Он оценил ее усмешку. Конечно, она прекрасно понимала, что рано или поздно весь этот любовный жар превратится в пепел, и они не будут испытывать друг к другу ничего, кроме отвращения. Все это она, вероятно, уже пережила, перестрадала. Ей это не нужно. К тому же она не могла не заметить, находясь здесь, в этом отравленном пороками доме, миллион женских следов, вещей и специфических штучек, словом, признаков того образа жизни, который он вел до встречи с ней и который вызывал в ней лишь презрение. Да только в туалетном столике в ванной комнате, в выдвижном широком ящике можно было найти штук пятнадцать тюбиков губной помады, причем, разных оттенков. А сколько различных коробочек, пакетиков, ватных подушечек, тампонов, даже трусиков – целая коллекция! – хранилось в той же ванной комнате в плетеной белой корзинке на стиральной машине! И это Ирина не добралась еще до женских домашних тапочек (примерно пятнадцать пар, самых разных, с бантиками и помпончиками, с вышитыми цветочками или в виде плюшевых щенков!), которые были аккуратно вычищены домработницей и помещены в специальный обувной шкафчик в холле! Домработница… Демин позвонил ей и сказал, чтобы она не приходила еще несколько дней. Он не хотел, чтобы им с Ириной кто-то мешал, пока они, как пьяные, проникали друг в друга и сходили с ума, теряя последние капли рассудка.
Однажды утром он проснулся и не нашел ее в кровати.
Ирина, одетая, умытая, пила кофе на кухне.
– Вызови мне такси и дай денег. А еще мне нужен телефон.
– Ты куда? Тебе есть куда идти? Тебя кто-то ждет?
– Вызови такси, слышал?! – поморщилась она, словно разговаривала с бестолковым водителем или слугой.
Иногда люди одним только тоном могут причинить боль. Ирина единственной фразой, произнесенной убийственным тоном, словно ударила его по лицу. И ответить ей на этот удар он не мог. Была бы на ее месте другая женщина, она вылетела бы из дома пробкой! Ирине же он прощал все. Быть может, в надежде, что она еще сюда вернется.
– Хорошо. Но, может, я сам отвезу тебя, куда скажешь?
– Нет. Говорю же – вызови такси.
– Да. Хорошо. Понял.
Конечно, он понимал, что она просто не хочет, чтобы он узнал адрес, куда она направляется. Быть может, это квартира, где она проживает с мужем. Или с родителями. Или с детьми. Он так о ней ничего и не узнал. Хотя за эти три дня было выпито немало, и будь она послабее духом, рассказала бы в алкогольной расслабленности о своей жизни или хотя бы намекнула парой фраз о том, что произошло с ней в день их встречи. Промелькнула и еще одна нехорошая мысль, которая грозила и вовсе испортить настроение: а что, если она совершила преступление? Вдруг убила кого-то и ей потребовалось спрятаться? Мужа? Случайно, например. Ударила его бутылкой по голове… Хотя, почему именно мужа? Любовника. Бандита. Мать? Сестру? Да каких только ужасов не начитаешься в криминальной сводке по столице.
Но наиболее реальной причиной такого поведения молодой женщины он все же считал желание отомстить мужу или любовнику скорой изменой. Что называется, броситься в объятия первого встречного, коим оказался как раз Олег Демин.
Он без колебания отдал ей один из своих телефонов. Готов был оплачивать любые ее разговоры, а при случае забраться на правах владельца телефона в тайну ее звонков и переписки. Спрашивать у нее, где же ее собственный телефон, он не стал. Или потеряла, или намеренно оставила где-нибудь, чтобы ее, к примеру, не отследили. Или же у нее забрали его по какой-то причине. Вариантов множество. Денег дал щедро. Она улыбнулась уголком губ. Как же он хотел, чтобы она вернулась!
Он вызвал такси. Провожая ее к воротам, не выдержал, спросил, что он должен сделать, чтобы она вернулась. Она вместо ответа повернулась к нему, обняла и крепко поцеловала. Словно на память, чтобы оставить ему вкус ее губ.
– Я мог бы сделать тебя счастливой. Ты бы ни в чем не нуждалась. Ты слышишь?
