Тамара: На моих глазах никого не стыдили в классе. Про опоздания родителей я ничего такого не помню.
Валентина: А что родители тебе говорили об опозданиях? Как ты собиралась в садик, в школу? Торопили ли тебя?
Тамара: Что-то смутное начинаю припоминать… Да, мать сильно нервничала, когда я собиралась в школу. Это был прям ритуал – с бешеными глазами бегать утром по дому. Неприятное воспоминание. Но я толком-то и не помню, что там вообще было.
Валентина: Убирать сегодня будем это воспоминание?
Тамара: Да, давайте.
Тамара выбрала игрушку, нашла подходящее расстояние до пустого стула, представила, что там сидит мама, и погрузилась в возраст, когда она собирается в школу.
Валентина: Сколько тебе сейчас лет, в какой возраст ты попадаешь?
Тамара: Я в первый класс хожу. Мне 7 лет. Мне страшно туда идти. Мать кричит сейчас, что я точно опоздаю. Что надо срочно бежать, чтобы не опоздать. Она орет всегда: быстрее, быстрее, быстрее. У меня звон в ушах от ее постоянного крика. Такой мерзкий и страшный звук. Мне хочется закрыть уши руками и забиться куда-то в угол, спрятаться. У меня ощущение, что она как огромная чёрная туча нависла надо мной. И орет, орет без перерыва.
У меня ужас. Я очень ее боюсь. Мне так хочется сейчас спрятаться под одеяло. Но я должна бежать в школу. Я не понимаю, почему так надо туда бежать. Я не понимаю, почему же я должна непременно опоздать. И что же такого ужасного случится, если это произойдёт. Судя по тому, как она орет, последствия будут словно на грани жизни и смерти.
Я вижу, как она замахивается на меня рукой и орет. Мне хочется сейчас умереть от ужаса. Хочется превратиться в маленькую точку и исчезнуть. Боже, это невыносимо. (Тамара плачет.)
Чтобы помочь Тамаре допрожить до конца этот застрявший в ее Душе ужас, мне пришлось 6 раз выносить и заносить игрушку то за дверь, то в кабинет.
Ее Душа то чуть отдыхала, то снова боялась. И так несколько раз. Страх похож на мышцу, которую можно натренировать. Расслабление – напряжение, расслабление – напряжение. И так до тех пор, пока ужас не пройдёт. Пока недопрожит страх, все остальные чувства прожить невозможно.
Когда ужас угас и дошёл до легкой степени опасения, нерешительности, мы начали разговаривать дальше.
Валентина: Тамара, как тебе кажется, если ты сейчас опоздаешь в школу, что будет?
Тамара: Это-то и самое страшное, что мне не понятно, что будет. Судя по крику матери, произойдёт нечто ужасное. Словно жизнь закончится. Причём у всех. Словно я стану врагом для всех, буду самой плохой на свете. Словно нас расстреляют, что ли. Валентина, это совершенно странно и нелогично, но чувствую, что реально я сейчас боюсь смерти. Как же так? Для меня страх опоздать слился со страхом смерти. Как вообще такое может быть?
Валентина: Да, любая неизвестность всегда пугает намного больше даже самого страшного наказания. Хорошо. Спроси сейчас маму: «Мама, а что произойдёт, если я опоздаю в школу?»
Тамара повторила за мной эти слова.
Тамара: Ещё я постоянно чувствую себя виноватой за то, что могу опоздать. Никогда не опаздываю, но всегда заранее чувствую вину. Какой же это абсурд!!! У меня сейчас возмущение поднимается, осознавая все это. Без вины виноватая всегда. Я чувствую себя медленной улиткой рядом с тобой, когда ты кричишь: быстрее, быстрее.
Мама, от тебя совсем нет поддержки. Я только должна, должна, должна. Должна для людей быть хорошей. Чтобы на собраниях про меня плохо не говорили. Словно какие-то непонятные другие люди важнее нас самих. Почему-то надо кого-то сильно бояться. И не опаздывать. Так много непонятного в поведении мамы. Ты меня совсем не слышишь. Я пытаюсь тебе объяснить, что я всегда прихожу вовремя, но ты мне не веришь, и это обидно.
Тамара пересела на стул матери. Представила себя ею в ее 35 лет. Сделала глубокий вдох. И переместилась в утро, когда дочь собирается в школу.
Валентина: Маша (имя мамы), что ты сейчас чувствуешь, когда просто молча смотришь на свою дочь-первоклассницу?
