Благодаря им в России утвердилось господство западной «финансовой науки». Иностранный банковский капитал хозяйничал в России, как у себя дома. Начиная 1860-х годов значительно увеличилось количество товариществ и обществ, учрежденных иностранцами, которые включались в первую купеческую гильдию. Так, В Москве за первые два десятилетия после отмены крепостного права в эту гильдию включили 60 иностранных подданных, 10 дворян и 8 выходцев из крестьян (А.С.Нифонтов. Формирование классов буржуазного общества в русском городе второй половины XIX. века//Исторические записки. Т.54. М. 1955, с. 246). Получалось, что местная предпринимательская активность уступала наплыву зарубежных дельцов.
Наиболее крупное столкновение купеческой элиты и иностранных деловых кругов произошло в ходе приватизации Николаевской железной дороги (1868 г.). На этот прибыльный актив претендовали, с одной стороны, Московское товарищество, куда вошел весь цвет купечества вместе со славянофильской интеллигенцией, а с другой – Главное общество российских железных дорог, учрежденное в Париже французскими финансистами и царскими придворными кругами. Правительственные верхи и император Александр II отдали прибыльный актив французам и царским прихлебателям (немалая часть которых с нерусскими фамилиями). Таково было решение «справедливого царя-освободителя».
Возмущение сторонников Московского товарищества не имело пределов. В Российской империи сложилось так, что основные концессии получали те, кто был тесно связан с европейскими финансами и биржами, а русское купечество при дележе могло рассчитывать лишь на менее привлекательные активы. В целом властная верхушка России с большой долей скепсиса относилась к стремлению крупного отечественного купечества предстать в роли локомотива экономики, считая его квалификацию и уровень образования совершенно недостаточным. (А.В.Пыжиков. Взлет над пропастью. 1890-1917. Концептуал. М., 2018, с. 350-351).
В начале 1880-х с воцарением Александра III ситуация в стране изменилась. Наступило время русского купечества. Либеральный эксперимент Рейтерна был свернут. Правда, сменивший его на посту министра финансов Н.Х.Бунге был не лучше. Он лоббировал на Госсовете вопрос выдачи Русско-американской компании разрешения на строительство сети элеваторов, через которые должен был осуществляться практически весь экспорт российского зерна. При утверждении этого разрешения исконно русский бизнес становился иностранным. На Госсовете за американцев проголосовали 33 члена, а против – только 8. Но Александр III стал на сторону меньшинства, и Бунге вскоре был заменен на креатуру русской партии И.А.Вышнеградского. Последний к работе минфина привлек группу профессоров во главе с Д.И.Менделеевым для выработки ставок по тарификации отраслей.
Эпизод с русско-американской компанией стал вехой на пути минимизации иностранных инвестиций . (А.В.Пыжиков. Взлет над пропастью. 1890-1917. Концептуал. М., 2018, с. 352-353).
Однако патриотизм русских купцов нередко являлся пустой риторикой. Критически относительно купеческого бизнеса высказывался Д.И.Менделеев. Поначалу он возлагал большие надежды на российских капиталистов, но в последствии констатировал: эти руки привыкли получать большие и легкие барыши и совсем не желают связываться с тем, что несет какой-либо риск («Дерзаю выставлять на Ваше усмотрение плоды моих занятий». Письма Д.И.Менделеева Николаю II//Исторический архив, 2004, №4, с. 188).
Московская купеческая элита своевременно не проявила должного интереса к освоению богатейших нефтяных промыслов. В результате Кавказский регион превратился в вотчину Нобелей, Ротшильдов и других, сразу оценивших перспективы нового нефтеносного региона. Спустя годы, купечество потребовало свою долю в этом бизнесе, выдвинув лозунг: дайте дорогу русскому капиталу, пообещав русских промышленников обеспечить топливом. Но когда получили участки бакинской земли, прямо всю сырую нефть стали отправлять на экспорт (Всеподданнейший отчет о произведенной по Высочайшему повелению сенатором Кузьминским ревизии г. Баку и Бакинской губернии. 1905//РГИА.Ф. 1535. Оп.1. Д.1.Л. 186,201).
Прозевали русские капиталисты и становление южного горно-промышленного региона. В результате в Донбасс пришли бельгийцы.
Невосприимчивость ко всему новому сочеталась у купеческих тузов с умением обирать всех, кто оказался в поле из зрения. Например, вышедший из крестьянских тузов крупный предприниматель, хлеботорговец С.Т.Овсянников, прославившийся на всю Россию. Свое огромное состояние сколотил на крупных интендантских поставках хлеба. С помощью налаженной им системы подкупа этот самородок сбывал в армию гнилое, практически негодное зерно по цене первосортного. Он стал играть ведущую роль на хлебном рынке, окружив себя такими же, но более мелкими и зависимыми от него «предпринимателями»… Он слыл широким благотворителем (А.Ф.Кони. Дело Овсянникова//А.Ф.Кони. Собр. соч.: в 8 т. М., 1966, т. 1, с. 41).
