Как должна группа действовать, когда один из ее участников в самый ответственный момент ее подводит? Отказаться от задуманного и, что называется, сложить оружие? Это было явно не по душе всем оставшимся. Или перестроиться и выполнить задачу на том уровне, который возможен в наших условиях? Мы остановились на втором. Всем, кто следит за нашей экспедицией, будет, наверное, небезынтересно узнать о том, как мы реорганизовали команду: кто взял на себя функции радиста, навигатора и врача взамен Ульрика, а также о том, как мы преодолевали эту, без сомнения, непростую психологическую ситуацию, сложившуюся в команде.
Опять поднялся ветер. Он никак не может успокоиться – то приляжет, то присядет, то поднимется, как сейчас, и опять задует. Какой-то уж очень глубокий циклон застиг нас вблизи берегов; кроме того, находящиеся поблизости ледниковые купола определяют такой ветровой режим, а точнее, его отсутствие. Подобная продолжительность непогоды в это время года удивительна, но мы (да и не только мы) при всем желании ничего с этим поделать не могли, и оставалось только ждать и надеяться на Господа Бога, который, по слухам, как раз погодой и заведует (в том числе).
17 марта
С десяток ответов на сотни вопросовИ больше навряд ли найдетНаш разум и опыт в плену у торосов,Где ветер гортанно поет, как Утесов,Про белых ночей забытье.
Мы все на том же месте. Но сегодня в первый раз – просветление. 10 часов утра, 28–29 градусов мороза, солнце, легкий ветерок, видимость неплохая. Все шансы на то, что вертолет сегодня прилетит и заберет нас отсюда в базовый лагерь.
А вчера, вчера, как у Пушкина, – «Вечор, ты помнишь, вьюга злилась…» – сплошная снежная круговерть. Уилл лежал весь день в спальном мешке, страдал, бедолага. Что-то его прихватило, скрутило очень сильно. Во второй половине дня практически ничего не делали, лежали на спальных мешках и думали о своем и нашем общем. Я изучал свой GPS и, понятно, периодически впадал в забытье, как принято у полярников, когда ожидание погоды или чего-то еще, сулящего перемены в монотонности бытия, затягивается, – и приятно, и время течет незаметнее… Мело, видимость была очень слабая – белая мгла. Безрадостная картина. Посетил палатки. Такако тоже прихватил преследующий нас вирус – температура 38,8 градуса.
Дополнил безрадостную картину вчерашнего дня выход из строя, похоже насовсем, радиостанции. Хотя я и зарядил батареи нормально и даже два раза услышал Голомянный, однако потом связь пропала, и у меня почему-то появилась уверенность, что пропала окончательно. Нужно чинить станцию основательно. Словом, куда ни кинь – всюду клин, как говорится.
Мартин с Ульриком пребывают в неге на своих спальных мешках. Мартин нацеливается идти к полюсу, Ульрик – уехать. Девчонки хотят продолжать поход и отдыхают.
Сегодня примерно в половине шестого неожиданно залаяли собаки. Я вылез из мешка, посмотрел – как будто все нормально. Уже светало, зашел в палатку, опять заснул. Уилл взбодрился раньше. Попил, заснул, встал, начал суетиться с водой. Мне тоже пришлось встать. Начали разворачивать завтрак. Наконец-то Уиллу удалось поесть в первый раз лапшу, которую я сварил вчера. Однако воду пить было невозможно – снег из мешка, который стоял в предбаннике, к нашему большому удивлению, оказался соленым. Причину этого явления искали недолго. Я набрал вчера свежего снега, но стоял он в вестибюле на полу, на морском льду, и соль впиталась в снег через легкую незащищенную ткань мешка.
План эвакуации следующий: троих – Ульрика, Уилла и Такако, поскольку она плохо себя чувствует, одну упряжку, двое саней и скарб, который мы найдем вокруг, отправим первым вертолетом, я, Мартин и Джулия останемся до второго вертолета. Если состояние Такако улучшится, то я улечу на первом вертолете, чтобы организовывать и обеспечивать нашу работу на месте.
