О том, где я нахожусь и как оказался здесь, в этой неприбранной квартирке, мне объяснят потом. Что случилось на яхте – этот вопрос сейчас волновал меня. Я помнил Гаэтано, Крессмо, доктора. Но что там делала цыганка? Она своим завораживающим взглядом погрузила меня в транс и плотно закрыла всё, что произошло дальше.
Когда-то давным-давно я, маленький Дэн с острыми выпирающими рёбрами, вызвался помочь донье Ромирес в походе на плавучую бакалейную лавку. Увидев своего старого приятеля Лео-Кекса, швырявшего камнями в отдыхающих на заборе чибисов, я побежал вперёд, но внезапно наткнулся на колдовской взгляд. И не в силах противостоять чарам, вытянул из кармана штанов подаренную капралом монетку, собираясь отдать её цыганке.
Что было дальше, мне потом взахлёб рассказывал Лео – подоспевшая донья Анна отвела вниз мою протянутую руку и, развернув меня, прижала к себе. С минуту женщины стояли друг против друга, упёршись одна в другую тяжёлыми неподвижными взглядами. Я не верил, но Лео клялся, что цыганка, пригнувшись, стала скручивать со своего пальца перстенёк и, видимо, выйдя из краткого оцепенения, уронила голову и быстро удалилась. Только после этого донья тремя хорошими пощёчинами привела меня в чувство.
Но сейчас бабушка вряд ли поможет мне.
В техничные звуки расшатанной мебели вплелись победные мужские всхрипы. Вскоре всё стихло, потом послышалось шуршание, перешёптывания и довольно приятный женский смех. Хорошо им там, веселятся, не думая, что рядом с ними страдает человек. Ладно, и наш карнавал не за горами – парни в Рио трамбуют дорожные сумки.
Я сел на постели и с ужасом заметил рядом с кроватью капельницу, смятое полотенце, бутылочки и какие-то упаковки с таблетками на столике. По спине пробежала неприятная дрожь. Неужели было так серьёзно? Нет, не хочу думать об этом. Я встал, прислушиваясь к себе. Голова не болела.
Выйдя на почти квадратную, но из-за сваленной в кучу старой мебели кажущуюся узкой лоджию и окинув с приличной высоты весь район, несколько размалёванных десятиэтажек и утопающую в зелени улицу с крикливыми хозяйками, я с сожалением отметил для себя, что это не Каррат. А это означало одно – Санта-Ви. Вон и ярко-жёлтый трамвай блеснул стёклами…
Попытавшись пару раз достать плевками до дерева, я вернулся в комнату и включил старенький телевизор, стараясь его громкостью перекрыть шум возобновившихся сексатак. Парочка слышала лишь себя!
Сосредоточиться на триллере не получилось, сюжет меня не убедил, как не вдохновили и рождественские шоу на другом канале. Моё ожидание радости куда-то пропало. Заканчивающуюся программу о боевых искусствах Азии смотрел вяло, но с удовольствием, пока мимо меня не прошагал в ванную комнату голый негр неимоверных размеров с копной мелких косичек.
Под плеск воды и громкое фырканье черномазого Геракла я прослушал последние новости – в столице обрушилась крыша ночного клуба «Колумбус», раскрыто убийство окружного прокурора в Канкуйе, в Санта-Ви дон Перейра вновь отклонил предложение о концессиях, футбольный матч между армейцами и «голубыми касками» в Каррате закончился массовой дракой. О «Ла Эсперансе» не было ни слова.
– Ой!..
Я оглянулся. Обнажённая девица не торопясь прошла рядом с моим креслом, блеснув сначала крепкими зубами, а затем и тугими ягодицами. Но прежде чем скрыться, повернулась всем своим роскошным телом и предупредила, кивнув на приоткрытую ванную дверь:
– Не вздумай проболтаться! Понял?
– Понял, – ответил я, разглядывая татуировку в виде свернувшейся кобры над выбритой промежностью красотки – раздвоенный язычок змеи прикасался к ещё не остывшему клитору хозяйки. Проглотив слюну, я добавил. – Тринадцать долларов за молчание.
Девица, в раздражёнии махнув рукой, скрылась.
Проболтаться? Кому? О чём? О сексодроме, что ли? Бред какой-то. Я, под впечатлением от увиденного, стал искать на телеканалах что-нибудь лёгкое и прозрачное, абстрагируясь от опять начавшихся плотских утех, усиленных шлепками и хлюпаньем воды.