Он крепко схватил ее за плечи, встряхнул.
– Ну кто тебя там ждет? Кто? Подумай хорошенько.
– Ты же сам все понимаешь… – вдруг начала она говорить, и он замер, перестал дышать, чтобы услышать каждое ее слово. Он был уверен, что вот сейчас-то он и узнает самое главное. – От тебя всегда будет пахнуть другими женщинами. Вот в чем дело.
И буквально выскользнула из его рук, быстро дошла до машины, села и даже не оглянулась на него.
Другие женщины. Как будто бы он не знал, в чем дело. Да у него целая коллекция женщин, девушек! И это просто удивительно, что за те три дня, что он был с Ириной, ни одна не появилась. Никто не потревожил его даже звонком! Бывает же такое…
Он запер ворота, вернулся домой, сварил себе кофе и устроился за столом возле окна. Падал снег, стволы берез в этой снежной пелене казались призрачными, нереальными и полупрозрачными. Какие же они красивые, эти березы. Даже зимой.
Олег вдруг понял, что ему невыносимо оставаться одному в этом большом доме, что он замерзает не только душой, но и телом. И это несмотря на то, что на самом деле в доме было жарко настолько, что окно в гостиной было распахнуто.
Кому он позвонит на этот раз? Кто приедет к нему, чтобы разделить с ним этот зимний день и полюбоваться березами?
Он выбрал из списка девушку по имени Наташа и позвонил ей. И почему-то обрадовался, когда ему не ответили.
С мыслями об Ирине, упиваясь своими воспоминаниями о ней, он набросил куртку и отправился в сад расчищать дорожки от снега. Уже очень скоро ему стало так жарко, что он разделся, оставшись в свитере. Продолжая махать лопатой, он вдруг понял, что разговаривает сам с собой. Плетет какую-то чушь, обращаясь к той, которая заполнила его без остатка. И эта игра с собственным воображением так захватила его, что к вечеру, когда все дела и важные звонки были сделаны, он, приготовив себе спагетти, накрыл на стол, поставив две тарелки и два хрустальных бокала. И как будто бы и не удивился, когда увидел за окном горящие фары подкатившего к воротам такси, из которого вышла она. Ирина.
– Ты ж моя хорошая… – Он выбежал в чем был и, путаясь в полах длинного халата, бросился ей навстречу.
6
Когда же закончится этот день? Самый страшный день ее жизни. Если эта девица и оставалась живой и просто раненой, с разбитой головой, то сейчас, лежа на морозе под лестницей, уж наверняка умерла.
От этой мысли было просто невозможно дышать. Это что же получается? Она, Зоя, убийца. Хладнокровная убийца. Про таких, как она, говорят – отморозок. Или отмороженная. Так вот, она и есть отмороженная. Законченная стерва. Бессердечная. Злая. Опасная. Как она могла дойти до такого? Всегда же была нормальным, вполне себе добрым человеком. Кто в этом виноват?
Ответ она знала отлично. Конечно, ее предатель-муж. Циничный, беспринципный прилипала, альфонс. Но разве она сама не виновата в том, что, несмотря на все его проступки, продолжала жить с ним? Разве ее мягкотелость и нежелание изменить свою жизнь и обрести свободу не были тому причиной? Ее страхи, связанные с борьбой с этим ничтожеством, разве не вызывают у самого Виктора чувство презрения к ней? То есть Виктор, тот самый муж-предатель, получается, презирает ее за то, что она до сих пор не спустила его с лестницы?
Виктор вот уже целый час сидел на кухне и пил водку, постоянно кому-то названивая. Но уже не своей мертвой любовнице, телефон которой, находясь у Зои, пару раз до этого взрывался характерным рингтоном, пугая его, а кому-то еще. Из доносящихся с кухни обрывков разговора Зоя понимала, что он продолжает разыскивать свою любовницу. А человек, с которым он разговаривал, был знаком с этой девицей и тоже как бы недоумевал, куда она могла подеваться. Звучали фразы «мы поскандалили», «она упомянула что-то про аборт», «ты же знаешь ее, она на все способна»…
Возможно, эта девица на самом деле была беременна и приходила к гинекологу за направлением на аборт. Но явно его не получила, потому что вышла из кабинета слишком уж быстро. Или передумала, или гинеколог отказалась выдать ей направление хотя бы уже потому, что пациентка не была прикреплена к этой поликлинике.
