Мы уже завершали вечерять, когда услышали вертолет. Он прошел над нами в направлении Арктического. Нам оставалось только гадать о причинах, побудивших вертолет вылететь в столь неурочное время. Может быть, кто-то подал сигнал бедствия? Пока не знаем – связи нет.
Вот так и закончился полный приключений первый день пути. Мы с Уиллом сразу вспомнили первую канадскую подготовительную экспедицию в 1992 году в Гудзоновом заливе. Мицура и Уилл тоже провалились под лед в первый же день. Помню, Трансантарктика тоже начиналась достаточно знаменательно: мы сломали двое саней из трех. В общем, если все неприятности проследить, получается, что они – хорошие предвестники будущего успеха. Дай бог, чтобы это было в последний раз.
Сегодня прошли всего три километра на север. Температура по-прежнему за минус 40 градусов, но ветер северо-восточный, и, в общем, пока ничего.
11 марта
Чувствительный удар. Ну что ж!Все, слава Богу, живы!Собак и нас колотит дрожь,И балом правит молодежьРазумно, боязливо…Погода портилась, и ледСкрипел, грозя раздаться.Наш след, который вел вперед,Хранил надежду на отходИ звал нас возвращаться.
Мы по-прежнему на старом месте. Утро, почти 11 часов. Температура с утра минус 41 градус, и дымка такая, что солнца не видно, и движение льда вокруг продолжалось, и полынья, которая вчера была совсем незаметная, рядом с лагерем расширилась.
Нам нужно было срочно найти варианты, как выбраться из этой ситуации. Да еще кашель меня донимает, и это меня очень беспокоит. Конечно, лечусь потихоньку, но как хватану холодного воздуха, опять все лечение насмарку.
Чтобы наметить возможные пути отхода, решили пойти на разведку. В условиях ухудшающейся видимости отправились вчетвером: я, Уилл, Такако и Мартин. Пошли в основном, нужном нам направлении: на север – северо-запад. Важно было внимательно следить за тем, чтобы не потерять шансы вернуться назад, в лагерь. Чтобы следы оставались более четкими, я попросил ребят буквально топтать тропу, с тем чтобы на обратном пути след можно было бы легко найти.
В общем, шли мы по довольно хорошему льду. Ну как сказать хорошему? Во всяком случае казавшемуся более надежным, чем тот, на котором мы устроили наш лагерь. В основном это были мелкие и средние по размеру поляны белого и серо-белого льда и сморози битого льда. На стыках полян было заметно движение льдов, трещины, что называется, дышали – сходились и расходились на наших глазах, так что приходилось присматривать варианты возможного отхода, прежде чем переходить с одной такой поляны на другую.
Примерно через полтора часа мы вышли через гряду мелкого битого льда на огромное ровное поле однолетнего льда, простиравшееся в северном направлении насколько хватало видимости, заметно ухудшившейся к тому времени из-за поземка. Мы с Уиллом решили, что это место вполне подошло бы для перемещения сюда нашего лагеря, во всяком случае, здесь мы бы чувствовали себя в большей безопасности.
Вдохновленные находкой, Мартин и Такако, предложили пойти дальше, но я сказал: «Давайте возвращаться». Ветер усилился, причем стал южным – юго-западным, и существовал вполне реальный риск быть оторванными от нашего лагеря по одной из тех многочисленных трещин, которые нам встречались на пути сюда. Кроме того, поземок быстро заметал следы, и надо было торопиться. Я всячески поторапливал народ и шел впереди по следу. Иногда след вообще не просматривался, а в двух местах из-за относительного смещения льдин он вообще пропал и пришлось искать его, двигаясь в выбранном направлении.
Вернувшись в лагерь, мы рассказали Ульрику, который второй день, не вылезая из палатки, сушил свою промокшую одежду, о том, что можно перебраться на новое место, которое мы отыскали. Но неожиданно от него и от Мартина поступило другое предложение, которое было поддержано девушками: по нашему следу вернуться назад на припайный лед в точку нашего старта, с тем чтобы переждать непогоду.