Нет, друзья мои! Своей ненасытностью вы и в мёртвом пробудете вкус к жизни! Завтра же с Тимми начнём знакомиться с местными девочками. На крайний случай доберёмся до Каррата и там оторвёмся. Адреса проверенных подружек не забываются…
В закутках памяти такое хранит каждый парень.
На карратскую квартиру к своим сёстрам нашу ватагу привёл Фред.
– Эрнестина… Сесилия… Наталия, – представил он их по очереди.
Девочек было три, а нас, переполненных горячей спермой, семь отпускников. Только что был отменён запрет на воскресные увольнения. Наши души пели. В карманах впервые за полгода зашелестели выданные казначейством банкноты. Конечно, я предпочёл бы сходить в кино, но Фред и Ромарио, уже посвящённый в тайну «мадридского двора», уговорили Тимми идти с ними. Мне ничего не оставалось, как нехотя присоединиться.
Повод выдался железный – День рождения старшей Наталии. Были скромные подарки, поздравления, местное шампанское вперемешку с обязательной текилой, огромный испечённый именинницей рыбный пирог, смех, музыка. Впервые короткий поход в город неожиданно превратился для меня в праздник. Эрнестину и Наталию нельзя было назвать красавицами, но они были незакомплексованные и приятные в общении. Зато волнистоволосая Сесилия, резко отличалась от сестёр не только яркой внешностью квартеронки, но и непредсказуемым характером, смесью беспомощности и откровенности. Хрипловатый голос выдавал в ней заядлую курильщицу, но это не остановило моих товарищей – она пленила их.
Сначала отсутствие взрослых не насторожило меня. Но во время танцев парочки вдруг стали куда-то исчезать, появлялись, снова исчезали. Поначалу я не придавал этому значения. Даже когда Малыш Рэм и Мигель вышли в коридор выяснять отношения. Конечно же, из-за Сесилии, королевы бала. Ну и что? Подумаешь, сцепились из-за девчонки. Я был ещё слишком глуп. Смысл вечеринки дошёл до меня лишь с жарким шёпотом Эрнестины, склонившейся к щеке Тимми:
– Нет, что ты! Без резинки нельзя!
У меня отвалилась челюсть. Тимми состроил понимающую рожицу и щёлкнул языком. А мне осталось только неестественно громко рассмеяться и, незаметно кусая губы, чтобы не выдать вдруг возникшего волнения, попробовать накачаться вином. Моё состояние усугубилось, когда Эрнестина, издав неопределённый вздох, вдруг кокетливо подхватила Тимми под локоть:
– Ладно, пойдём. Там что-нибудь придумаем…
Всем на этом празднике находилось дело. Фред танцевал. Тимми, приобняв подружку, ушёл заниматься любовью. Люка, жуя кусок пирога, закопался в видеокассеты. Я пил и делал вид, что мне хорошо.
Одна Наталия на правах хозяйки сохраняла серьёзность и лишь таинственно улыбалась при виде очередных раскрасневшихся потеряшек.
– Дэн! – Фред хлопнул меня по спине.
– Чего тебе.
– Места мне мало! Простору хочу! Давай кушетку вытащим отсюда.
– Давай, – я с тупой радостью согласился.
Мы тащили вдвоём тяжёлую кровать из гостиной под винтовую лестницу, а я так и не понял, что попал в западню. Даже лестничный полумрак не отрезвил меня… Я готов был снести сюда мебель со всего дома, лишь бы не оказаться в неловком положении с одной из сестёр приятеля!
Мы вернулись. Фред, мальчишка с опытом тридцатилетнего мужчины, пританцовывая, легко и цинично поставил мне мат:
– И тумбу унеси туда же.
Я понёс… Наталия уже сидела на кушетке и мягким жестом усадила меня рядом с собой.
Наталия была на год старше меня. Она стала моей первой женщиной. Какие к чёрту сёстры! Самые настоящие девочки-школьницы с Фиалковой набережной. Только проститутка могла так тактично обращаться с мальчишкой, сгорающим от стыда под лестницей, только она, непринуждённо отвлекая его разговором, так красиво и податливо могла направить его первые неумелые, но настоящие движения. Преимущество у Наталии перед подружками было одно – она работала в офицерском казино, что в принципе не меняло сути самой профессии. Рот не растягивался смеяться над такой работой – с этих денег кормились её мать, пьяница-отец (продавший семилетнюю дочь за бутылку пойла) и трое маленьких братьев.
Никто не потешался надо мной ни в тот вечер, ни потом. Всё прошло как само собой разумеющееся. Я был благодарен Фреду за спонсорство и его девушке за мягкость характера. Но без обязательств. Смешно, но Наталия всерьёз любила его! Без ума от него была и мать Наталии, считавшая, что лучшей партии для дочери и не надо. Фред снисходительно посмеивался над обеими. А я старался не злоупотреблять открывшейся возможностью.
