«И посмотри, чем же ты ей отплатила, – скрежещет голос в голове Элин. – Лора дружила с тобой, приняла тебя, и как ты поступила в ответ?»
Лора открывает большую дверь справа. Последовав за ней, Элин щурится, ослепленная заливающим комнату светом. Бассейн со всех сторон, с пола до потолка окружен стеклом, так что первым делом она замечает не воду, а бушующую снаружи метель и безбрежное стальное небо.
И по ту сторону стекла Элин различает деревянную террасу и несколько бассейнов под открытым небом. От первого, сразу за стеклом, закручиваются и дрожат в воздухе струйки пара.
Уилл присвистывает сквозь зубы:
– Не ожидал.
– Они находятся на краю здания, чтобы расширить панорамный вид, – раскатывается эхом голос Лоры. – Все это стекло не случайно. При хорошей погоде со всех сторон можно увидеть панораму гор, и освещение естественное.
– Я рассказывал Элин о том, что в изначальной планировке был сделан акцент на освещение. – Уилл по-прежнему смотрит наружу. – Считалось, что это способствует выздоровлению, верно?
– Да, – поворачивается Лора. – В то время в лечении туберкулеза полагались в основном на природу. Свежий воздух, солнечный свет. Считалось, что ультрафиолет исцеляет, и пациентов размещали на балконах и террасах, даже зимой, чтобы они принимали солнечные ванны.
Элин пытается объять все это взглядом. Снег. Сверкающую воду. Вид вызывает головокружение. Она чувствует себя чудовищно уязвимой, словно ничто не отделяет их от вьюги снаружи. Она прикасается пальцами к вискам и отворачивается от стекла и снежных вихрей.
– Эл? Что с тобой? – спрашивает Уилл.
– Ничего. Просто голова немного закружилась.
– Наверное, от высоты, – говорит Лора. – Мы высоко, особенно для отеля. Чуть выше двух тысяч двухсот метров.
– Вряд ли дело в этом, – медленно произносит Айзек. – Ты в детстве тоже так реагировала. Если мы ехали в какое-то новое место, ты чувствовала себя не в своей тарелке.
– Хватит, Айзек, – говорит Элин резче, чем намеревалась. – При чем тут это? И я ведь больше не ребенок, правда?
Он поднимает руки, будто признавая поражение:
– Ладно, я просто…
Он качает головой.
При взгляде на него в груди Элин стреляет иголками злость. Эта его братская забота… Все это – напускное, как заметно по мимолетной самодовольной улыбке.
В детстве он постоянно вел себя так же – поддевал ее в разговоре, оставлял беззащитной. Элин вспоминает, как рассказывала матери за ужином о своей новой подруге, и Айзек тут же вставлял что-нибудь уничижительное: «Это та новая девочка? Которая со странностями и вечно бродит одна?»
Уилл сжимает ей руку:
– Может, уйдем?
– Да.
Элин благодарна ему и теперь смотрит на сам бассейн. Он огромен для отеля, дно и стенки сделаны из того же серого мрамора. А крохотные прожилки сверкают, как языки пламени. В воде мерцающими миражами отражаются заснеженные деревья.
В бассейне плавает только одна женщина в черном купальнике, ее мускулистое тело подсвечено подводными фонарями. Руки и ноги ритмично входят в воду – она плывет спортивным кролем.
– Это, случайно, не Сесиль? – хмурится Айзек.
Прослеживая его взгляд, Лора каменеет.
– Сесиль? – заинтригованно повторяет Элин.
– Сесиль Карон. Она управляет отелем, – напряженно говорит Лора. – Сестра владельца. Каждый день плавает. Раньше она участвовала в местных чемпионатах.
– А она хороша, – говорит Элин, завороженная уверенным мастерством Сесиль.
– Тебе по-прежнему нравится плавание? – сменяет тему Лора.
Элин вспыхивает, и спину обдает жаром.
Ее захлестывают знакомые чувства: смущение, страх, бессилие.
И когда она разворачивается, до нее доходит: Айзек не рассказал Лоре, как все изменилось после смерти Сэма.
Ничего ей не рассказал.
10
Покинув бассейн, Элин чувствует себя лучше. Она выдыхает и прислоняется к стене. Тяжело дышит, как будто устала.
Да что с ней такое? Это же отпуск, возможность расслабиться. Но без работы мозг тут же становится одновременно слишком активным и слишком вялым.
