— Ну и … же ты.
Он накрыл ей рот ладонью:
— Эй-эй-эй… нельзя такие слова говорить, – улыбнулся он. – А теперь лучше пойдём выпьем чего-нибудь.
Они взяли по прохладному напитку, пробежались по Музею науки и техники и решили, что настало время найти какой-нибудь спокойный ресторанчик поужинать. Солнце тем временем уступало место луне, и вскоре на небе взошёл пятнистый лучезарно-серый диск, краем прятавшийся за облаками.
Лорелей и Давиде насытились лёгким ужином: всего из двух блюд и маленькой порции чизкейка с фруктами. К счастью, температура опустилась не настолько, чтобы отказаться от прогулки по Манхэттену, и только когда и впрямь устали, они увидели, что давно перевалило за полночь. Лорелей почувствовала себя виноватой оттого, что так надолго задержала Давиде, и пригласила переночевать к себе домой: ей было приятно побыть в ним ещё немного.
***
Лорелей ещё нежилась в постели, когда почувствовала руку у себя на плече. Она повернулась и приподняла веки: ожидала, что увидит лицо Давиде, но глаза, в которые взглянула, оказались слишком темными: это не друг на неё смотрел, у него-то глаза голубые.
— Джонни! – она приподнялась на локтях. – Ты когда приехал?
— Я вчера вечером послал тебе эсэмэску: не прочитала?
— Извини, я не видела.
— Слишком занята другими делами? Я в гостиной с Давиде столкнулся. Он уходил.
— Мы вчера вместе провели вечер, стало поздно, и я пригласила его к нам, – она уселась на кровати. – Пойду попрощаюсь с ним.
— Не ходи, – он остановил её, положив руки на плечи. – Он просил, чтобы я попрощался за него. Он торопился.
Лорелей собралась возразить, но Джон склонился к ней и заткнул ей рот долгим поцелуем. Тогда Лорелей обняла любимого за шею и тоже ответила поцелуем.
Когда она увидела, как Джон спешно стаскивает с себя рубашку и брюки, она одним махом сбросила ночнушку, и Джону предстало нежное белокожее тело.
— Я раздевался под душ залезть, но теперь… – сказал он.
Лорелей окинула его взглядом: волосы всклокочены, измождённое лицо, будто он силится снова овладеть своими чувствами. Карие глаза словно зовут её решиться поскорее. Лорелей почувствовала, как губы сами расплылись в лукавой улыбке, а руки потянулись к нему, ухватили на воротничок уже расстёгнутой рубашки и притянули к груди.
Сегодня утром завтрака точно не будет, а, может, и обеда тоже, но её это не волновало – теперь ей нужен только любимый мужчина.
Лорелей подождала, пока Джон уснёт и выскользнула из-под простыни. Натянула черную атласную комбинацию, взяла мобильник и пошла в гостиную. Села на диван и набрала номер.
— Алё, Лорелей! – как всегда весёлый голос Давиде.
— Прости за сегодняшнее…
— Да ничего. Я обалдел, когда увидел, что он заходит, как-то не по себе стало, да и ему в общем, и я решил скорее ретироваться. Жаль только, что не успел попрощаться с тобой.
— Мне тоже жаль. И я всё ещё не знаю, как поступить…
— Мы уже говорили вчера. Я уверен, что поступишь правильно.
Лорелей же нисколько не была в этом уверена.
— Обещай, что приедешь снова, как только сможешь.
— Обещаю. Может и ты могла бы приехать сюда ко мне.
— Подумаю, клянусь.
— Ловлю на слове. Значит, скоро увидимся.
— Приятного воскресенья, Давиде.
Не успела Лорелей отключить звонок, как вошёл Джон в сером спортивном костюме.
— Уже встал? – Лорелей думала, что он спит. – Как там родня?
— Неплохо. Мама, как всегда, прихварывает, но ничего страшного.
— А дочка? Наверное, прыгала от радости, когда увидела тебя.
Он улыбнулся и кивнул.
— Мне хотелось бы, чтобы ты когда-нибудь взял и меня с собой, познакомил с ними.
Джон мигом посерьёзнел.
— Пойду пробегусь, если не возражаешь.
Лорелей глянула на него разочарованно, но не подала виду.
