В силу того, что баня – относительно постоянный физический фон для общественных отношений, она служит призмой, через которую можно рассматривать российскую историю в целом. Поскольку баня проливает свет на отличительные черты прошлого, они предстают узнаваемыми и одновременно по-новому преломляются. Диахронное изучение бани позволяет высветить под непривычным углом очертания российской индивидуальности, природу сложных взаимоотношений России с остальной Европой, потенциал и пределы возможностей могущественного государства, управляющего огромной территорией, различия между профессиональными знаниями и народной мудростью, а также попытки адаптироваться к современным условиям. Меняющиеся представления о социальности и сексуальности, о половой и классовой принадлежности, об империи и религии, о работе и досуге – все это тоже проявляется в бане, но не всегда предсказуемым образом или не так резко, как могло бы показаться, если бы мы глядели на все это через другую призму.
Баня была не просто физическим пространством, где происходили встречи. Она существовала и как идея, чья ценность определялась эмоциями, которые ей сопутствовали. В материальном плане баня оставалась устойчивым и неизменным институтом. Как социальное умозрительное понятие, она была подвижным явлением и, в зависимости от эпох и мест, принимала многообразные формы для представителей разных полов, национальностей и сословий.
Средневековые летописцы описывали баню как некий символ национального самосознания (какой бы смысл в него ни вкладывался – плохой или хороший) и как пограничное место, сталкивающее духовность и кощунство, небесные силы и земные желания. Иноземные дипломаты, врачи, путешественники и журналисты – от Геродота до Хедрика Смита – обращали внимание на банные обычаи местного населения и часто выводили из своих наблюдений более широкие умозаключения, касавшиеся сути народного характера. В романах Федора Достоевского баня выступает локусом, где царит опасность и насилие, а в рассказах врача, прозаика и драматурга Антона Чехова – невинным местом общения, где разговоры важнее оздоровления. Некоторые писатели – как, например, Михаил Зощенко – прибегали к юмору, чтобы привлечь внимание к плачевным условиям в банях, а другие намекали на встречи сексуального характера, которые там устраивались. В дневниках и мемуарах мы находим описания бань в пору Русской революции, в период блокады Ленинграда, в советских исправительно-трудовых лагерях. И безымянные, и знаменитые художники изображали баню как символ русскости и патриотизма, советскости и юмора, добродетели, порока и секса. Григорий Распутин водил в баню аристократок и проституток, чтобы испытать их духовную чистоту – или же чтобы предаться распутству. Екатерина II, Иосиф Сталин, Борис Ельцин и Владимир Путин видели в бане и важнейшее орудие, помогающее народу отогнать болезни, и свой излюбленный вид досуга.
Баня находится в центре сети развивающихся смыслов, в которой одни связующие нити и звенья крепнут, а другие со временем атрофируются или вовсе рвутся. Роль бани творили и меняли люди, принадлежавшие к разным поколениям. Попытки навязать определенное восприятие бани и отмести как несущественные другие толкования ее назначения лишь повышали градус идейных споров. Баня как физическое пространство представлялось нейтральным, эгалитарным заведением, куда все просто ходят мыться. Баня как идейное понятие наделялась исключительной способностью обновлять дух, сплачивать людей в общность и помогать им в осмыслении мира.
* * *
Несмотря на центральное место, которое баня занимала в русской жизни, ее прошлое не так-то легко восстановить. Относящиеся к делу сведения можно найти в самых разных источниках, но не существует единого архива или единого подхода к теме. Книги и статьи, главным предметом которых является баня, находятся в широком диапазоне от медицинских отчетов о важности банных процедур для здоровья до технических инструкций, подробно описывающих, как правильно строить баню, популярных очерков, посвященных конкретным баням, и текстов с порнографическим уклоном, рассказывающих о том, что иногда происходит в этих заведениях. Самопровозглашенные любители бани собирали материалы и в итоге написали десятки книг, часто выдержанных в агиографическом ключе[10]. Иностранные журналисты создали множество статей, где отразили собственные впечатления от посещений бани[11]. Изредка исследователи упоминают о бане как о свидетельстве “нравственного мазохизма” России[12]. Чаще они подступались к теме бани с разных сторон, не пытаясь при этом обрисовать общую картину[13]. Однако чаще всего баню просто воспринимают как данность. Обычно она остается столь же незаметной, сколь и вездесущей.