Это был, пожалуй, переломный момент экспедиции, решивший ее судьбу. Дело в том, что простудившись на Среднем, я чувствовал, что здоровье мое ухудшается, у меня начался сильный кашель, озноб. Появилась вызванная плохим самочувствием апатия, поэтому я даже не пытался отстаивать свою точку зрения о необходимости и целесообразности в нашей ситуации движения вперед. Похожее происходило и с Уиллом. Сейчас, по прошествии времени, я думаю, что если бы все повернулось иначе и мы продолжили бы путь, команда наша не распалась бы и экспедиция состоялась бы так, как планировалось. Однако в тот момент мы согласились вернуться, потому что оставаться на этом льду было очень опасно.
Погода тем временем ухудшалась на глазах. Видимость упала до 200 метров, ветер усилился. После небольшого перекуса в палатке мы с Уиллом нашли след нашей упряжки. Он был виден хорошо, и, обозначив это место вехой, мы начали собирать лагерь. Сборы были долгими, как и случается в такую погоду. Первой пошла упряжка Уилла, я – впереди с ледорубом. Шли по следу, но увы недолго – через полкилометра я наткнулся на сеть трещин, прямо пересекающих след. Пройти такие трещины нелегкое дело, особенно в условиях плохой видимости и необходимости поворачивать упряжки резко под углом, чтобы проскочить мосты в наиболее узком месте. Поэтому мы остановились и вместе с Ульриком и Мартином пошли в разные стороны искать лучшее и безопасное продолжение. Лед ни слева, ни справа нам не понравился. Пришлось выбрать наименьшее из зол и уклониться вправо. Пройдя через большое поле молодого льда, мы вскоре вышли на битые поля однолетнего льда. Я предложил остаться на одном заснеженном поле, выглядевшем вполне пристойно на окружающем его фоне. Мое решение приняли, вернулись за упряжками, но когда мы возвратились, ситуация изменилась. Поле уже не выглядело таким надежным, через него прошли трещины, а состояние льда менялось настолько часто и быстро, что нам приходилось непрерывно искать новую дорогу, каждый раз возвращаясь, потому что старая дорога уже перекрывалась большими разводьями.
К этому времени уже начало смеркаться. Мы все сильно устали. Никто не обращал уже внимания на обмороженные лица, главной задачей было найти место, где можно было бы расположить лагерь.
Пришлось возвращаться обратно на след и принимать решение остановиться на поле молодого льда, не внушавшем никакого доверия, но делать было нечего. Уже в наступающей темноте, при сильном ветре с юго-запада мы разбили лагерь и решили переночевать здесь, а завтра, то есть сегодня, устроить день отдыха в надежде на то, что поле не расколет.
На наше счастье, поле не раскололо, хотя торошение продолжалось всю ночь. Наутро только наш островок, где стояли три упряжки и три палатки, более-менее уцелел, а вокруг были сплошные наслоения тонкого льда, из которого собственно и состояло наше поле. Погода с утра была теплой – всего градусов 20 мороза, но ветер усиливался и постепенно принял поземно-шквалистый характер юго-западного направления.
Утром Ульрик встал раньше всех (мы с Уиллом были просто физически не в состоянии составить ему компанию), обошел окрестности нашей льдины и увидел (видимость утром была получше) практически то место, откуда мы стартовали – оно легко идентифицировалось на белой ретушированной непогодой линии горизонта по пирамиде триангуляционного знака. В тот день Ульрик выглядел намного энергичнее и целеустремленнее нас, пытаясь отыскать кратчайшую дорогу к спасительному припаю. Прихватив с собой столь же энергичную Джулию, он отправился с ледорубом рушить две преграды, которые отделяли нас от намеченной цели. Мне и Уиллу перспектива возвращения уже не казалась абсурдной, и, более того, повинуясь настойчивым призывам наших расстроенных и требующих немедленной починки организмов, мы всячески желали нашему юному предводителю успехов в его энергичных действиях. Кроме наших организмов починки требовали и наши нарты, и, конечно же, пережидать непогоду правильнее было на хорошем льду.