— Нет, иди. Ещё и на пробежку есть силы? – спросила она, удивившись, сколько в нём энергии.
Он опять улыбнулся:
— Конечно.
— Когда вернёшься, перекусим чем-нибудь, и, если не свалишься от разрыва сердца, можем пойти прогуляться.
— Если готовить будешь ты, то я, скорее всего, свалюсь от пищевого отравления, и никуда мы не пойдём.
Лорелей схватила подушку с дивана и запустила в него.
Джон увернулся от подушки и вышел.
Оставшись одна, Лорелей прошла на кухню и захлопотала у плиты, хотя и так знала, что результат не приведёт Джона в восторг.
С Джоном она познакомилась, когда была практиканткой. Он дружил с Итаном, и Итан представил его, сказав, что это старый друг. Доброжелательное лицо, карие глаза, вежливые, но в то же время напористые манеры сразу покорили Лорелей; но познакомиться с ним поближе возможности не было до тех пор, пока она не встретила его снова как-то раз после полудня на стоянке около адвокатской конторы.
Лорелей пыталась завести машину, но машина никак не хотела заводиться. Попробовав раз-другой, но без пользы, Лорелей разозлилась и вылезла из машины, матерясь почти что как мужик. И тут она увидела Джона: он стоял и весело разглядывал её, скрестив руки и опираясь на багажник.
Недолго думая, Лорелей спросила, собирается ли он помочь или так и будет стоять наслаждаться зрелищем. Джон протянул руку, дав понять, что просит ключ. Она взглянула ему прямо в глаза и довольно нехотно протянула связку ключей.
Пара минут – и мотор зарычал.
— Чем отдам долг? – облегчённо спросила Лорелей.
— Можешь переписать на моё имя свой банковский счёт, – ответил он, вылезая из машины.
— Или?
Он взглянул на неё так, как смотрит человек, который знает, что уже победил.
— Или пойдём поужинаем вместе сегодня вечером.
С этого момента они стали парой.
3
Итан почти бегом прошёл мимо, словно торопился убежать из конторы.
— Эй, Лорелей!
Она перелистывала дело, задержалась и взглянула на него поверх очков в голубой оправе. Через руку Итан перекинул черный тренч, в руке держал шляпу, с которой не расставался – это означало, что он идёт в суд или к какому-нибудь подзащитному.
— Тебя шеф вызывает, – сказал он, на лице появилось сострадание.
— Что, подвох намечается?
— Я и сам не знаю, но когда сказал позвать тебя, он как-то странно улыбался…
— Значит, ничего хорошего меня не ждёт; на сколько спорим?
— Я ставлю, только когда рассчитываю выиграть точно. Ну, я побежал. Ни пуха, ни пера, – с этими словами он подмигнул и исчез за дверью.
Лорелей вздохнула. Вот сейчас Килмер подсунет ей большущую свинью, думала она, подходя к кабинету шефа рядом со своим.
Вошла и увидела Килмера: в тёмно-сером костюме, сидит за письменным столом. Килмер скривился в полуулыбке, больше похожей на оскал, и протянул Лорелей папку с документами, она взяла папку, не сводя с Килмера глаз.
Лорелей читала скупые записи, напечатанные на листках, и её брало зло, но читала дальше, стараясь казаться невозмутимой. Она уже узнала из новостей про вчерашнее убийство недалеко от дома, где жили её родители, и поразилась жестокости, думала об убийстве с отвращением. Родителей жертвы она знала в лицо: семья предпринимателей на пенсии, у них была единственная дочь. Хватало одной мысли, что придётся защищать человека, который отнял дочь у стариков, от этого у Лорелей сводило желудок.
Шеф смотрел на неё строго и пристально, будто вызывал на поединок.
— А почему именно я должна этим заниматься?
— Итан занимается другим делом, а Патрик на больничном. А кроме того тип, который позвонил нам и доверил дело, попросил именно тебя; видимо, предпочитает женщин, – Килмер усмехнулся, но тут же опять посерьёзнел. – Очень жаль…
Врёшь, не жаль тебе!
Килмер откинулся на высокую спинку черного кожаного кресла, спинка под его весом заскрипела.
— Если понадобится помощь, не робей, спрашивай у меня, – дружески продолжил он, но Лорелей сразу показалось, что шеф кривит душой.