Тамара на стуле мамы: Ну, сейчас, если я ее просто разглядываю, то я вижу ее бантики, белые волосики, и мне тепло. Она такая милая, красивенькая.
Валентина: А ты когда-нибудь говорила ей об этом вслух?
Тамара на стуле мамы: Нет. Я не могу такого сказать ей. У меня словно рот зашивается в этот момент. Я даже челюсть разжать не могу. Почему-то я не могу своей дочери говорить о таких вещах. Я даже сама не могу понять, почему именно. Но молча любуюсь ей.
Валентина: Хорошо. Теперь переместись во время, когда вы собираетесь в школу. Что ты сейчас чувствуешь, глядя на неё?
Тамара на стуле мамы: Я в бешенстве от того, что ты мне перечишь, что ты пытаешься мне доказать, что времени ещё хватает. Я недостаточно хорошо тебя воспитала, раз ты меня не слушаешься, а что-то там возражаешь. Надо вдолбить тебе это в голову. Что я права и опаздывать нельзя. Меня надо слушаться молча и беспрекословно. У меня бешенство не из-за опоздания, а из-за того, что ты мне перечишь. А ты меня совершенно не слышишь. Поэтому мне приходится уже орать на тебя, чтобы ты услышала.
Валентина: Хорошо. Маша, тебе сейчас твоя семилетняя дочь сказала, что напугана до ужаса, когда ты замахиваешься на неё рукой и орешь. Что ей хочется сжаться в точку и исчезнуть. Что ей обидно, что ты ее тоже совершенно не слышишь. Тамара ещё сказала, что ей из-за твоего крика кажется, словно произойдёт что-то ужасающее, если она опоздает. И она спросила тебя сейчас: «Мама, а что будет, если я все же опоздаю в школу?»
Тамара на стуле мамы: Я удивлена, что мы друг другу говорим одинаковую фразу «ты меня не слышишь». Я удивилась. И задумалась. Когда я услышала про твой ужас, сначала начинает вроде чуть-чуть накатывать вина, но тут же блокируется. Словно психика топором отрубает даже намеки на свою виноватость. Сразу переключается на что угодно. Типа я не могу быть виновата, потому что я всегда права.
Но сомнение в этом появились в Душе. И вроде уже хочется пожалеть дочку, но снова отрубается. Опять блокировка. Я словно ледяную стену представляю между собой и дочерью. И стараюсь отморозить любые тёплые чувства к ней. Мне спокойнее быть холодной и властной. Я всегда права.
Тамара вернулась на свой собственный стул. Выдохнула. Я зачитала с листочка все, что ей только что сказала ее мама.
Тамара: В самом начале мне было очень приятно, что она с теплом на меня смотрела и умилялась. Я этого никогда не слышала от неё и не чувствовала. Но так странно, что она не могла мне этого говорить вслух. Ну и странная же она была… Я своим детям постоянно говорю, как их люблю. А она какая-то замороженная была. Но так сейчас тепло на душе, что она хотя б смотрела молча на меня с нежностью. Это очень ценно для меня сейчас почувствовать.
Потом я была очень удивлена и озадачена, что она, оказывается, кричала не из-за опозданий. В опозданиях она сама не видела ничего страшного. Она кричала из-за того, что ей казалось, что я не признаю ее авторитет, раз посмела высказывать своё мнение. Это очень неожиданно. Мы действительно абсолютно друг друга не слышали и не понимали.
Это грустно.
В следующую встречу Тамара сказала, что даже ее муж заметил, что на консультацию она уже собиралась ко времени не так напряжённо, как раньше.
Когда я писала данный раздел книги, после этой сессии про опоздания прошло 4 месяца.
Валентина: Тамара, помнишь, мы с тобой работали с темой опозданий? Как сейчас обстоят дела?
Тамара: Да, помню эту тему. А вопроса не поняла… Я не опаздываю, у меня все в порядке.
Валентина: Стала ли ты возить детей на футбол сама за рулем, или по-прежнему возит муж? Есть ли сейчас напряжение при использовании навигатора?
Тамара: А-а-а… Я уже забыла про это, даже вопроса не поняла. Конечно, я сама вожу на все кружки мальчишек. Напряжение полностью ушло. Сейчас грустно вспоминать, что у меня были эти постоянные срывы из-за страха проехать нужный поворот и опоздать. Сейчас все позади. Это кажется таким далеким, что словно и не со мной было.