Благодаря, в основном, усилиям Ульрика мы вскоре выскочили на хороший лед. Все бы ничего, если бы не кашель, замучивший почти всех, за исключением девчонок (вот и рассуждай после этого о хрупкости и слабости женских организмов!). Похоже, я страдал больше остальных. Бежать за санями было трудно – воздуха не хватает, кашель одолевает. Сейчас я понимаю, что это было воспаление легких.
Из-за этой напасти этот участок пути показался мне очень трудным. Но мы с Ульриком были впереди. Он сначала бежал первым, я старался не отставать, потом, когда мы вышли на ровный лед, сели оба на сани и поехали. Ехали нормально, пока не наткнулись на заметенную снегом припайную трещину, которая начала расширяться под действием усилившегося юго-западного ветра. Собаки проскочили ее легко, но сани провалились, к счастью, только частично. Пришлось их опять разгружать, с тем чтобы перебраться на другую сторону. По нашему следу пройти уже было нельзя, нужно было каждый раз пересекать трещину в новом направлении. Я остался с упряжкой Ульрика, а он помчался навстречу ребятам предупредить их об опасности.
Лагерь начали ставить на месте, где снега было навалом, чтобы собакам было удобно спать и они могли поесть снега. Было еще рано, где-то часов пять вечера.
12 марта
Страшней всего, когда бедаВнезапно подкрадется.Как оказалось, не всегда«Где тонко – там и рвется».
Час дня. Мы находимся на припайном льду примерно в двух километрах от того места, откуда мы стартовали три дня назад.
Вчера поставили лагерь не без труда, потому что палатки вырывались из рук, не слушались, палки никуда не вставлялись, руки скользили, не хватало всего. Я сначала помог Ульрику поставить палатку, потому что Уилл работал с упряжками Джулии. Потом вернулся к себе, чтобы поставить нашу с Уиллом палатку.
В палатке все заснеженное. В такие минуты мне всегда, вспоминается антарктическая «манная каша» – проникающая повсюду мельчайшая снежная пыль, покрывающая все внутри палатки.
Готовясь пережидать непогоду, я обложил палатку массивными снежными кирпичами, дополнительно укрепил оттяжки и забрался внутрь. Для начала мы с Уиллом попили энергетического напитка, произведенного фирмой «Шакли», чтобы восстановить водный баланс и откашляться. И тут такие слабость и дрема охватили меня, что, буквально на локте, не раздеваясь, я глубоко заснул, как провалился. Проснулся оттого, что ноги очень замерзли, – неудивительно, если учесть, что я лежал поверх спального мешка. Пришлось ноги отогревать над печкой.
Хотя аппетита особого не было, Уилл задумал приготовить рис с рыбой. Рыбу распарили на сковороде с водой, рис сварили наспех, потому что я должен был выйти на связь. Перекусили без особого аппетита.
Я выполз из палатки. Светила полная луна со стороны юго-запада, откуда дул ветер, небо было ясным, температура понижалась. Пришел к Мартину и Ульрику, при свете бензиновой лампы там, было светлее и оптимистичнее, чем в нашей палатке. Ребята готовились к ужину. Мартин тоже довольно плохо себя чувствовал. Он сидел, немножко съежившись, в углу.
Когда на радиоволне появился Голомянный, я узнал Женин голос. «Голомянный, Голомянный, привет, привет!», и оказалось, что они нас слышат тоже неплохо. После взаимных приветствий выяснилось: они рады, что мы с ними наконец-то связались, так как не имели от нас никаких известий уже два дня и решили завтра вылететь на поиски, но, слава богу, все обошлось, мы все целы и здоровы. Я сказал, что мы за два дня перебрались на хороший лед и побудем здесь в ожидании улучшения погоды и самочувствия, что мы потратили немножко топлива и еды, дабы облегчить сани, попросил, чтобы для нас, если представится возможность, провели вертолетную разведку. По словам Жени, такая возможность появилась в связи с неожиданным для нас прибытием на Средний еще одной команды, собиравшейся пересечь океан на лыжах. Это были ребята из Южной Кореи. Как раз на сегодня был намечен их вылет на Арктический. Обратным рейсом вертолет прилетит к нам, возьмет кого-нибудь на борт и пролетит немного к северу, с тем чтобы посмотреть, какой лед впереди.