И не подумаю! – мелькнуло у Лорелей. Она захлопнула папку и крепко сжала в руках.
— Если закончишь до закрытия конторы, заскочи ко мне, подведём итоги.
Заскочить к тебе?! Ещё чего! Она постарается закончить после закрытия, подумала Лорелей и согласно кивнула головой.
— Шевелись: твой новый подзащитный ждёт.
Натянуто улыбаясь так же, как улыбался Килмер, когда Лорелей входила, она вышла из кабинета: плечи расправлены, шаг уверенный, как ни в чём не бывало; но ей сильно хотелось напинать шефу под жирный зад.
***
Защищать человека, которого, по её мнению, защитить невозможно, никогда не входило в планы Лорелей, и она не считала такую защиту лучшим способом продвинуться по службе, так что никак не могла переварить доверенное ей дело. Ей хотелось отказаться, но почва у неё под ногами и так стала зыбкой, когда Лорелей воздержалась от защиты Лин Сорайи Десмонд, и отказываться снова она не могла. Килмер стал бы метать гром и молнии и ухватил бы на лету возможность выбросить её из конторы. Она всегда чувствовала, что он относится к ней несколько неприязненно, но в последнее время ожесточился ещё пуще.
Шеф претендовал, чтобы она выкладывалась с большей отдачей, больше, чем требовал от Итана. Лорелей подозревала, что это потому, что она с рождения оказалась в привилегированном положении: молодая женщина, которой при желании стоит лишь попросить. Килмеру же, чтобы добиться определенного положения, пришлось попотеть и скопить приличный счёт в банке, пахая как вол тридцать лет.
Поэтому днём раньше Лорелей пришлось принять неблагодарное дело, и оно не давало ей заснуть до поздней ночи.
Какую выискать зацепку, чтобы её подзащитный не провёл остаток своих дней в тюрьме? Тридцатилетний мужчина дома избил до полусмерти сожительницу и бросил её тут же умирать на полу, а сам пошёл разгуливать как ни в чём не бывало. Сколько ещё таких дел будет слушаться в залах судов? Не Лорелей судить, но как выстроить хорошую защиту, основываясь и на взаимном доверии с подзащитным, если она сама не чувствует никакого сопереживания к этому субъекту, никакого сочувствия.
Иногда она спрашивала себя, может, ошиблась, и надо было не на уголовных делах специализироваться. Может, это ей не подходит, и надо было заняться гражданским правом; или, может, просто пошла полоса неуверенности, столкновения с собственной работой. Кто знает…
Но Лорелей понимала, что, чтобы стать хорошим адвокатом, ей надо сделаться потвёрже.
В кабинете для допросов подзащитный заявил, что влепил сожительнице только пару оплеух и вовсе не убил её. Перед уходом он видел, как женщина в слезах поднесла руки к щекам. Она была жива и злилась.
Но убийца, который объявляет себя невиновным, вовсе не новость.
Официант поставил на стол заказанный Лорелей кофе, и она мысленно опять вернулась к делу: на газетной странице напечатали про убийство статью. Приводились имена обвиняемого и адвоката защиты – её имя.
Что за злобное извращение толкнуло человека избить до смерти женщину, которую он, якобы, любил? Или претендовать, чтобы она неотвязно оставалась при нём, когда женщина только и хотела, что освободиться от мучителя?
Про подобные случаи Лорелей наслушалась досыта, а есть наверняка и такие, про которые ещё никто не знает, потому что женщины часто терпят молча: большинство из страха, но бывает оттого, что привыкли безмолвно подчиняться. Лорелей вспомнилась одна университетская подруга, которая спаслась лишь потому, что вовремя заявила на своего парня, а потом обратилась к психологу и освободилась от чувства зависимости.
До каких пор жертва может считаться только жертвой, а не соучастником, потому что молчанием соглашается терпеть жестокость? К счастью, времена меняются, но недостаточно быстро. Пока нет.
Лорелей с досадой перевернула пару страниц и замерла, едва увидела заметку с фотографией высокого брюнета, выходившего из театра под ручку с рыжеволосой красоткой.
У Лорелей задрожали руки. Опять он!
