чтобы пациенты не писали письменных жалоб, ладно?
– А она что, написала?!
– Иди, я сказал!
* * *
Алла обозрела коллег, с трудом разместившихся в ее крошечном кабинете: здесь едва хватало места для нее и троих оперов. У Аллы была возможность переехать в более просторное помещение (благо должность позволяла), но она ненавидела любые перемены, а потому предпочла ютиться в маленькой комнатке, где ей знаком каждый угол, каждая потертость на полу и даже самая незначительная трещинка на штукатурке. Единственное, на что она недавно согласилась, так это на косметический ремонт, благодаря которому количество этих самых трещинок и потертостей значительно уменьшилось. Но полезная площадь не увеличилась.
– Итак, дорогие коллеги, у нас новое дело! – бодро объявила Алла.
– Сколько трупов? – поинтересовался Александр Белкин, самый молодой сотрудник опергруппы.
– Пока ни одного, – усмехнулась Алла. – Хочется надеяться, что так оно и останется!
– А какого лешего тогда нас дернули? – удивился старший группы и самый опытный оперативник Антон Шеин. – Мы же по особо важным – нет тела, как говорится…
– Антон, не мне вам объяснять, что иногда необходимо, как бы это правильнее выразиться… почесать спинку начальству, понимаете?
– И кому мы «чешем» на этот раз?
– Личная просьба Деда.
«Дедом» за глаза называли Андрона Петровича Кириенко.
– Поня-а-атно, – разочарованно протянул Белкин. – Значит, будем начальство ублажать?
– Честно говоря, дело не такое уж банальное: похоже, кто-то преследует известного в городе онколога, и от нас требуется выяснить мотивы злоумышленника, его имя и, само собой, пресечь противоправные действия.
– По-моему, это, скорее, дело районного отдела полиции, Алла Гурьевна, – резонно заметил Дамир Ахметов. Он нравился Алле своим здравомыслием и рассудительностью, коими отличался от Антона, который был чересчур циничен и в то же самое время довольно импульсивен, и Александра, в силу возраста и неопытности слишком эмоционального и склонного к скоропалительным выводам. Ахметов и внешностью, и поведением напоминал Будду – безмятежного с виду, собранного внутри и совершенно непостижимого для тех, кто пытался его разгадать.
– Согласна, – кивнула она. – Однако Инга Цибулис, наша жертва преследования, почему-то не стала обращаться в местный отдел. Более того, мне показалось, она вовсе не желала приходить и к нам – на этом настоял ее покровитель, некий Тимур.
– А фамилия Тимура? – поинтересовался Антон.
– Понятия не имею. Я не стала спрашивать у Цибулис, так как она очевидно не горела желанием о нем говорить. Вполне возможно, они с этим Тимуром любовники, а он, скорее всего, женат и известен. Я хотела поинтересоваться у Деда, но потом решила этого не делать… Для вас ведь не станет большим неудобством выяснить, кто он такой?
– Разумеется, нет, – пожал плечами Шеин. – Вы этого хотите?
– Этого, а еще всего того, что можно накопать на Цибулис и ее окружение: она составила список, и надо бы по нему пробежаться.
– Так у нас есть список подозреваемых? – воспрянул Белкин. – Кто там, недовольные лечением пациенты?
– Можно было этого ожидать, но, как ни странно, нет.
– Что, все довольны?
– Она онколог, помнишь? – встрял Шеин. – Видать, больные отправляются на тот свет раньше, чем успевают пожаловаться!
– Фи, Антон, как грубо! – поморщилась Алла. – К вашему сведению, у Цибулис процент смертности стремится к нулю – я специально навела справки, тоже в первую очередь подумав о пациентах.
– Удивительно! – задумчиво пробормотал Ахметов. – При такой-то специализации… А кто же тогда в списке недоброжелателей?
– Пара коллег, соседи, бывшие работники, по тем или иным причинам уволенные из клиники. Он короткий, этот список, так что изучение его фигурантов много времени не займет. Я хочу знать, кто может ненавидеть врача настолько, чтобы поджигать ее почтовый ящик и прокалывать шины, умудрившись ни разу не «засветиться» на камерах наблюдения, которыми буквально утыкано пространство вокруг нее и на работе, и дома.
