Первый куплет она пропела по-зирански, последовательно оборачиваясь во все стороны, чтоб слова долетали повсюду.
Во втором Карина перешла на кенсийский – из группы арквазианцев сразу донеслись торжествующие вопли, и они впервые за весь вечер активно подключились к исполнению. Затем пришел черед языка тхонга, потом – опять кенсийского: казалось, принцесса твердо решила не забыть ни одного значительного языка континента Сонанде. Единственным, на котором не прозвучало ни строчки, был дараджатский. Никому из ее наставников и гувернеров наречие Эшры не казалось достаточно важным, чтобы обучать ему принцессу, а мотива учить его самостоятельно у нее и подавно не было.
Последние звуки баллады потонули в грохоте рукоплесканий и воплей. Карина одарила артиста милой улыбкой. Тот, казалось, готов был разбить о землю свой инструмент.
– Похоже, это переходит ко мне. – Карина выхватила у него мешочек с монетами и потрясла им в воздухе. Там, судя по весу, набралось никак не меньше тысячи дайров.
– Я требую права на реванш!
– А что вы поставите? Разве вам осталось что терять?
Лицо мужчины исказила болезненная гримаса, и он достал из дорожной сумы какой-то тяжелый предмет.
– Вот это.
В руках артист держал книгу – самую старую из всех, какие Карине приходилось видеть. Зеленую кожаную обложку по краям испещряли следы каких-то укусов, пожелтевшие от времени страницы покрывала плесень. Заглавие на зиранском выцвело так, что читалось с огромным трудом: «Книга усопших, дорогих сердцу. Всестороннее исследование весьма любопытного вопроса о смерти и умирании в Кеннуанской империи».
– Человек, который мне ее продал, даже названия прочесть не умел, – заметил артист. – Поэтому так и не понял, чего лишился. Подлинного осколка эпохи древних фараонов.
Дрожь пробежала по спине Карины при виде вытисненных на обложке книги кеннуанских иероглифов. К числу ее любимых занятий никогда не относилось чтение, и пыльный старинный фолиант, принадлежащий культуре, давно канувшей во мглу веков, ее не интересовал и не был ей нужен. Однако…
– Если эта книга такая драгоценная, почему вы так легко ставите ее на кон?
– То, чем действительно стоит обладать, стоит и того, чтобы им жертвовать.
Карина была не из тех, кто устоит перед вызовом. Обнажив в улыбке зубы, она расстегнула ремешок от уда на спине.
– Что ж, поехали по новой.
Двадцать минут спустя с тяжелой книжкой в суме Карина вприпрыжку выбежала из «Танцующего Тюленя». Вслед за ней неотступно, как тень, поспешала Амината, а кругом кипели последние торопливые приготовления к Солнцестою. Рабочие, спускаясь со строительных лесов, натягивали между плотно стоящими зданиями гирлянды из цветов жасмина и лаванды; служители культа в белых одеждах призывали народ приносить с собой на Церемонию Открытия всё, что им не хочется брать с собой в новую эпоху, и жертвовать это «всё» Великой Матери. Толпы людей всех возрастов стекались к Храмовой дороге, на ходу оживленно обсуждая, кто на сей раз мог войти в семерку победителей.
Новоприобретенные монеты весело звенели в мешочке у Карины, и при мысли о том, что вскоре они пополнят постоянно растущую кучку дайров, которые принцесса копила в шкатулке для драгоценностей на туалетном столике, девушка не сдерживала довольной ухмылки. Каждая такая монетка мало-помалу приближала ее к той жизни, к которой она страстно стремилась, – подальше от Зирана.
– Неужели нельзя хоть раз обойтись без театральных эффектов? – вздохнула Амината, когда обе они обогнули жертвенник Патуо, сооружаемый группой людей прямо посреди улицы.
– Никогда в жизни я ни к каким эффектам не прибегала, милая моя Мина.
Карина рассеянно листала «Книгу усопших, дорогих сердцу», вылавливая глазами только названия глав: «Различия между завенджийской магией и магией уралджийской»… «Обряд воскрешения под действием кометы Мейрат»…
Принцесса остановилась. Мейрат – это кеннуанское имя кометы Баии.
