Карина, во всяком случае, оставила всякие попытки одолеть ее уже давным-давно.
Пустельга между тем продолжала:
– Я замечала, что невинные увлечения несколько утешают тебя, поэтому позволяла им до известной степени отвлекать тебя от основных обязанностей. Пришло время положить этому конец. Тебе уже семнадцать. Больше я не потерплю от будущей султанши Зирана такого легкомысленного, бездарного поведения.
У Карины перехватило дыхание, ком подступил к горлу. Бездарного. Мать считает ее бездарной.
– Наш народ заслуживает лучшей доли, чем та, на какую он может рассчитывать, судя по твоим поступкам. Ты не проявляешь должного внимания даже к Солнцестою – нашей главной, основополагающей традиции.
– Какая разница, интересен мне Солнцестой или нет? – выпалила Карина. – Просто очередное торжество в длинной череде…
– …Очередное торжество?
Лицо Пустельги заволокла тень чувства, которому принцесса не смогла бы подобрать название, и ей показалось, что даже растения вокруг в немом трепете протянули свои стебли и листья к выросшей фигуре ее матери. Встав, правительница провела рукой по борту фонтана и, добравшись до небольшого углубления на нем с изображением алахарийского грифона, вжала в него кольцо.
– Вопреки всему стоим и не гнемся!
Каменные плиты из-под ног Карины вдруг скользнули в глубь фонтана, открыв каменную лестницу, ведущую под землю.
– Что это за…
Но мать уже устремилась по ступеням вниз, и Карина последовала за ней в темноту. Проход оказался сложен из блоков песчаника, как и сам замок Ксар-Алахари, только грубее отшлифованных. От сильной влажности завитки Карининых серебристых волос как будто свились туже. Уши наполнились отдаленным ревом бурно текущей воды.
– Для чего Бабушка Баия основала Зиран? – вопросила Пустельга, снимая со стены факел, чтобы освещать дальнейший путь.
Для всего остального мира Баия Алахари была лишь персонажем древних легенд, а для них, прямых ее потомков, – непосредственным и близким членом семьи, поэтому они всегда называли ее вот так, по-родственному.
– Она желала свергнуть иго Кеннуанской империи и создать надежное убежище.
– Каким образом Бабушка Баия основала Зиран?
– Победила на поле брани фараона и Царя Без Лица… Ведь так?
Добравшись до подножия лестницы, Пустельга обернулась к Карине. Отблески факела, плясавшие на материнском лице, делали его каким-то чужим и неузнаваемым.
– Вот каким образом Бабушка Баия основала Зиран!
Правительница подняла факел. Перед ними засверкали тысячи частичек керамической плитки – стены были облицованы ими почти на два этажа в высоту. Рубиновой окраски птицы с раскрытыми в крике клювами и извивающиеся изумрудные змеи смешивались здесь с ломаными зубчатыми узорами и еще какими-то мудреными символами – подобных мотивов росписи Карина раньше никогда и нигде не встречала. Где-то на самом краю освещенного пятна от факела бурлил темный как смоль водный поток, исчезавший в еще более густом мраке.
– Где мы? – едва слышно выдохнула принцесса.
– В тайном Святилище Цариц.
Пустельга остановилась перед изображением мужчины в изысканном золотом головном уборе. На вытянутых руках мужчины покоились Солнце и Луна, а вокруг него располагались тринадцать коленопреклоненных фигур в масках и черных плащах.
– На протяжении тысячелетий фараоны Кеннуа правили Оджубаем и всеми, кто населял его. – Правительница говорила приглушенно, и все же голос ее разносился по Святилищу Цариц громко и властно, словно дрожь самой земли. – Они отвергли дары и благодать Великой Матери, возгордившись, яко боги среди смертных. И был любой царь пред фараоном, словно лужа перед океаном.
Карина придвинулась поближе к матери и жестом указала на фигуры в масках:
– А… эти – кто?
– Улраджи Тель-Ра – чародеи и колдуны. Они клялись в верности фараону как единственному своему богу.
– Настоящие колдуны? – переспросила принцесса, ожидая пояснений матери, что речь, мол, идет о некоей легенде, но та просто кивнула.