С тех пор как мужчина чуть не умер от руки бывшей жены, его известность скакнула далеко вперёд, и про него узнали и те, кто до этого его ни разу не видел.
Коротенькую заметку Лорелей читать не стала; свернула газету и бросила на пустовавший соседний стул. Пошёл он к чёрту, этот тип!
Ей невыносимо захотелось расслабиться, а единственное, что могло отвлечь от работы – так это катание на льду. Да, можно, а почему бы нет? В этом месяце она ещё ни разу не сходила.
Лорелей допила кофе, расплатилась и остановила такси, чтобы доехать до дома и взять коньки и костюм. Она попросила таксиста подождать у подъезда, и не больше, чем за час доехала до Челси-Пирс в Гудзон-Ривер-парк.
Когда-то давно как раз здесь она впервые надела коньки. Тот день она отлично помнила, потому что в первый раз испытала, что значит упасть и, несмотря на страх, найти силы подняться.
Она с первого взгляда влюбилась в фигурное катание и стала отличной фигуристкой. Даже победила на нескольких соревнованиях местного значения, но, когда поступила в университет, тренировки пришлось сократить, а потом из-за несчастного случая она вынуждена была уйти из профессионального спорта. Начать кататься вновь оказалось нелегко, сковывал страх, что она снова упадёт и расшибётся; прежде чем вернуться на лёд, потребовалось много месяцев.
Но в этом сражении она победила.
Лорелей надела черный облегающий костюм из эластичной водоотталкивающей ткани и начала завязывать на крючочки крест-накрест шнурки. Она ещё не закончила скучную, но важную процедуру обувания, как зазвонил рабочий телефон.
Лорелей нисколько не хотелось отвечать, она не бросилась доставать телефон из рюкзака, а несколько долгих секунд сидела и слушала «Танец с саблями» Хачатуряна. Она собралась было не отвечать вовсе, пусть звонит, пока не перестанет, но по новому делу требовалось, чтобы с ней могли созвониться весь день.
Лорелей взглянула на дисплей: незнакомый номер.
— Привет, Лорелей. Побеспокоил? Ты на работе?
— Нет, нет… – она попыталась понять, кому принадлежит этот мужской голос; не хотела опозориться, но так враз по голосу никто из знакомых в голову не приходил.
— Если у тебя есть свободный часик, мне хотелось бы поговорить с тобой. В последний раз, когда мы виделись, возможности не было.
— Вообще-то я занята и… – у неё перехватило дух. – Сонни?!
Она произнесла имя, выдохнув весь воздух, сколько было в лёгких.
— Извини, я рассчитывал, что ты узнала меня.
— Мы никогда не созванивались, у тебя как будто немножко другой голос.
На секунду – растерянное молчание, потом он снова заговорил:
— Может, мне не надо было звонить.
— Да нет! Просто ты застал меня врасплох. Я сейчас на катке в Челси-Пирс, – она ни разу не давала ему своего номера. Ах да, ведь он звонит по рабочему телефону, а этот номер можно найти и в интернете.
— Ты одна или с кем-то?
— Нет, одна, – ответила она и сразу пожалела. Если не хочет встречаться с этим человеком, надо было сказать совсем другое.
— Тогда я могу подъехать, если ты не против. Я не так далеко от Челси: могу приехать через двадцать минут.
Лорелей на секунду задумалась. Рано или поздно придётся встретиться: лучше сбросить гору с плеч сразу и объясниться про ту ночь, и снова зажить всегдашней жизнью.
— Тебе придётся взять на прокат коньки: я выхожу на лёд, – если не умеет кататься на коньках, смотреть, как он передвигается еле-еле и падает, будет весело.
— Это я понял. Скоро подъеду.
Лорелей вышла из раздевалки – волосы собраны в хвост, на коньках пластмассовые чехлы – и зашлёпала к корту.
Она отметила, что лёд только что восстановили и довольно улыбнулась, но надеялась, что народа будет меньше, а главное, меньше детей, так как из-за них она страшно беспокоилась. Тогда она упала именно потому, что попыталась увернуться и не налететь на мальчонка. Заработала черепно-мозговую травму и травму шейных позвонков, отчего у неё снизилось чувство ориентации, и, хотя она давно поправилась, сзади в шее до сих пор побаливало.