«Обряд Воскрешения есть метод самый священный и передовой. Проводится лишь в то время, когда комета Мейрат наблюдается в небе…»
Девушка быстро перевела взгляд на картинки, помещенные вслед за описанием. На первой какие-то таинственные личности в масках склонялись над мертвым телом, обернутым в бинты. Вторая изображала те же фигуры, укладывавшие человеческое сердце, наполненное ярко-красным веществом, поверх трупа. На третьем рисунке умерший преспокойно разгуливал туда-сюда, и кожа его обретала нормальный, «живой» цвет.
Карина прищелкнула языком и сунула том обратно в сумку. Если бы кеннуанцы и правда владели тайной воскрешения мертвых, то до нынешних дней уж кто-нибудь бы ее да раскрыл. По возвращении домой надо будет, наверное, отдать книгу Фариду. Он обожает такую древнюю скукотень.
Тем временем девушки добрались до очередного изгиба дороги. Отсюда налево путь вел к Речному рынку и Западным воротам, направо – через площадь Джехиза в Старый город. До заката еще оставалось какое-то время, но ночная прохлада уже овеяла пустыню, и Карина обмотала голову платком, размышляя, куда бы направить стопы.
В некотором роде Зиран заключал в себе два города; с одной стороны – Старый, то есть – изначальную касбу[7], где Баия Алахари когда-то выстроила крепость Ксар-Алахари[8] и где поныне располагался зиранский двор; с другой, к западу от Старого – обширный Нижний. На его широко раскинувшуюся беспорядочную пестроту приходилось почти три четверти городской застройки, и именно там проживали все те, благодаря кому Зиран заслуженно считался интересным местом.
Зиран опоясывала Внешняя стена, а уж за ней лежал весь остальной континент Сонанде. Карина изучала его карты достаточно долго, с самого детства, поэтому представляла себе, что может ее ждать, если когда-нибудь у нее получится вырваться из столицы. Подашься на север – окажешься в густых лесах Арквази, путь на запад ведет к Эшранским горам. Других непосредственных соседей у Зирана не имеется, так что исследовать придется лишь небольшую часть обитаемого мира.
Но одно дело – знать, что этот мир, пусть даже небольшой частью, расстилается там, куда рукой подать, и совсем другое – увидеть его своими глазами. Всякий раз, когда Карине случалось приблизиться к стене, она ощущала словно резкий удар под дых, после которого инстинкты гнали ее обратно домой. И как ни подавляла в себе принцесса чувство долга, она каждый раз с досадой отмечала его возвращение.
Несмотря на протесты и ворчание Аминаты, Карина свернула влево.
– Прогуляемся до Храмовой дороги. Может, получится занять хорошее местечко и поглазеть на Церемонию Выбора при Храме Ветра.
По рождению принцесса принадлежала именно к Сизигии Ветра, хотя и не чувствовала глубокой духовной связи со своим небесным покровителем – Сантрофи. С тех пор как скончались Баба и Ханане, она лишь однажды вознесла ему молитву, да и на ту божество не откликнулось.
– Кстати… – заметила Амината как раз в тот момент, когда им пришлось буквально расплющиться о стену, чтобы дать дорогу группе танцоров со свирепым бородавочником на привязи. – Я и не представляла, что вы знаете эту песню на всех языках.
– А я и не знала. До сегодняшнего вечера, во всяком случае.
– Неужели сами переводили по ходу исполнения?
– Ну, должны же были хоть раз пригодиться годы занятий с учителями, – ответила Карина, даже не пытаясь скрыть самодовольство в голосе.
Амината только закатила глаза.
На первый взгляд могло показаться, что трудно подобрать менее подходящую пару, чем эти двое: сдержанная, приземленная, простоватая служанка и живая, общительная, беззаботная хозяйка. Сизигия Воды против Ветра. Худоба и угловатость по контрасту с полнотой и округлостью. Волосы Аминаты свивались в тугие завитки и были подстрижены сантиметра на три от корней; кудри Карины, если распустить их, ниспадали на плечи. Из своих бесчисленных нянек и горничных принцесса больше всех любила мать Аминаты, и вышло так, что сызмальства девочки были неразлучны. Больше времени, чем с этой сверстницей, Карина проводила, пожалуй, только с Фаридом – юношей, которого взяли под опеку ее родители, – и старшей сестрой Ханане.