Всякий раз, заводя речь о Фараоновой войне, зиранцы сводили все к победе и триумфу Баии. Однако эти мозаики представляли всю страшную историю той эпохи, и каждый образ здесь, так или иначе, повествовал о насилиях, ужасах и резне. Слева от Карины открывалось поле, где под палящим солнцем трудились рабы. Справа – другое поле, залитое кровью после битвы, посреди которого стенала в слезах Баия. Лицо Короля Без Лица было повсюду специально выщерблено и стерто – навеки, перед взором вечности.
– Зачем мы… все это делали? – прошептала Карина.
Она приложила руку к россыпи кроваво-красных элементов мозаики там, где изображалась рана на шее раба, а затем, отпрянув, тронула себя за шею в том же месте. Зиран – самая молодая из великих держав континента Сонанде, ее народ возник на руинах ужасного кеннуанского деспотизма из осколков народов со всех концов пустыни. Возник, чтобы построить нечто общее, но в то же время совершенно новое, невиданное, уникальное. И вот перед принцессой выросла эта огромная фреска – молчаливое напоминание о том, сколь многое забыто зиранцами из их собственной истории. Такого не сотрешь и тысячелетиями прогресса.
– Прошлое пожирает простые души, неосторожно забывающие о нем. – Пустельга опустила факел и посмотрела на Карину. – Но это еще не всё из того, что я хочу показать тебе. Для тебя настало время узнать, почему поддержание и соблюдение обрядов Солнцестоя – главная задача нашего рода на этом свете.
Правительница прижала кольцо к очередному углублению, и фрагмент мозаики сместился в сторону. Порыв ветра с легким ароматом сырой земли коснулся Карининого лица, и перед ней вдруг открылся простор – мириады звезд сверху, а снизу – бескрайние пески. Никаких признаков Внешней стены.
– Иди! – Пустельга указала рукой вперед.
Карина сразу ощутила инстинктивное желание остановиться, обернуться, остаться – подобное чувство часто охватывало ее у Внешней стены. Однако удержаться от искушения и устремиться навстречу свободе, сотням километров свободы, простиравшимся перед ней, было непреодолимо.
Шаг, еще шаг.
Можно направиться куда угодно. В Осодэ, в Кисси-Моку, в Талафри. Все эти города вдруг оказались для нее открыты.
Можно наконец узнать, проверить, так ли синь океан, как рассказывал Баба.
Еще один шаг.
Вдруг возникло странное ощущение – вроде как все тело окатило ледяной водой, и Карина остановилось. Каждый дюйм кожи покрылся мурашками, накатил резкий приступ тошноты. Как ни старалась она, как ни силилась, неведомая сила не давала ей переступить границу между темной каменной кладкой и бледным морем песка. Принцесса попробовала вытянуть руку – вот оно, перед самым носом, близко-близко, всё, о чем она всю жизнь мечтала, – но рука, не разогнувшись, застыла в воздухе, словно уперлась в невидимую твердь. Широко распахнув глаза от ужаса, девушка повернулась к матери.
– Ты ведь никогда не покидала Зиран… – выдохнула она.
Правительница смотрела в сторону.
– Я много лет как с этим смирилась.
В голове Карины разом закружились все предания и истории, сложенные когда-либо об их семье, и в мозгу зажглось красной нитью: во всех них, кроме тех, что касаются Баии Алахари, действие всегда происходит только в пределах города. Раньше Карина как-то всегда считала это свободным выбором своих предков – не покидать Зиран.
Но нет. Выбора не существовало.
Город был западней.
5. Малик
Малик с сестрами судорожно прижались друг к другу. Тени, клубясь, всё лезли из трещин в стенах наружу и постепенно оседали на пол пенистой чернильно-черной лужей. При этом они издавали глухой гул, бормотали что-то всё назойливее и громче. Малик крепко зажмурился и принялся отдавать сам себе мысленные приказы – так он поступал всегда, когда страх перед видениями становился совсем уж невыносимым.
Дыши. Держись. Не позволяй сознанию уплыть.
Это морок. Этого всего нет. И никогда не было. Не существует.