Владимир Гиляровский, главный бытописатель Москвы конца имперской эпохи, отмечал, что баня – явление настолько общеизвестное, что никто не испытывает потребности писать о ней: “В литературе о банном быте… ничего нет. Тогда все это было у всех на глазах, и никого не интересовало писать о том, что все знают: ну кто будет читать о банях?”[14] Отчасти Гиляровский был прав. Правительства держали бани под присмотром – или как источники дохода и места, полезные для общественного здоровья, или как притоны, где гнездится порок. Крестьяне, отвечая на вопросы этнографов, обычно сообщали, что бани занимают важное место в их жизни. Но мало кто специально описывал банные ритуалы сами по себе. Как и во всех областях истории повседневной жизни, здесь имеются пробелы и несоответствия между данными из сохранившихся источников. Подобно тому, как сажа в бане оседает на разных поверхностях неравномерно, так и в одних местах свидетельства “осели” густым слоем, а в других их как будто начисто смыло. Из всех эпох российской истории и изо всех краев необъятной империи дошли хотя бы немногочисленные свидетельства, но, чем дальше от нас эпоха и чем дальше от европейской части России, тем тоньше, как правило, слой сохранившихся упоминаний. На некоторые вопросы о бане невозможно ответить с определенностью, опираясь на имеющиеся письменные документы. Очевидно, что русская банная традиция эволюционировала, отталкиваясь от банных обычаев различных других евразийских этнических групп, но как именно – сказать трудно. Подробности, касающиеся сексуальных контактов между мужчинами и женщинами в банях, часто проскальзывают лишь обиняками; упоминания о сексе между мужчинами или между женщинами найти еще труднее, хотя сам факт, что в бане имели место однополые сексуальные контакты, представляется очевидным. Мужчины гораздо чаще женщин делились рассказами о своих банных похождениях, из-за чего мужская точка зрения часто представляется универсальной, хотя это явно не так. Ввиду неизбежных пробелов, которыми изобилуют источники, данная книга не сможет дать исчерпывающую картину.
Тем не менее ту банную культуру, которая, как опасался Гиляровский, могла исчезнуть бесследно, все же возможно в значительной мере воссоздать благодаря внимательному изучению письменных источников и изображений. Баня фигурирует в живописи, на плакатах, в фильмах, сводах законов, дневниках и мемуарах, в популярных и профессиональных, посвященных здоровью, журналах, в муниципальных правовых актах, в этнографических исследованиях, архитектурных планах, политических карикатурах и религиозных текстах. При работе над этой книгой, стремясь передвинуть баню с окраин российской истории в самый центр, я использовал более тысячи таких источников.
Люди моются всегда и везде, и коллективное мытье – обычай, распространенный во многих культурах по всему миру[15]. Но не каждая культура наделяет омовения высокой ценностью, и не у всех народов имеются банные обычаи, остающиеся неизменными на протяжении долгих веков. В России же баня сохранилась в прежнем виде, несмотря на коренные изменения в представлениях о телесной чистоте и несмотря на заметные сломы общественного строя. Чем сильнее менялись политика и культура в России, тем больше ценилась баня – как нечто исконное и незыблемое. В стране, где государство и религия (и идеология) обычно занимали огромное место, баню светские или церковные власти не контролировали. Благодаря относительной устойчивости своей формы баня казалась неподвластной времени, особенно в пору политических, экономических и социальных потрясений. А относительная податливость культурного содержания позволяла людям из всех слоев общества и во все эпохи наделять баню физической, духовной и объединяющей силой.
Это – первая книга (на любом из языков), в которой предпринимается попытка подробно изложить историю бани на протяжении большого отрезка российской истории. Содержание следующих десяти глав расположено в хронологическом порядке. В главах 1 и 2 рассказ опирается на самые ранние письменные источники, упоминающие баню, вплоть до окончания царствия Екатерины II в конце XVIII века, когда врачи впервые заговорили о том, что главное предназначение бани – поддержание здоровья и гигиены. Главы 3, 4 и 5 охватывают период с начала XIX века до конца правления династии Романовых в 1917 году, когда признание потенциала бани как важного места, способствующего здоровью населения, происходило неравномерно. Параллельно приходило понимание ее большой значимости для национального самосознания и ее популярности как места общения, отдыха, насилия и сексуальной распущенности. Четыре главы охватывают советский период. Правительственные чиновники стремились сделать все для того, чтобы баня выполняла свои утилитарные задачи, тогда как прочие люди гораздо чаще видели в бане символ чистоты и пространство для содержательного социального взаимодействия, для раздумий о национальной принадлежности и судьбе, а не просто место, где можно вымыться. Заключительная глава, посвященная постсоветской России, рассказывает о том, как продолжали подпитываться, выявляться и открываться заново разнообразные и противоречивые стороны истории и истолкования назначения бани. В каждой главе переплетаются темы чистоты физической (и грязи), чистоты нравственной (и скверны) и общественной солидарности (и нарушения общепринятых правил). Если каждый из этих элементов с течением времени и в разных местах переживал заметные перемены, то в той или иной степени кое-что в истории русской бани оставалось постоянным: это сильное желание использовать экстремально высокую температуру для очищения тела, видеть в мытье не просто полезную для организма процедуру, а нечто, наделенное глубоким смыслом, чтить власть традиции и вековых обычаев и мыться не в одиночестве, а компании. Было бы преувеличением утверждать, что история России – это история бани в расширенном изложении или что история бани – это история России в миниатюре. Но совершенно бесспорно, они неразрывно связаны друг с другом.