– Вот бы вы сейчас посвящали занятиям хотя бы половину времени и усилий от тогдашних. Стали бы, наверное, главной отличницей города.
– И дала бы Пустельге повод возлагать на меня еще больше честолюбивых надежд? Да я скорее верблюжий навоз буду есть.
– Я уверена, ваша мать, – Амината, тщательно избегала прозвища, данного султанше простым народом, – будет счастлива узнать, что прежние занятия оставили в вашей памяти такой глубокий след… Так что не стоит ли нам поскорее направиться домой – прежде чем она заметит ваше отсутствие?
– Моя мать не заметила бы моего «отсутствия», даже если бы я замертво упала пред ней на землю.
– О, это неправда…
Внезапно где-то в области груди Карина ощутила необыкновенно сильный укол вины. Впрочем, она проделала сегодня столь долгий путь уж никак не для того, чтобы обсуждать привязанность к ней Пустельги – или отсутствие таковой.
– Мина, какой сегодня день? – поспешила спросить Карина, пока служанка вновь не завела свои унылые проповеди.
– Канун Солнцестоя.
– Вот именно. – Карина жестом указала на западный край неба. – Сегодня впервые за пятьдесят лет прилетит Комета Баии, а ты хочешь в такую ночь запереться во дворце с теми, кто нам и так глаза мозолит ежедневно?
Истории и легенды о чудесах Солнцестоя привели в Зиран множество народа со всех концов Сонанде – даже из таких мест, где вовсе не верят в Божественных покровителей! Неужели же она должна тратить это волшебное время, изнывая в компании людей, которые никуда от нее не денутся и через неделю, когда всё закончится – всё, что можно увидеть и в чем принять участие только сейчас?
Однако Амината права – исчезновение принцессы останется незамеченным лишь до поры до времени. Выбраться из Ксар-Алахари ей удалось по одному из давно заброшенных ходов для слуг. Никто и не догадывался, что Карине известно об этих ходах, но рано или поздно ее хватятся, заметят, что она вовсе не занята подготовкой к лицезрению кометы, – по крайней мере, в том смысле, в каком это от нее ожидалось.
Карина бросила еще один взгляд вверх, на Ксар-Алахари. Сверкающий, словно жемчужина, дворец на горизонте уменьшался с каждым ее шагом по направлению прочь от Старого города. Что ж, здесь, на улицах, она, по крайней мере, чувствует живое дыхание праздника – пусть и не играет в нем какой-то роли.
– Не пойду я назад, – заявила она скорее самой себе, чем Аминате. – Не сейчас, во всяком случае.
– Назад – это куда? А?
Карина и Амината разом обернулись на голос того самого артиста из «Танцующего Тюленя». С ножом в руках он выскользнул откуда-то из тени, и девушки, инстинктивно отшатнувшись, уперлись спинами в стену ближайшего дома. Мужчина стремительно приблизился к ним. Карина, в невольном порыве защитить служанку, прикрыла ее рукой.
– Дошел до меня тут слушок, мол, по Зирану рыщет какая-то молодая музыкантша, – медленно произнес артист. Лезвие ножа сверкало в сумерках. – Рыщет, пляшет, поет, всегда ускользает сразу после представления и никогда не появляется в одном месте дважды.
В надежде на помощь Карина отчаянно заметалась взглядом по улице, но та вдруг оказалась страшно, невыносимо пуста. В этой части Нижнего города публика давно научилась испаряться в момент, лишь только в воздухе запахнет жареным.
– Смотрю, у вас достаточно свободного времени, чтобы выслеживать соперников по ремеслу. Не лучше ли потратить его на улучшение собственных навыков? – храбро выпалила Карина.
Секунду она прикидывала – не позвать ли стражу, но решила не провоцировать артиста на атаку.
– Что еще присоветуете, прекрасная газель? Или лучше сказать… ваше высочество?