Он поднял веки. Пара глаз, ярких, как только что занявшиеся угольки, разделенные посередине узкими продолговатыми зрачками, не мигая, глядели на него сквозь призрачные «испарения».
– А ты мельче, чем я думал.
Голос невидимого существа бухнул, словно эхо в горном ущелье. От него тени всколыхнулись вихрем и постепенно слились в массивную змееподобную фигуру с головой, вытянутой вверх. Потолок обветшалого домишки в то же время исчез, и над головой открылось ночное небо – таким, как сейчас, Малик никогда раньше его не видел. То есть созвездия были те же, что он помнил с раннего детства, но только какие-то ломаные, фрагментарные – словно глядишь на них сквозь разбитое стекло. А края небесного свода как будто нервно сверкали тем же голубым светом невыносимой интенсивности, как в глазах ньени.
Змей, переливаясь и мерцая черной чешуей, заскользил вперед и опустил голову (размером с целую корову) на уровень Маликовых глаз. Из ноздрей его били струи воздуха, такого горячего и едкого, что юноша закашлял.
– Спокойно, парень. Сегодня умирать не придется.
Лейла, хоть и дрожала не меньше брата, заслонила его с сестрой от жуткого существа своим телом. По боку Малика побежал легкий теплый поток – это Надя описалась от страха и рыдала, уткнувшись носом в его плечо и впившись ему в кожу ногтями.
Змей театрально закатил глаза.
– Видимо, стоит принять форму более приятную для ваших органов чувств. Тогда дело пойдет быстрее.
Тени забурлили и начали заново переплетаться в его туловище, и когда процесс окончился, посреди комнаты возникло некое человекообразное создание. Змеиная оболочка исчезла, кожа приобрела насыщенный темно-бронзовый оттенок, на лице выросли тонкие брови и подбородок поистине царственных очертаний. Голова украсилась тюрбаном, из-под которого струились пряди белоснежных волос, худощавое тело «облепили» длинные темно-бордовые одежды. Глаза, однако, остались прежними – змеиными, колючими.
– Так лучше? – поинтересовалось существо голосом, уже совсем неотличимым от человеческого.
Надя взвизгнула: Малик как подкошенный упал на колени. Разум его, окончательно отказавшись воспринимать и верить в происходящее, померк. Такие ужасные видения его еще никогда не посещали, нет… нет! Это по-прежнему лишь игра его неистового воображения, которое продолжает издеваться над ним. В любой момент она может закончиться, и он окажется в телеге на пути в Зиран или, возможно, растоптанным под ножищами чипекве… Где угодно, только не здесь.
– Теперь, полагаю, следует представиться, – снова заговорило существо. – Мое истинное имя древнее песков пустыни и обширней небесного купола, но вам позволено называть меня Идиром и считать царем надо всем, что вы видите перед собой. Добро пожаловать в мои скромные владения.
«Свита» бестелесных духов почтительно расположилась полукругом за его спиной, их красные сердца бились как единый организм, в унисон. Малик все ждал, что Лейла прикрикнет на него, растормошит, напомнит, что безумная свистопляска происходит лишь в его голове, что она не способна причинить ему настоящего вреда… Подаст знак, растолкует, убедит: все это не на самом деле. Но она лишь неотрывно смотрела на Идира, даже забыв опустить руку, которой машинально прикрывала брата и сестру.
– Б-б-большая честь для нас предстать перед ликом вашего величества, – выдавила наконец Лейла, и один вид отважной старшей сестры, имевшей мужество стоять перед настоящим сказочным чудовищем с открытой грудью, без оружия и говорить с ним, придал наконец Малику силы тоже поднять глаза.
– Ты… Что ты такое? – подала голос Надя.
Губки ее дрожали. Существо, прищурившись, смерило ее взглядом:
– А ты сама как думаешь, дитя? Что я такое?
– Чудище.
Идир фыркнул:
– Занимательное наблюдение. В твоем народе таких, как я, кажется, называют обосуме[13].
– Простите нас, ваше величество, мы вовсе не хотели нарушать границы ваших владений и беспокоить вас, – поспешно вмешалась опять Лейла.