«Но ведь ты сама так захотела», – думает она, и мысли скачут к имейлу недельной давности от Анны, старшего инспектора.
Говорила с Джо. Ты должна принять решение до конца месяца.
Две недели. Две недели, чтобы решить, хочет ли она уйти или вернуться.
Элин пока не ответила. И не знает, что ответить. Она помнит раздражение и разочарование в голосе старшего инспектора во время их последнего разговора.
«Ты слишком хороший детектив, чтобы позволить этому взять верх, Элин».
Детектив.
Даже одно это слово причиняет боль. Оно слишком много значит. Не просто надежды и мечты, а кровь, пот и тяжелые будни – экзамены, допросы, форма.
Теперь все это под вопросом.
Отбрасывая эти мысли, Элин следует за Лорой по коридору. Прямо перед ними двое мужчин поглощены разговором.
Лора замедляет шаг. Элин замечает, как Лора с Айзеком переглядываются.
– Кто это? – спрашивает Элин.
– Один из служащих и владелец отеля, Лукас Карон.
Лора смахивает с лица несуществующий волосок. Ее рука дрожит.
Она явно взволнована. Почему?
– Разве он не должен быть в отъезде? – бормочет Айзек.
Лора кивает:
– С Сесиль. Они не планировали возвращаться до следующей недели.
Уилл по-прежнему смотрит на одного из беседующих – бородатого.
– Так этот человек… Лукас Карон…
Элин понимает, что вызвало такой интерес Уилла. Лукас Карон и в самом деле привлекает внимание – он несомненно выглядит как человек, обладающий властью. Босс.
Он высокий и атлетически сложен, но внушительность ему придает не фигура, а поза с широко расставленными ногами и широкие размашистые жесты. Лишь влиятельные люди с деньгами и связями чувствуют себя вправе занимать так много пространства.
Его горные ботинки и простая удобная одежда – серая флисовая куртка, туристические штаны – еще одна строчка на визитной карточке: я настолько влиятелен, что мне не нужно подчеркивать это одеждой.
– Ты слышал о нем? – откликается Айзек.
– В архитектурном мире ходят слухи… О разладе в его стиле и подходе… – Уилл колеблется. – Если нетрудно, было бы здорово с ним познакомиться.
– Уверен, что Лора может что-то придумать, но советую быть осторожным, – сообщает Айзек легкомысленным тоном. – Ему не везет с архитекторами.
– Айзек, – одергивает его Лора суровым взглядом.
– Ты про Даниэля Леметра? – быстро говорит Уилл.
Айзек поднимает брови:
– Ты про него знаешь?
Уилл улыбается:
– Архитектурный мир тесен. По-прежнему ничего не известно?
– Ничего, – отвечает Лора.
– А что случилось? – спрашивает Элин, не сводя взгляда с Лукаса Карона.
– Даниэль был главным архитектором отеля. Он пропал на финальной стадии проектирования. Однажды вечером просто не пришел домой. Вышел отсюда днем, и больше его не видели. Его машина осталась здесь, на парковке, но от него – ни следа. Исчез, – Айзек щелкает пальцами. – Ни отпечатков ног, ничего. Не нашли ни его портфель, ни телефон…
– В то время об этом сообщали во всех новостях, – говорит Лора. – Сесиль и Лукас были близки с Даниэлем. Друзья детства. Лукас был безутешен. Это на некоторое время задержало проект… Отель собирались открыть в 2017-м, но открыли только через год.
– И никто не знает, что случилось с Даниэлем? – спрашивает Уилл.
– Были разные теории. Говорили, что у него были проблемы с бизнесом, – пожимает плечами Айзек. – Вроде он слишком широко размахнулся, возникли финансовые затруднения…
– Люди считают, что он сбежал?
– Либо так, либо…
– Хватит, Айзек. Прекрати. Он услышит, – обрывает разговор Лора. – Думаю, что касается экскурсии, это все…
– Спасибо, я… – Элин останавливается, не сводя глаз с двери рядом с Лорой.
Она не имеет ничего общего с другими – на ней замысловатая резьба, изображающая ели и окружающие их горные пики.
– Что это?
Лора дергает шарф на шее.
– Когда-то была комната для консультаций. Сейчас закрыта для постояльцев.
– Там ничего нет?