После завтрака начнем раскапывать наши палатки, сани, чтобы быть готовыми к прилету вертолета. На 17 марта мы бездельничали здесь практически неделю.
18 марта
А вертолеты в непогоду не летают —Снега все белые веревки вьют,Надежды потихоньку засыпая,И лишь во снах коротких вдохновляетЗовущий нас непройденный маршрут.
11 часов утра. Ну и где это классическое: «А нынче, посмотри в окно…?». Спрашиваете – отвечаем: «Нигде!», и не только потому, что нет окна, но и потому, что и смотреть-то не на что – все те же снег и ветер, ветер и снег. Всю ночь опять хлестала пурга.
Вчера, как я и предполагал, вертолет не прилетел, несмотря на большие ожидания и приличную погоду. Тем не менее в 3 часа дня забрезжила надежда, потому что Уилл якобы услышал вертолет, пролетавший в сторону мыса Арктический. Мы откопали палатку, сложили все внутри, оделись и затаившись, чтобы не спугнуть удачу, сидели в полной готовности. Ветра не было, однако было прохладно – минус 30 градусов (без ветра минус 30!). Да, ожидание, вообще говоря, особо никогда не греет, а тем более если, оно затянулось – в нем явно присутствует элемент замерзания. Просидев примерно до половины шестого, мы поняли, что наши ожидания сегодня беспочвенны, и я пошел к Ульрику с тем, чтобы хоть радио взбодрить. Может, удастся узнать, что происходит на Среднем. Антенна была установлена, Ульрик попытался слегка подогреть остывшую радиостанцию – может быть, ей просто, так же как и всем нам, не хватало тепла. Подготовив все, отложили эфир до полвосьмого – обычного времени нашей связи.
Поскольку Такако чувствовала себя уже неплохо, я решил лететь с первой группой, вместе с Уиллом и Ульриком. Мы забирали одну упряжку, сани, весь экспедиционный скарб, который только можно было собрать. Две палатки и три человека оставались на второй рейс.
Однако и сегодня нашим планам не суждено было сбыться – вертолет не прилетел. Вечером опять не было связи. Несмотря на подогрев, радиостанция не заработала и, похоже, действительно вышла из строя: она не держит частоту, срывается, и ни приемник, ни передатчик вообще не работают. Вообще-то, эту радиостанцию Уилл получил пару лет назад и не где-нибудь, а в самом Вашингтоне, из рук какого-то пентагоновского специалиста, уверявшего, что подобные станции широко используются, в том числе и не совсем в мирных целях, и абсолютно надежны. Мне пришлось во время наших канадских экспедиций довольно тесно общаться с ней. Не скажу, чтобы это общение доставило мне удовольствие, – я вообще не очень люблю аппараты типа черного ящика из-за минимума настроек и максимума неопределенностей в случае какой-то нештатной ситуации. Вот и сейчас станция не подавала признаков жизни, и ничего, кроме замены батарей, мы не могли придумать для того, чтобы вернуть ее к жизни. Сейчас оставалась только надежда на портативную радиостанцию «Недра», которая была у меня в Петербурге. Я ее с собой не взял поскольку Уилл, по-американски скептически относившийся к торговой марке «Сделано в России», даже и мысли не допускал о возможной замене его радиостанции на мою. Однако сейчас он должен был согласиться, ибо даже сделанная в Америке, но неработающая радиостанция была менее полезна для нас, чем сделанная в России, но работающая! Я собирался попросить своих ребят в Петербурге доставить нам ее на Голомянный с ближайшей оказией. Для полного счастья нам надо было бы еще взбодрить наш спутниковый маяк «Аргос», и можно было бы пускаться в путь.
Уилл вчера немножко приуныл, так как ожидал, что вертолет все-таки прилетит. Он уже строил планы, как будет лечить свою простуду. Он сидел в костюме, нахохлившись, как петушок, внутри палатки, в которой было свежо из-за проникающего сквозь неплотно закрытые молнии холодного воздуха. От длительного пребывания палатки на одном месте молнии входных дверей в их нижней части заледенели. В конце концов мы решили устранить эту проблему, отогрели заледеневшие молнии, чтобы они плотно закрывались, и стало немного теплее.