…Однажды я назвал её другим именем и осёкся. Она поняла, в чём дело, сладко потянулась, и улыбнувшись, разворошила мне волосы:
– Уходишь, Дэн?
Я и не собирался обманывать её. И никаких упрёков совести перед моей Женщиной! Я прощался с детством, только и всего…
Полтора месяца назад в Рио я назвал маленькую Эстель Анжелой – вот это был смех сквозь слёзы! Как она злилась, как она ругалась и царапалась. Можно было подумать, что она по-настоящему ревнует! А ведь мы с ней только целовались.
Друг или враг?
За приятными воспоминаниями разыгрался аппетит. Я проскользнул в обширную, но бестолково оформленную и такую же захламлённую столовую. Кварцевый будильник, стоящий на полке, напомнил мне о последнем расспросе Гаэтано – часы! Боже праведный! Неужели я выдал себя?
Я сел, потирая виски, но, как ни пытался, больше ничего вспомнить не мог. Надо будет как-то обезопасить Тимми, если я всё-таки проговорился. А не прячут ли меня на этой квартире? Кто? От кого?
В висках снова застучали молоточки. Чтобы отвлечься, я приступил к изучению запасов в баре, буфете и особенно в холодильнике. Притихший живот урчанием напомнил о себе. Пришлось на первое время заварить кофе и изобрести жалкое подобие крохотных ботанас. Но этим не насытится даже колибри. Дыня тоже не в счёт. Полпакета сока манго я выпил сразу, за ним в желудок отправился приличный кусок кукурузной лепёшки и жалкие остатки отвратительно приготовленной рождественской индейки. Выплёвывая кружочки конфетти, я принялся делать мощный салат из смеси обнаруженных грибов, ветчины, маслин и зелени.
Наверное, запах моего коктейля привлёк черномазого. Он появился уже одетым в яркий разноцветный балахон и бесцеремонно сунул свою здоровенную пятерню в салатницу. Я задохнулся от такой наглости, но негр, громко чавкая, ретировался и хлопнул на прощание входной дверью. Вот задница с косичками! Я плюнул от досады и бросил блюдо с вкусно пахнущим содержимым в мойку.
Вошла девица в пикантном коротеньком халатике, но не успела она пристроиться возле бара с рюмкой «Орже», как в фойе мелькнул силуэт и вскорости показался мой утренний знакомый из Департамента. Вот чёрт, как же его зовут?
Красотка сквозь зубы брякнула мне:
– Ты ничего не видел! – И радостно повисла на вошедшем. – Наконец-то, Гран! Как я соскучилась! Почему так долго?
Последовал протяжный поцелуй, сопровождающийся стоном. Вот это актриса!
– Дела, малыш, дела. Извини, мне надо поговорить с нашим гостем. Ты пока что-нибудь сообрази поесть. Я зверски голоден. Хорошо?
Малыш стрельнул по мне убийственным взглядом и отступил, давая мне возможность выйти за лейтенантом.
Блоук присел на мою неприбранную постель и сунул руку под кровать:
– А ты крепкий орешек, рядовой. Эскулап уверял, что ты придёшь в себя к завтрашнему утру. Держи.
И он вытащил наружу мой рюкзак!
– О! – От радости я хлопнул в ладоши и схватил свою поклажу. – Откуда?
– Скажи спасибо стюарту. Швырнул его на катер в последний момент.
– Надо же! А я думал, что он не способен на добрый поступок.
– Не стоит судить о людях по первому впечатлению. Кормил бы ты сегодня рыб, если б стюарт не услышал твой крик.
Я перестал расстёгивать ремешок и посмотрел на распечатывающего пачку «Кэмела» парня:
– Не понял.
– А что тебе непонятно? Первый день живёшь на свете? После «сыворотки правды», кстати, приправленной сильнейшим депрессантом, тебя оставалось только вывести на палубу, а путь за борт ты нашёл бы сам. Вспоминай, где ты перешёл дорогу военному комиссару?
Я отодвинул в сторону рюкзак. Кто сидит передо мною, друг или враг? Или враг, прикинувшийся другом? С человеком, работающим в такой организации, надо быть внимательным. Лучше я помолчу.
– Ну, не хочешь говорить, не надо. Мне за решение твоих проблем жалованье не повысят. Между прочим, руководителю военной полиции незачем было лично присутствовать на яхте. Он появился там за полчаса до тебя. Соображаешь?