Взор Карины метнулся вверх, ко лбу, где из-под головного платка выбилась прядь волос, и она мысленно выругалась. Лгать ей ничего не стоило, принцесса занималась этим по сто раз на дню, но никакой ложью не прикроешь блестящих серебристых кудрей цвета облака перед бурей. Всем известно – это отличительный знак Алахари – хиранского царствующего дома.
– Раз уж вы меня узнали, – сказала Карина (какой смысл отпираться от того, что очевидно?), – то, несомненно, сами понимаете: в ваших жизненных интересах бросить оружие и как можно скорее удалиться.
– Напротив, я полагаю, что в моих жизненных интересах как можно скорее узнать, на какой выкуп не поскупится Хаисса Сарахель ради единственной дочери.
«Единственной ныне живущей», – поправила его Карина мысленно.
Адреналин ли от недавнего триумфа на сцене ударил ей в голову или те несколько чаш вина, что она успела осушить, но принцесса не испытывала и тени страха – она шагнула вперед, почти прямо на лезвие ножа, не обращая внимания на Аминату, которая в панике тянула хозяйку за рукав.
– Ну, давайте! – второй раз за вечер Карина приняла вызов. – Рискните.
В конце концов, погибнув, она снова встретится с Баба и Ханане. И править страной не придется.
Тело нападавшего напряглось, он приготовился к выпаду. По спине у принцессы пробежал холодок. В ушах пронзительно зазвенело. Вдруг на заднем плане воздвиглась тень Дозорного женского пола с мечом в несколько раз большим, чем маленький кинжал артиста. Стражница действовала молниеносно. В угасающем вечернем свете вспыхнули ее ослепительно белые, как иссохшие кости скелета, доспехи. Резкой подсечкой она сбила артиста с ног и в воздухе перехватила его оружие.
Карина с Аминатой, прижавшись к стене, наблюдали за этой сценой широко распахнутыми глазами. Когда сражается Дозорный, нельзя мешать – таково золотое правило. Следует отступить в сторонку и вознести благодарность своему божеству за то, что сражается он не с тобой.
Дозорная заехала нарушителю спокойствия локтем в физиономию и сломала ему запястье с той легкостью, с какой дети ломают веточки. Так, с вывернутой под неестественным углом рукой, он рухнул на землю в лужу собственной крови.
Но оглушительный звон в ушах у Карины не прекратился, а только усилился, когда Дозорная повернулась к ним с Аминатой, и принцесса по серебристо-алой перевязи на груди у женщины поняла: перед ней не просто Дозорная, а сама Верховная Старшина Хамиду. Если возвратить принцессу во дворец прислали саму главноначальствующую над Дозором, значит, в Ксар-Алахари кто-то всерьез раздосадован. Очень и очень всерьез. Карина была тронута и испугана одновременно, а какое чувство сильнее, разобраться не успела.
Наскоро убедившись, что Амината цела и невредима, принцесса, с вызовом вздернув подбородок, посмотрела на прославленную воительницу. Дозорные, вне всякого сомнения, приносили много пользы – обыкновенно им поручались задания слишком секретные или деликатные, чтобы возлагать их на обычных стражей, но было в них нечто, всегда заставлявшее Карину ежиться от тревоги.
– Ладно, вы меня поймали. Куда отправимся? К Фариду?
В воздухе повисла долгая, слишком долгая пауза. Наконец Верховная Старшина Хамиду ответила:
– Я должна доставить вас к вашей матери.
И тут впервые за весь вечер в сердце Карины постучался настоящий ужас.
3. Малик
Сердце Малика бешено колотилось. Он гнался за мальчиком, укравшим бумаги. Надя и Лейла пытались не отставать. Промчавшись мимо группы арквазианцев, которые в своих ярких одеждах из кенте[9] перебирали на прилавке бамбуковые трещотки, парень едва не врезался на ходу в компанию детишек, игравших в вакаму. Вдруг ветер донес до Малика шепот потусторонних существ. И обуявший юношу ужас заставил его побежать еще быстрее.
Малик потерял беглеца из вида, поравнявшись с кучкой торговцев, грузивших в повозку ковры. Судя по символу божества Котоко, вышитому на их зеленых кафтанах, принадлежали они к Сизигии Земли.