– Не совсем. – Она снова тянется руками к шарфу, поправляет его и одергивает. – Там своего рода архив. Всякие предметы из санатория. Сначала планировалось устроить выставку, чтобы постояльцы могли узнать про историю отеля.
– Но ее не доделали?
– Отложили. – Лора колеблется. Элин чувствует, что она мысленно что-то взвешивает. И наконец все-таки говорит: – Если тебе интересно, можешь взглянуть.
Айзек хмурится:
– Не сейчас, Лора. Они, наверное, хотят распаковать вещи.
– Конечно, – соглашается Лора. – В другой раз.
– Нет. Мне бы хотелось сейчас. Я люблю историю.
Это правда, но на самом деле Элин просто хочется услышать в собственном голосе вызов. Вот какой ее делает Айзек. Колючей забиякой.
Уилл напрягается.
– Элин, мы же только что приехали. Я бы предпочел пойти в номер, устроиться.
– Ну, тогда иди, с Айзеком. Мы ненадолго.
– Ладно, – резко говорит он. – Увидимся наверху.
В легком замешательстве Элин провожает их взглядом. И с чего ей вдруг пришло в голову ломиться в закрытую комнату?
– Слушай, а вообще не стоит беспокоиться, правда…
– Да мне нетрудно, – улыбается Лора. – Но предупреждаю, там страшная неразбериха. Просто свалили все, что нашли в здании перед ремонтом…
Она вставляет ключ в замок и открывает дверь.
– А ты не шутила, – бормочет Элин.
Комната с пола до потолка загромождена медицинским оборудованием: здесь свалены дыхательные аппараты, пузырьки, инвалидное кресло устаревшей конструкции, странные стеклянные устройства. Все покрыто тонким слоем пыли.
И никакого подобия порядка. Какие-то предметы уложены в ящики, другие грудой валяются на полу. А между ними – всякий офисный хлам: картонные коробки и папки.
– Я предупреждала, – поднимает бровь Лора.
– Все не так уж плохо. Видала и хуже.
Например, в собственной квартире. Там постоянно царит беспорядок – картонные коробки с выпирающими боками, стопки книг. Одежда висит на хлипкой металлической рейке, которая постоянно обрушивается под избыточным весом. У Элин никогда не хватало сил или желания как-то изменить положение.
– Интересные штуковины, правда? – встречается с ее взглядом Лора. – Все это. То, каким это место было раньше.
В ее поведении что-то меняется – она становится менее напряженной, наполняется знакомой энергией, приобретает отблеск прежней Лоры.
Элин внезапно понимает, что дело не столько в беспорядке, сколько в самой комнате. Воздух здесь кажется густым и затхлым. Насыщенным пылью. Элин рисует в воображении висящие в воздухе крохотные частички грязи. Переводит взгляд на полку справа и берет оттуда папку. На пол высыпаются листы бумаги.
– Я подберу.
Лора шагает к ней, но поскальзывается, ее нога подгибается.
Бросаясь вперед, Элин подхватывает Лору под руку.
– Чуть не грохнулась, – говорит Лора, восстанавливая равновесие.
– Ты цела?
– Благодаря скорости твоей реакции.
– Практика, – улыбается Элин. – В прошлом году мама постоянно падала. Она шутила, что перед ней нужно стелить спортивные маты, а не ковры.
Ее голос дрожит. Элин отворачивается, боясь, что в глазах выступят слезы. Неужели она всегда будет так горевать? До смущения болезненно?
Лора изучает ее.
– Ты за ней ухаживала?
– Да. Почти постоянно в последние несколько месяцев. В любом случае у меня был перерыв в работе, так что… – Она понимает, что пытается все преуменьшить, и поправляется: – Мне этого хотелось. У нас были сиделки, но маме нравилось, когда с ней я.
– Я не знала, – тихо произносит Лора.
Элин пожимает плечами:
– Я рада, что сама за ней ухаживала.
И это правда. Лучше объяснить все равно не получится. До этого она и не знала, что способна проявить такое терпение, такую самоотверженность. Но это далось легко.
Рефлекс. Забота о матери. Воздаяние. И Элин на удивление нравилась рутинная работа. Ничего похожего на непредсказуемость службы в полиции, с постоянным чувством, что она оставила какое-то дело незавершенным.