Глава 1
“И царя старше”
Бани существовали до возникновения Руси, а до появления бань существовали другие виды купален и парилен. Около 440 г. до н. э. Геродот, греческий “отец истории”, рассказывал о народах, живших в Северном Причерноморье на тех землях, которым позднее предстояло войти в состав Российской империи:
Взяв это конопляное семя, скифы подлезают под войлочную юрту и затем бросают его на раскаленные камни. От этого поднимается такой сильный дым и пар, что никакая эллинская паровая баня не сравнится с такой баней. Наслаждаясь ею, скифы громко вопят от удовольствия. Это парение служит им вместо бани, так как водой они вовсе не моются… Скифы, как и другие народы, также упорно избегают чужеземных обычаев.[16]
Возможно, Геродоту больше хотелось заявить о правильности собственных – эллинских – культурных обычаев, чем разобраться в скифских, однако оставленное им описание скифских банных привычек представляется точным. В XX веке археологи обнаружили среди прочих находок “сосуд, наполненный камнями… с небольшим количеством конопляных семян” и таким образом поняли, что нашли “полный набор предметов, предназначенных для совершения очистительного обряда, о котором очень подробно написал Геродот”[17].
В первой половине X века персидский ученый и путешественник Ибн Руста тоже посетил те края и обратил внимание на банные обычаи местных жителей. Ибн Руста писал:
В их стране холод до того силен, что каждый из них выкапывает себе в земле род погреба… В такие погреба переселяются со всем семейством и, взяв дров и камней, разжигают огонь и раскаляют камни на огне докрасна. Когда же камни раскалятся до высшей степени, их обливают водой, отчего распространяется пар, нагревающий жилье до того, что снимают даже одежду[18].
И Геродот, и Ибн Руста видели в банных обычаях неоспоримое подтверждение отличия степняков от их собственных народов.
В ту пору, когда Ибн Руста писал свой труд, киевские князья объединили под своим правлением местные восточно-славянские племена. Киевская Русь (как стало потом называться их государство) находилась на пересечении важных торговых путей и потому становилась местом встреч представителей несхожих средневековых культур. Ранняя разновидность русской бани возникла благодаря смешению различных обычаев и обрядов. На юге Византия унаследовала богатую греко-римскую банную традицию: просторные городские бани выполняли и общественные, и гигиенические задачи. Эта же традиция частично вошла и в мусульманский мир, где мытье в хаммаме заняло важное место как в религиозных обрядах, так и в городской общественной жизни[19]. Евреи, жившие среди восточных славян, ходили для ритуального очищения в микву. Жившие к северу от Руси финны иногда устраивали паровые бани в небольших деревянных срубах[20]. Различные хазарские племена, контролировавшие значительную часть территорий евразийских степей и торговых путей, уходивших на Дальний Восток, тоже имели собственные банные обычаи, хотя по существу о них мало что известно[21]. Можно не сомневаться, что со временем эти обширные традиции уступили место множеству более специфических обрядов и обычаев, но следует помнить: ни Русь, ни русская баня не появились на пустом месте.
В степи, в Византии и Скандинавии, среди иудеев, христиан и мусульман мытье ассоциировалось с добродетелью и пороком, со святостью и непристойностью, с чистотой и скверной. Народ Древней Руси создавал собственные банные обычаи, приспосабливая под свои нужды те практики и запреты, с которыми он соприкасался. Бани служили местом встреч, где признаки индивидуальных отличий могли одновременно проявляться и сглаживаться. Попутно баня становилась характерной чертой русской культуры. Подобно хаммаму и микве, она встраивалась в религиозное учение и становилась частью главных обрядов и церемоний. Как и в Византии, баня могла принимать форму больших городских зданий, само присутствие которых свидетельствовало о цивилизованности города или общины. И, подобно парным финнов и других северных народов, баня по-прежнему ассоциировалась с колдовством, магией и вообще потусторонними силами. Как само русское государство на протяжении пяти столетий (приблизительно с 1000 по 1500 годы) создавалось в сплаве разных княжеств и этнических групп, так и баня рождалась из смешения многообразных банных традиций. Совершая в бане правильные действия правильным способом, можно было выяснить отношения между небесным и земным, а также без труда опознать своих. Сходным образом неумение верно совершать положенные обряды влекло за собой риск нездоровых связей и нарушений общественного договора. Баня выступала своего рода перепутьем, откуда дороги вели порой к праведности, а порой к проклятью.