Малик тем временем старался припомнить все, что знал об обосуме, или абосомах. Так звали духов природы, привязанных к какому-либо конкретному месту – реке, например, или горе. По силе и могуществу они уступали Божественным покровителям, но превосходили обычных духов. В древних легендах обосуме, как правило, требовали лишь должного почтения от людей, селившихся рядом с ними, но становились смертельно опасны, если не получали его. Конкретно об Идире юноша раньше никогда не слышал.
– Прошу, отпустите нас, и мы спокойно пойдем своей дорогой, – гнула свое Лейла.
– Я бы отпустил, если бы не она. – Идир указал когтем цвета железа на Надю. Та всхлипнула и зарылась лицом в плечо Малика. – Она прибегла к помощи магии на моей земле и должна заплатить за это.
Что за нелепость! Полная бессмыслица. Надя же никогда не проявляла… Малик ахнул. Загадка сказительницы! То чипекве было послушно, пока… пока Надя не высказала ньени свою просьбу. У него снова свело желудок – только теперь не от страха, а от негодования.
– Но ведь она загадала желание только потому, что ей предложила та женщина, из гриотов! – воскликнула Лейла.
– Причина несущественна, – заявил Идир. – Важно лишь то, что оно исполнилось. Древний закон гласит ясно: любой, чье прошение удовлетворено волшебным образом во владениях того или иного обосуме, обязан последнему выкупом. Девчонка получила то, чего хотела. Выкуп не внесен. Я забираю ее. – Существо окинуло беглым взором Малика и Лейлу. – Ну а вы двое свободны.
– Возьмите назад ее желание! – взмолилась Лейла, а Малик крепче прижал малышку к себе. – Перенесите нас за Стену, на то самое место, откуда все началось.
Глаза духа насмешливо блеснули.
– Нет, так не выйдет.
Идир сделал быстрый жест рукой – словно схватил что-то, – и резкая боль пронзила предплечье Малика. Надя взвизгнула, ее тельце дернулось по направлению к обосуме, словно тот потянул за невидимую нить. Брат вцепился в него изо всех сил, но боль была слишком сильна – пришлось отпустить, и она полетела по воздуху, как безвольная кукла, которую кто-то швырнул. Лейла рванула вслед за сестрой, но сразу несколько призраков оттолкнули ее.
Потом Надя зависла в воздухе, как подвешенная: темные волосы веером свесились вниз, детский крик пронзил ночь. Пожалуй, именно этот крик окончательно заставил Малика поверить: это не представление, не сон и не фокус. Ни в какой его галлюцинации сестренка не могла бы так пронзительно выть от боли. Подавив рыдание, он впопыхах зарылся в сумбурный круговорот собственных мыслей, пытаясь извлечь оттуда что угодно, чтобы спасти Надю.
Он знал о сказочных чудовищах и их повадках только из древних преданий.
А они гласят: чудовищ одолеть можно. Перехитрить. Договориться.
Идир уже потянулся за Надей, когда Малик выпалил:
– Постой!
Обосуме остановился:
– Ну?
– Сделка… – Голос парня сорвался, он откашлялся и продолжил: – Может, договоримся? Заключим сделку?
– Что у тебя может быть такого, что пригодится мне?
– Все, что угодно! Назови цену, назови свои условия, мы всё исполним. – Внутренний голос тревожно, как в свое время папин, твердил: остановись, пока не стало еще хуже, но Малик его не слушал. – Если у нас получится, если ты останешься доволен, отпустишь ее и оставишь нас в покое?
– Забавно. А когда не получится?
– Если не получится, получишь не только Надю, но и меня заодно. – Теперь задрожал не только голос Малика, но и он сам. – Ты же ничего не теряешь! Выйдет у нас, выполним мы твое задание – останешься в прибыли. Не выполним – заграбастаешь двоих задаром.
Между бровей Лейлы появилась морщинка; Малик прекрасно видел, что старшей сестре его предложение совсем не понравилось. Но на сей раз вместо того, чтобы окоротить брата, она лишь плотно сжала губы, переводя широко раскрытые глаза с него на Идира и обратно.