Часть пятая. Стулья № 5. О чем женщины не говорят вслух. Как убирать травмы абортов
Встреча № 21
Тамара: Гинеколог сказала мне, что нужно делать операцию, чтобы удалить кисту. Вскоре я планирую это сделать. У меня много переживаний по этому поводу.
Валентина: У тебя есть мысли, на фоне чего киста могла возникнуть? Какие переживания привели к этому?
Тамара (удивленно): Я даже вопрос себе такой никогда не ставила. А как мои переживания могут привести к кисте?
Валентина: Не знаю пока. Давай разбираться. Если симптом проявился именно в части гинекологии, то и душевная травма, возможно, связана с сексуальностью или деторождением. Попробуй вспомнить, были ли какие-то потрясения в плане секса или беременностей, или родов? Были ли ситуации угрозы насилия? Или сильный стыд за какой-то сексуальный опыт? Или страх забеременеть? Или страх рожать?
Тамара (растерянно): Да вроде нет. Ничего такого…
Она ещё полминуты молчала, при этом будучи полностью погружённой внутрь себя, словно перематывала кинопленку своей жизни.
Я молча ждала.
Тамара: Была у меня одна история, которая подходит под эту тему. Я стараюсь не вспоминать об аборте. Но как бы я ни отмахивалась от этих воспоминаний, они все же иногда всплывают в моей Душе.
В 22 года я встречалась с мужчиной, с Антоном. Отношения длились два года и явно зашли в тупик. Мы расстались. И тут я узнала, что забеременела. Сообщила ему об этом. Антон решил, что я таким образом просто хочу его удержать и придумала историю. Он отреагировал так, словно его это не касается. Я тогда жила с родителями. Мать говорила, что если выйду замуж за нелюбимого, то буду маяться так же, как она с отцом. И что если я останусь одна с ребёнком, так я сломаю себе жизнь. Она поддерживала аборт.
Я выпила какие-то таблетки, чтобы принудительно вызвать месячные. Это страшные воспоминания.
Валентина: Есть ли у тебя сегодня силы, чтобы отработать эту ситуацию на стульях? Напомню: чтобы обнулить эти воспоминания, придётся сделать как минимум 2 стула: с неродившимся ребёнком и с Антоном. Не знаю, есть ли у тебя в этой ситуации какие-то сильные эмоции ещё и к матери или нет?
Тамара: Нет, к матери у меня там нет вопросов. А про стулья с ребёнком… У меня ужас даже от твоих слов… Ну и к Антону злости у меня, конечно, очень много осталось. Да, я хочу закрыть эти воспоминания. Просто разговаривать с тобой – это дорогое удовольствие. Давай делать стулья.
Валентина: Согласна с тобой. Отлично. Работаем.
Тамара выбрала игрушку – розового маленького зайчика. Выбрала расстояние от себя до неродившегося ребёнка. Представила, что ей не 34, а 22 года. И начала плакать.
Тамара: У меня в памяти запечатлён страшный кадр. Когда я выпила таблетку, через какое-то время у меня действительно пошли как бы месячные. Но я видела, как вышел сам эмбрион. Я помню, как в унитазе увидела его черненькие глазки. Это было ужасно. Он словно с обидой и укором смотрел на меня. И я теперь уже точно должна была его смыть в этом унитазе. Я нажала на кнопку смывного бочка, и, мне кажется, в этот момент во мне что-то сломалось. Что-то рухнуло.
Я убила своего ребёнка. Я так долго уговаривала себя, что так будет лучше, что все это делают, что срок ещё маленький. Но, вспоминая эти глазки в унитазе, все эти аргументы превращаются в пыль.
Что-то внутри меня оборвалось. Я никогда не буду прежней.
Валентина: Представь, что напротив тебя, там, где сидит зайчик, на самом деле сидит Душа твоего неродившегося ребёнка и смотрит на тебя. Что ты чувствуешь рядом с ним?
Тамара (начинает рыдать): Я виновата, я безмерно виновата перед тобой. Я не могу смотреть тебе в глаза. Мне кажется, что ты обижена и проклинаешь меня за то, что я сделала с тобой. Когда я забеременела, я была растеряна и напугана. Прости меня. Я не знала, как поступить. Твой отец отказался и от тебя, и от меня. И я испугалась и не взяла ответственности. Я знаю, что меня простить невозможно за такое. Мне очень горько и стыдно сейчас. Мне хочется тебя сейчас обнять.