И вот мы сидим в палатках и уже два часа ожидаем вертолет. Впрочем, сегодня весь день мы в каком-то расслаблении. Вчера по связи сообщили, что братья Месснеры эвакуировались после двух дней приключений. Я вспомнил о вертолете, пролетавшим над нашим лагерем в первую ночь, – это как раз и был вертолет, эвакуировавший итальянскую экспедицию. Точно не понял причину их отъезда, но главное, что с ними все в порядке, никто из них не обморозился и не пострадал. Очевидно, они столкнулись с каким-то очень большим препятствием и решили не искушать судьбу и уехать, пока не поздно. В общем-то, это была достаточно неожиданная новость, особенно если учесть опыт и подготовку Рейнхольда. Хорошо еще, что на этом этапе все завершилось без жертв – очень непростой участок маршрута от мыса Арктический.
Мы обсудили эту новость. Безусловно, путешествие в одиночку, вдвоем или небольшими группами на лыжах, в самостоятельном режиме или с подбросом значительно отличается от того способа передвижения, который избрали мы, – с собаками, с тяжелыми нартами, потому что у нас, как правило, ограничена возможность поиска лучшего пути. Вот мы идем по дороге, которая кажется более-менее хорошей, но если мы уткнулись во что-то непреодолимое или надо изменить курс, то, как правило, развернуться достаточно трудно. Даже обычный разворот на месте требует очень больших усилий: нужно повернуть всех собак с упряжками, с перегруженными нартами, а если приходится идти по битому льду, сморози молодого серого льда и наслоений битого многолетнего, просто необходима большая доля везения, чтобы все это получилось.
Вчера была пурга, а сегодня день хороший, с утра минус 37 градусов, ясное солнце. А если бы такая погода была позавчера, захотели бы мы возвращаться? Но все случается тогда, когда случается, и с этим ничего не поделаешь. Надежда на то, что с вертолета мы рассмотрим подходящую дорогу, конечно, оставалась, но шансов воспользоваться ею было мало, так как ситуация в районе мыса меняется очень быстро, и потому было важно получить общее представление о ледовой обстановке.
Основная опасность подстерегает нас не при самом движении, когда мы можем мгновенно среагировать на любую смену обстановки, а во время ночевки. Ночевки на молодом льду в условиях подвижек достаточно сложны, потому что эвакуацию невозможно произвести быстро, а ситуация может потребовать молниеносных действий.
У Джулии вчера был день рождения. Сначала все предполагали, что у нее день рождения 14 марта, Уилл думал, что 19-го, а я кашлял и ничего не знал. Оттого немножко скомканно все получилось – поздравляли именинницу по очереди сегодня. А завтра у моей Наташеньки день рождения, а я сижу здесь, далеко от нее. Но все-таки ближе, чем мог бы, если бы мы начали движение в нужном направлении.
Первые два дня, проведенные на морском льду показали, что и собакам нашим необходима тренировка для того, чтобы они этот самый лед почувствовали так, как только, пожалуй, собаки могут чувствовать: скрытые снегом трещины, воду и прочие малоприятные и просто опасные для путешественников вещи. Вчера яркий пример отсутствия такой чувствительности «в полный собачий рост» продемонстрировал Айдар – одна из собак упряжки Ульрика. Во время очередного разворота (поскольку мы не нашли подходящего места для ночевки и решили отправиться на прежнее место) он вырвался из постромок и побежал сам по себе. Упряжка уже перебралась на другую сторону, а он спокойно пошел по молодому льду, провалился, поплыл и выбрался на другой берег. По-видимому, пес совершенно не отдавал себе отчета в том, куда он бредет и что делает. Поэтому пока не приходится, увы, рассчитывать на то, что собаки будут следовать строго по следу, никуда не отклоняясь, что особенно необходимо при пересечении опасных участков тонкого льда. В тех местах, где нужно балансировать на краю с опасным участком дороги или где проход узкий, лидирующих собак, по крайней мере в первое время, придется брать за поводок, потому что любое их отклонение от маршрута грозит теми же неприятностями, которые случились с нами в первый день. В этом вся сложность путешествия на собаках по морскому льду.