Ввиду предстоящей продолжительной зимовки, я вылез из палатки, чтобы заправить наши бутылочки с топливом. Заправка на ветру и при 30-градусном морозе моими обмороженными пальцами заняла довольно много времени. Приходилось то и дело согревать руки, ибо не слушались они, и пальцы, вестимо, не гнулись… Но в конце концов и это было сделано. Обсыпал уже откопанную ранее палатку снегом, закрепил оттяжки, нашел часть провианта, который уже находился на улице и вернулся назад в палатку. Жизнь снова входила в свое привычное и занудное русло.
Уилл раскачивался, как раввин на молитве, в своем спальном мешке. Я приготовил на этот раз лапшу и не постеснялся щедро запустить к себе в тарелку ставшую ненавистной Уиллу свинину. Без мяса ужин выглядел достаточно неполноценным, особенно когда холодно. Действительно, съев граммов двести этой антиамерикански настроенной свинины, сдобренной большим количеством спагетти, я почувствовал себя намного увереннее. После этого я отправился к ребятам, но, поскольку радио не работало, не стал долго задерживаться у них. Когда я через полчаса вернулся в палатку, в ней было темно и холодно. Уилл, укрывшись с головой, лежал в мешке и кряхтел – видимо, чувствовал он себя неважно. Не зажигая печки, я тоже залез в мешок.
Ветер заметно посвежел. Засыпая, я почувствовал, как он набирает силу, и как палатка, стоявшая доселе более-менее спокойно, начала трястись и трепыхаться на ветру, словно уши африканского слона во время бега. Спать мне это совершенно не мешало, в мешке было тепло и достаточно уютно. Я впал в привычное состояние полудремы-полусна, инстинктивно прислушиваясь ко всем доносившимся снаружи звукам, из которых доминирующим был звук полощущейся на ветру палатки.
Около 11 часов вечера Уилл проявил какую-то подозрительную активность. Я высунул голову из мешка и понял, что он решил-таки поужинать, хотя до этого есть отказался, сославшись на большую усталость и недомогание.
Утром непогода свирепствовала, в палатке стоял неясный полумрак. Желтый цвет наших стен все время создает некую иллюзию светлого и погожего дня. Однако, как правило эти иллюзии немедленно рассеиваются, как только откроешь дверь палатки и выглянешь наружу. Я разделся и выскочил на снег, чтобы принять традиционный душ. То что я увидел, меня совершенно не обрадовало: сильная низовая метель, вновь от юга, вертикальная видимость неплохая, просматривается бледно-голубое небо, но горизонт размыт и видимость по горизонтали такая, что оставляет мало шансов на возможность прилета вертолета. Баллсер – самый крупный пес из всех наших собак, спал, отвязавшись, вдалеке от палатки, но я не стал его тревожить, пусть спит там, где ему нравится. Это у них единственная привилегия в такую поганую погоду. Очень уж много снега набивается в собачий мех, и, конечно, им нужно активнее двигаться, чтобы от него освободиться.
Уилл, который, по его словам, пропотел сегодня ночью еще сильнее, чем вчера, вывесил свой спальный мешок сушиться. Что у него получится, не знаю. Очередной день ожидания. Плохо, что мы без связи и не можем узнать, что происходит на самом деле, чего нам ждать и чего не ждать. Но поскольку позиция наша известна, и Женя знает, что мы намерены эвакуировать группу на станцию, значит, остается только ждать.
19 марта
Восемь дней сиденья – слишкомДля привычных к беготне,Неприличная одышка,Объяснимая вполне,Появилась от работы,Исцеляющей всегда…Но, увы, до горизонтаПростирается вода!
11 часов 40 минут. Спокойствие наступило в наших рядах. Совершенный штиль, и всего минус 15 градусов, снежок. Видимость порядка двух километров.