Тамара ещё минут 10 плакала, обнимая зайчика, качая его на руках как младенца. Она то убаюкивала его, то гладила по головке. Потом она немного успокоилась. Выдохнула.
Валентина: Хорошо. Теперь пересаживайся на стул ребёнка. Скажи: «Я тот неродившийся у Тамары ребёнок». Сделай глубокий вдох, словно впускаешь в себя его. Ощути себя. Есть ли ощущение, ты мальчик или девочка? Или непонятно?
Тамара на стуле ребёнка: Я девочка. У меня ощущение, что мне лет 5. У меня белые кудрявые волосы до плеч.
Валентина: Хорошо. Теперь посмотри на свою маму, у которой ты должна была родиться. Какие у тебя к ней эмоции, когда она просто молча рядом?
Тамара на стуле ребёнка: Мне весело и любопытно. Я с таким интересом ее разглядываю. Словно знакомлюсь. Я не понимаю, почему она плачет.
Валентина: Хорошо. Теперь переместись в тот момент времени, когда ты ещё была в животе у мамы. Как тебе здесь?
Тамара на стуле ребёнка: Хорошо, спокойно. Я плаваю, места много.
Валентина: Теперь переместись в тот момент, когда твоя мама приняла решение прервать беременность. Что ты сейчас чувствуешь?
Тамара на стуле ребёнка: Растерянность и непонимание: почему, как же так? Мне обидно. Мне очень обидно. Мне горько и страшно.
Валентина: Теперь переместись в тот момент, когда твоё тельце оказалось в унитазе. Твоя Душа ещё была в эмбрионе или уже отделилась? Какие в этот момент у тебя эмоции и послания к матери? Проклинаешь ли ты ее?
Тамара на стуле ребёнка: Мне очень горько и обидно. Я намеренно смотрела на тебя – на маму, чтобы ты запомнила мой взгляд. Мне очень хотелось, чтобы ты меня помнила, что я твой ребёнок.
Валентина: Хорошо. Твоя мама тебе сейчас кое-что сказала. Я напомню. А ты смотри свои реакции и сразу их озвучивай. Твоя мама сказала, что она чувствует себя очень виноватой перед тобой…
Дальше все по знакомому алгоритму, который вы наблюдали в описании прошлых сессий.
Клиентка проговорила все переживания сначала от себя в сторону ребёнка. Затем села на стул ребёнка и озвучила все реакции от ребёнка в сторону матери. И затем снова села на свой стул и выслушала, что ей только что сказал народившийся малыш. Стандартная схема, которая за час-полтора в 90 % случаях обнуляет любые самые эмоциональные воспоминания.
Встреча была полуторачасовой, поэтому нам удалось успеть на этой же консультации сделать аналогичные стулья с Антоном, отцом неродившегося ребёнка.
Если бы был 1 час, то стулья с мужчиной желательно было бы сделать в следующий раз, не откладывая в долгий ящик.
Иначе бы психотравма до конца не схлопнулась, а продолжала бы фонить.
Встреча № 22
Тамара: Валентина, после прошлой нашей с вами встречи я так выспалась. Вы, наверное, не понимаете меня… Я всегда, много лет подряд, беспокойно спала. Всю ночь я ворочаюсь, тяжело засыпаю. Для меня это стало настолько нормой жизни, что я уже и не мечтала от этого избавиться. А тут я просто легла вечером спать на подушку и утром проснулась. И все! Я, похоже, впервые за много лет выспалась. И сплю так уже неделю!
Я даже не могла предположить, что то воспоминание об аборте, оказывается, так незаметно 12 лет изматывало мою душу. Если бы я раньше знала, что так можно попрощаться с болезненными воспоминаниями, я бы давно это сделала. Но я лишь пыталась изо всех сил закопать внутрь Души поглубже и не вспоминать об этом. Я просто не знала, что так можно.
Далее мы работали с ее отношениями с братом, которые я пока оставлю в стороне.
Встреча № 24
Тамара: Валентина, это какое-то чудо. Перед планируемой операцией я сделала контрольное УЗИ. Киста исчезла непонятным образом. Как это вообще возможно? Понимаете, мне больше не надо делать операцию! Я танцевала от радости. Я рассказала мужу, что мы с вами убирали травму аборта, и вот тебе подтверждение, как это работает. Мой муж давно знал, что такой эпизод был в моей жизни. Ещё в начале отношений, когда у нас не было детей, я ему все рассказала, ну, без подробностей, конечно. Он меня не осудил. И сейчас тоже сильно радуется за меня.