– Мне кажется, это потрясающе. Заботиться о ком-то, – Лора колеблется, ее голос слегка дрожит. – Мне жаль, ты же знаешь. Твоя мама… она была чудесным человеком.
Элин растерянно моргает. И вот опять: снова на миг появляется прежняя Лора, которая легко выплескивает эмоции, с готовностью отдавать, ничего не получая взамен.
Элин уже открывает рот, собираясь ответить, но слова застревают в горле. Их взгляды встречаются, и Элин отворачивается.
Она наклоняется и собирает в стопку рассыпавшиеся листки. А потом понимает, что это не бумага, а фотографии. Самая верхняя приковывает взгляд. Это женщины, сидящие рядком на веранде снаружи. Они худые и выглядят болезненно, глаза смотрят в камеру. Прямо на Элин.
Пациентки, понимает она, поеживаясь и ощущая, что прошлое отеля вторглось в настоящее, и внезапно осознавая, до чего тонкая грань отделяет ее от того, что было здесь прежде.
Она тут же чувствует, как тисками сжимает горло. Она не может сделать новый вдох. Грудь наливается тяжестью, а легкие словно заполняются жидкостью.
Не паникуй. Все пройдет. Только не здесь. Не перед Лорой.
Лора пристально смотрит на нее.
– Что с тобой?
Элин шарит в кармане, сжимая ингалятор.
– Ничего страшного. – Она нажимает на кнопку и пускает в легкие газ. – Астма. В последний год усугубилась. И высота, похоже, плохо действует. Или здесь слишком много пыли.
Лора по-прежнему пристально на нее смотрит.
Это ложь. Никакая это не астма. И на высокогорье Элин уже бывала, но не помнит никаких похожих симптомов.
Все дело в этом месте. В этом здании.
Организм реагирует на нечто, живущее здесь, дышащее, вплетенное в саму ДНК этого отеля, ставшее частью его стен и пола.
11
– Похоже, они не придут.
Уилл ковыряет ложкой остатки лимонного мусса и смотрит на Элин.
Она делает вид, что не слышит, и кладет в рот кусок шоколадного пирожного. Оно рассыпчатое, с горьким шоколадом, но все равно разочаровывает – слишком плотное и приторно сладкое. Элин отодвигает тарелку.
– Элин?
Уилл пытается встретиться с ней взглядом.
Элин смотрит в стол. На керамических блюдцах между ними оплывают две плоских свечи, мерцание огня подчеркивает структуру дерева. На столе – остатки трапезы: полупустые винные бокалы, скользкий от конденсата кувшин ледяной воды и обязательная хлебная корзина, от которой Уилл никогда не отказывается.
– Эл? Ты слушаешь?
– Мы же сказали – в половине восьмого.
– Да. – Уилл смотрит на часы. – А сейчас уже почти полдесятого. Вряд ли…
Элин берет телефон. Пропущенных звонков нет. И сообщений тоже.
Лора и Айзек просто не пришли. Борясь со злостью, она корит себя. Он не изменился. И никогда не изменится. Да и с чего бы вдруг ему меняться?
Глаза щиплет от разочарования и стыда, и Элин отворачивается, делая вид, что рассматривает столовую. Народу в ней полно, почти все столики заняты, стоит гул разговоров. Вечером обстановка становится не такой строгой, ослепительно-белый цвет стен смягчается огнем в камине и свечами. Но стекло… Элин оно ненавистно. Ненавистно чувство уязвимости, которое оно вызывает.
Окна доминируют в дизайне даже вечером. Они тянутся вдоль всей стены, и помещение выглядит как открытая сцена, темнота снаружи сливается с бледными, мерцающими отражениями людей внутри.
Уилл берет Элин за руку и переплетает с ней пальцы.
– Ты расстроена, да? Ожидала чего-то… – он подыскивает нужное слово. – Чего-то другого?
Элин тянется к кувшину с водой и наливает чуть-чуть в свой бокал.
– Да, хотя и зря. Он всегда такой. Показывает свою власть. Получает какое-то извращенное удовольствие, зная, что я буду вне себя. Именно это ему нужно. Реакция.
– Я заметил еще одну реакцию, – легко слетает с языка Уилла. – Лора. Ты не говорила, что знакома с ней.
– Не думала, что это важно. – Элин смотрит на свечу, на дрожащее пламя. – Это было сто лет назад. Мы были детьми.