Зоя же, закутавшись в толстый плед из новозеландской шерсти, вспотела в жаркой квартире и, не понимая, что с ней происходит на физическом уровне, ждала звонка Наташи, своей приятельницы, брат которой работал в полиции. По телефону она опасалась говорить на интересующую ее тему и уж тем более называть номер телефона, который нужно было «пробить». Она попросила Наташу приехать, но предупредила, что разговор будет происходить в подъезде. За это мероприятие она пообещала заплатить и самой Наташе. Вообще, ее подруга была просто идеальным вариантом для подобных дел. Живя в несчастливом браке, она часто меняла любовников, а потому понятие тайны для нее было святым. Зоя в этом отношении могла на нее положиться. Кроме того, Наташе всегда «позарез» нужны были деньги на разные женские мелочи, одежду, духи. Она жила каждым днем и возвела это в жизненный принцип. Словом, купюра даже в сто долларов была бы ей настоящим подарком судьбы. Ее брату была приготовлена точно такая же сумма.
Когда телефон зазвонил, Зоя даже подскочила на диване. Схватив со стола одну из приготовленных бумажных салфеток, которыми она промокала влажное лицо, она бросилась искать телефон в складках пледа. Нашла, ответила.
– Да, Наташа, слушаю.
Подруга сказала, что подъезжает к дому и Зоя может уже спускаться вниз.
Зоя метнулась в прихожую, набросила на себя шубу, голову повязала шарфом, потому как от пота волосы стали влажными, вышла из квартиры и направилась к лифту.
Наташа, полноватая, но весьма привлекательная блондинка, закутанная в шубу из чернобурки, на этот раз была просто неузнаваема – правую сторону ее лица раздул флюс! Придерживая щеку, она жалобно посмотрела на Зою.
– Да уж… Ты извини меня, Натка, что сорвала тебя. Я же не знала, что у тебя такое… Ты к врачу собираешься идти?
– Да. Вот сейчас с тобой поговорю, и мы поедем.
– Ты не одна? С мужем?
– Сказала тоже! Муж дома, сидит перед телевизором, смотрит свой бокс. Его, похоже, вовсе не интересует, где я и что со мной. Мы давно стали чужими, ты же знаешь.
Отношения супругов, насколько Зое было известно, разладились, когда Наташа узнала о существовании еще одной, параллельной семьи, которую завел себе ее муж, директор (не владелец) маленькой кондитерской фабрики, расположенной в Одинцовском районе. Наташа вроде бы простила его после того, как он бросил ту, вторую жену, но отношения стали прохладными, а позже и вовсе каждый зажил самостоятельно.
– Болит? – зачем-то спросила Зоя, хотя и так было все понятно. Флюс, с ним вообще опасно медлить.
– Стреляет. Надо срочно вскрывать его. А я боялась, три дня тянула. Так что это даже хорошо, что ты меня позвала, теперь-то я уж точно поеду к хирургу, мы уже позвонили, договорились. Так что там у тебя?
Зоя протянула ей записку, в которой был номер телефона. Она ждала, что последует вопрос, что это за телефон и все такое. Но Наташа не спросила, спасибо ей.
Протягивая подруге деньги, она думала о том, что завидует ей, с раздутой щекой и гнойным пузырем под зубом или воспаленной челюстью, сравнивая этот чужой кошмар со своим собственным. Но сейчас Наташа поедет к хирургу, и он вскроет ей этот нарыв, после чего вставит туда тонкую резинку, по которой медленно, но верно будет вытекать гной. А вот у Зои «флюс» будет раздуваться до тех пор, пока ее не поймает полиция и судья не вынесет ей приговор. Да и в тюрьме она вряд ли избавится от своей боли, просто добавится другая. В тюрьме у нее будет болеть все – и тело, и душа. Она погибнет там. И еще неизвестно, какая смерть лучше, от пневмонии или побоев в тюрьме или же от сознания того, что она убила человека.