– О, так мы имеем дело с хакером? – вскинулся Белкин.
– Вполне допускаю такой расклад. Пока он не сделал ничего, что можно счесть прямой угрозой жизни или здоровью жертвы, но, согласитесь, «пока» – здесь основное слово. К несчастью, нам известны случаи, когда преследуемые становятся жертвами членовредительства или убийства, чего мы не хотим, верно? Так что необходимо разыскать этого хакера или кто он там такой. И хорошо бы поговорить с парочкой людей, знающих Ингу, но не работающих в ее медцентре – просто чтобы понять, что она за человек… Даю вам полную свободу действий! А вас, Дамир, я попрошу задержаться, – добавила она, когда все мужчины поднялись со своих мест, поняв, что инструктаж окончен.
– «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться!» – едва слышно процитировал известного персонажа из сериала «Семнадцать мгновений весны» Шеин, обменявшись с коллегой быстрым взглядом. – No pasaran!
Когда Антон с Александром вышли, Дамир пересел на место рядом со столом Аллы и поднял на нее вопросительный взгляд: она редко просила его о чем-то так, чтобы остальные не были в курсе. Очевидно, дело серьезное!
– Дамир, у меня к вам личная просьба, – подтвердила его подозрения Алла, усаживаясь в свое кресло напротив опера. – И мне бы хотелось, чтобы пока она осталась между нами.
– О чем речь, Алла Гурьевна, – раз вы предупредили… В чем дело?
– Вы помните Владимира Князева? Ну, он…
– Конечно, помню, – перебил Ахметов. – Он вечно влезает в неприятности, а вы его вытаскиваете!
На самом деле все обстояло не совсем так: Мономах часто помогал следствию, идя дальше, чем могли зайти коллеги Аллы, ведь люди с ним порой гораздо откровеннее, чем с представителями власти. Тем не менее для Аллы не было секретом, что опера скептически относятся к «сыщику-любителю», как они его называют, и не желают признавать его очевидных заслуг.
– В общем и целом, да, – нехотя ответила она: в данный момент спорить с тем, кто ей нужен, в планы Аллы не входило.
– Так что там с Князевым – он снова во что-то вляпался?
– Можно и так сказать: его подозревают в убийстве.
– Что? Да ерунда, Алла Гурьевна! Ну да, мужик он… интересный, но чтобы убийство?!
– Это нам с вами все ясно, а вот следователю…
– И кто у нас следак?
– Никифоров, Петр Иванович. Из Адмиралтейского управления МВД.
– Знаю такого, – кивнул Ахметов. – Не договоримся!
– Что, такой принципиальный?
– Да какой там принципиальный – просто нас, комитетских, на дух не переносит!
– А я думала, дело в том, что я женщина!
– Да нет, он нас всех ненавидит. Я слыхал, хотя за точность информации не поручусь, Никифоров сам пытался устроиться в Комитет – по блату. Не выгорело, и с тех пор у него на нас зуб. И с очередным званием его обошли. Это, конечно, вообще к нам не имеет отношения, но он теперь зол на весь мир в целом, а на нас – в частности!
– Значит, вы не сможете…
– Кто сказал? С самим Никифоровым каши не сваришь, но там есть и другие люди. Что именно от меня требуется?
– Все, что удастся узнать по делу, так как Никифоров не склонен делиться информацией, а действовать официально у меня оснований нет.
– Не поймите неправильно, Алла Гурьевна, но, мне кажется, Негойда справился бы с вашим заданием куда успешнее меня: с его характером и способностью влезать в самые узкие… В общем, почему не хотите его попросить?
Дмитрий Негойда, частный детектив и любовник Аллы, действительно казался первым кандидатом на такое задание, ведь у него полно друзей и знакомых в органах следствия, которые всегда рады ему помочь.
– Понятно, – вздохнул Ахметов, в очередной раз проявив проницательность, – конфликт интересов… Хорошо, Алла Гурьевна, я сделаю, что смогу. А вы, если имеете хоть какое-то влияние на Князева, посоветуйте ему сидеть тише воды, ниже травы и не пытаться что-то выяснять самостоятельно, как он любит, ладно? Потому что если наш доктор закусит удила, боюсь, все усилия вытащить его из этой передряги пропадут впустую!