Ночью ветер еще поддувал, потряхивал палатку, а к утру стих, и в 9 часов было уже совершенно спокойно. Так что можно было принять снежный душ. Даже Уилл отважился сегодня на такой же душ, но только для нижней половины своего изможденного болезнью туловища, потому что верхняя кашляла еще довольно интенсивно. После этой освежающей процедуры он заметно повеселел, и я не преминул подлить масла в огонь, категорично заявив ему, что готов поставить свою голову против ореха за то, что вертолет сегодня прилетит. Никаких, во всяком случае видимых нам, причин для задержки, в общем-то, не осталось – погода вполне сносная, и на базе знают, где мы находимся не примерно, а точно. И корейцев нужно снимать. В общем, много причин, чтобы прилететь.
Примерно в десять – пол-одиннадцатого утра я оделся по-походному и вышел из палатки. Откопал наши сани, разгрузил их, передвинул на соседний снежный бугор и постепенно перетащил все находившиеся на санях вещи на другое место.
Уилл тоже облачился в экспедиционные одежды, взял мои резиновые сапоги, которые до этого усиленно хаял, впрыгнул в них и пошел мерить шаги вокруг лагеря, чтобы расходиться. Девушки проснулись немножечко попозже. Со свойственной им аккуратностью почистили свою палатку щеткой, а Ульрик в это время запряг «своих вороных», погрузился на сани и рванул в сторону берега. Он отсутствовал, наверное, минут 40 и вернулся довольный. Сообщил, что там все хорошо, а что хорошего он там увидел, кроме простирающейся до горизонта воды, узнать не удалось.
Лагерь весь в ожидании перемены жизни. Собаки тоже воспрянули духом, получив долгожданную передышку после постоянно дувшего ветра со снегом: сейчас тепло, благодать, они лежат на снегу и, я бы даже сказал, не лежат, а валяются самым натуральным образом, тычут носами в снег, периодически встают и потягиваются с явным наслаждением и лениво и незлобиво переругиваются. Я подошел к своему любимцу Рэксу и погладил его. Кроме меня и Уилла, Рэкс был единственным участником экспедиции, побывавшим на Южном полюсе. Обратил внимание на то, что его замечательный, с очень густым подшерстком мех цвета слоновой кости стал заметно рыжеть – шерсть на спине и хвосте распадается на красные пряди. Появился рыжий подпал, даже не рыжий, а огненно-красный, не знаю, с чем это связано. Во всяком случае, я уверен, что Рэкс не стал бы камуфлировать седины с помощью какого-то красителя!
Уже восьмые сутки мы здесь, на мысе Арктический, на вынужденной зимовке. Надеемся, что она сегодня окончится, и числа 28-го или 29-го, в зависимости от готовности, мы начнем свою экспедицию.
Очередные обсуждения вариантов продолжения перехода привели к несколько другой схеме расстановки сил на маршруте: Джулия и Мартин, я и Уилл. В целом это выглядит более сильно с учетом того, что Мартин со своей упряжкой справляется отлично, а Джулия – со своей. Короче говоря, это более сбалансированный состав, чем Такако и Джулия с неизвестными собаками и два старых хрыча – я и Уилл! Такако, в этом случае должна остаться в базовом лагере, а потом через Северный полюс улетит в Канаду и встретит нас вместе с каноэ поближе к канадскому берегу. Мартин с собаками улетит в Резольют, а Такако воссоединится с командой. И мы тогда уже вчетвером и с каноэ продолжим переход.
Мне показалось, что Уилл даже воспрял духом при обсуждении этого варианта и даже предположил, что мы можем попросить подвезти нам на полюс новую радиостанцию, однако, чтобы все это произошло, нам надо, по меньшей мере, хотя бы начать экспедицию. Такако вчера доверительно сообщила мне, что Мартин заявил: если Джулия пойдет на полюс без него, то между ними все будет кончено.
20 марта
Гостеприимный ГоломянныйДля нас почти что пьедестал,Сидим, зализывая раныИ балансируя состав.А между тем (хоть плачь, хоть смейся)Не пострадавшие ничутьНепостижимые корейцыНа утлой льдине держат путь —Летят, как пух, из уст Сеула.К ним обратив раскосый взгляд,Лицом Фортуна повернулась,Нам показав свой пышный зад…