– Что-то ты, мать, неважно выглядишь… У тебя, случаем, не температура? Вон, на кончике носа капля пота висит…
– Нет, просто у нас в квартире жарко.
– Ну ладно. Все узнаю уже очень скоро. Думаю, примерно через час пришлю тебе СМС, все напишу.
Если бы не флюс подруги, Зоя попросила бы ее за отдельную плату привезти распечатку данных прямо сюда, домой, чтобы фамилия убитой нигде в телефоне и интернете не отразилась, но не посмела. Это выглядело бы уже как наглость и жестокость. Да и объяснять пришлось бы.
– Хорошо. Спасибо. Договорились.
Дома она сбросила с себя шубу и шарф. Было искушение принять душ, но вдруг в это время придет сообщение с именем убитой?
На кухне было тихо, Зоя заглянула туда: Виктор сидел, подперев голову руками, и смотрел на стену. Задумался.
«Раньше надо было думать. А теперь вот сиди и жди, когда найдут труп и вычислят тебя, дорогой. А то и убийство на тебя повесят, если выяснится, что твоя любовница на самом деле была беременна от тебя. И я ни копейки не дам, чтобы заплатить адвокатам».
Да, именно так она и подумала. А чего его жалеть-то? Наверняка они поскандалили, когда он узнал о ее беременности. Она же очень хорошо расслышала про беременность в его телефонном разговоре с неизвестным. Может, другу какому своему жаловался. Растерялся, напугался. Хотя, чего ему пугаться-то, если он пока еще ничего не знает. Ну, не отвечает девушка на его звонки. Обиделась, вот и не отвечает. Скорее всего, он ее на аборт и погнал.
…Пришло сообщение. Сердце забухало в груди. Теперь ему, бедному сердцу, придется часто вот так набатом бить, как только дело коснется этой особы. И нервы расшатаются. Думая про нервы, Зоя представляла себе частокол из тонких электрических проводов, которые качаются на ветру.
«Демин Олег Иванович, г. Москва, ул. Леонова, дом…»
Какой еще Демин?! Вот только этого еще не хватало! Отдать двести долларов за то, чтобы узнать, что телефон принадлежит совершенно другому человеку? Хотя… Что ж. Теперь придется искать эту особу через Демина.
Улица Леонова. Где это у нас? Метро «Ботанический сад».
Утром, решила Зоя, вместо того чтобы ехать на работу, она позвонит, предупредит руководство, что приболела, и отправится искать этого человека. Кто он такой? Может, муж? Да, скорее всего, муж, значит, эта мадам была замужем, когда встречалась с Виктором. Да и беременна она могла быть от мужа. Вот поэтому-то и разразился скандал. Виктор сказал, что это не его ребенок, а мужа, и он здесь ни при чем. Виктор запросто мог так сказать, обидеть ее.
Зою потряхивало. И от нервов, и от голода. Вкуса супа, который она ела не так давно, она не почувствовала. Приготовленного дома ничего не было. Оставалось только сварить дежурные пельмени. А что делать?
– Пельмени будешь? – спросила она, входя в кухню, где Виктор сидел перед очередной порцией водки. Если бы она не вошла, он успел бы опрокинуть рюмку в себя.
– Буду, – оживился он, как если бы понял, что она простила его. – Мне сегодня что-то нездоровится.
Вот так всегда, как только они ссорятся, так у него начинает якобы что-то болеть. То ему нездоровится, то болит голова, то живот, то желчный пузырь прихватило. Как ребенок, который ищет предлог, чтобы отлынивать от школы.
– Тебе сколько штук сварить? Как всегда, пятнадцать?
Она наварила много пельменей, разложила их по тарелкам, поставила баночку со сметаной, приборы. Они сидели друг напротив друга и молча ели.
«Между прочим, я убила сегодня твою любовницу», – мысленно отправила она ему сообщение. Он даже подавился. Реально подавился, ей пришлось даже дать ему воды.
«Представляешь, она, твоя сучка, пришла в поликлинику в моих сапогах и моей юбке! Как ты мог подарить ей мои вещи? Вещи твоей жены, которая кормит тебя, содержит?! Хотя бы предупредил ее, чтобы она не надевала все это! Да хоть продала бы, но не носила, рискуя попасться мне на глаза!»