Еще одна купеческая звезда – С.И.Мамонтов. Его крах на рубеже XIX-XX веков прогремел на всю Россию. Сегодня принято считать, что это стало плодом рук реакционной петербургской бюрократии, душившей здоровые предпринимательские силы. Но в действительности все было иначе. Для строительства завода в Сибири по производству рельсов, необходимых для расширяющейся железнодорожной сети, был создано акционерное общество «Восточно-сибирские заводы, заарендованы казенные земли, Министерство путей сообщения заявило о покупке всей продукции будущего завода – выпущенные обществом ценные бумаги взлетели в цене.
Но С.И.Мамонтов строительством и управлением предприятием совсем не занимался, полностью возложив это на абсолютно не способного и бестолкового сына. В результате изготовленные рельсы не соответствовали стандартам российской сети и не могли быть использованы. Акции обесценились, казна не получила продукции. Мамонтовская империя посыпалась как карточный домик. Быстро выяснилось, что и другие его активы (Невский механический завод, Московско-Ярославско-Архангельская дорога) находились в плачевном состоянии. Было установлено, что он активно раздавал взятки в интересах своего бизнеса. Начавшееся расследование по железнодорожному проекту удалось замять лишь усилиями Витте, чтобы спасти от наказания коррумпированных высоких чиновников. Но Мамонтова все же задержали при попытке уехать за границу. Освободили его из тюрьмы, благодаря заступничеству супруги царского дяди вел. кн. Владимира Марии Павловны. (П.П.Юшневский. Воспоминания судебного следователя по особо важным делам//ОР РГБ. Ф. 261. К. 21. Ед. хр. 12, л. 25; А.В.Пыжиков. Взлет над пропастью. 1890-1917. Концептуал. М., 2018, с. 363-364).
И таких купцов была масса, которые у автора ассоциируются с современными российскими олигархами Чубайсом, Березовским, Абрамовичем и др..
Часто купцов-промышленников предреволюционного периода представляют эдакими отцами-радетелями рабочих. Характеризуя московскую буржуазию в 1903 году, министр МВД В.К.Плеве отметил, что московские промышленники откровенно заботятся лишь о собственных выгодах и в штыки воспринимают инициативы об установлении 10-11 часового рабочего дня, запрещении ночного труда, добровольности сверхурочной работы и т.д. (Выступление министра внутренних дел В.К.Плеве на заседании соединенных департаментов Государственного Совета по делу об учреждении старост в промышленных заведениях. 7.05.1903 г.//РГИА.Ф. 1153. Оп. 1. Д. 153. Л. 92об.).
В условиях, когда отечественные промышленники не очень вкладывали свои капиталы в интенсивное развитие слаборазвитой российской экономики, а о патриотизме по большей части лишь разглагольствовали, власти России вновь обратили свое внимание к необходимости привлечения в страну иностранного капитала. Апологетом этого поворота стал С.Ю.Витте. Встряхнуть нашу промышленную среду (писал он Николаю II) способен лишь иностранный капитал; это единственный способ быстро продвинуться вперед. Иначе связи с Россией будут напоминать отношения метрополий со своими колониями, где последние выступают, с одной стороны, рынком сбыта промышленных изделий, а с другой – источником сырья для развитых стран. Сейчас Россия, по сути, и является такой «гостеприимной колонией» (Всеподданнейший доклад С.Ю.Витте Николаю II о необходимости установить и затем непременно придерживаться определенной программы торгово-промышленной политики империи//Материалы по истории СССР. Т.6.М., 1959).
И иностранные инвестиции снова пошли в Россию: преимущественно в сферу обращения, в железнодорожное строительство и российские банки, затем в тяжелую индустрию. Русский исследователь Оль писал, что с 1880-х по 1913 гг. капиталы иностранного происхождения составляли 50% всех вложенных в российскую промышленность (П.В.Оль. Иностранные капиталы в России. Петроград, 1922.). Общий объем иностранных промышленных инвестиций возрос в 4,4 раза (П.Грегори. Экономический рост Российской империи (конец XIX – начало XX века). М., 2003, с. 41). К 1914 году в руках зарубежных инвесторов находилась почти вся металлургическая, нефтяная, угольная, золотая промышленность и т.д. На Юге страны было создано мощное металлургическое производство с самой современной инфраструктурой, вырабатывавшее продукцию почти вдвое большие объемы, чем старорусский промышленный регион Урала (А.В.Пыжиков. Грани русского раскола. Тайная роль старообрядчества.Концептуал. Москва, 2017, с. 391).
90% металлургических предприятий юга России были объедены в синдикат, который финансировался крупнейшими французскими, немецкими, бельгийскими и русскими банками (67,3% акций «Тагмета» принадлежали франко-бельгийским банкам, 96,5% завода Пастухова – Азовско-Донскому банку, также находившемуся под контролем французов). Сосредоточив свыше 85% общероссийской продажи черных металлов, которые отправлялись преимущественно на внешний рынок через «Продамет» (структуру синдиката, входившего в состав международного рельсового пула, через который шли практически все европейские железнодорожные заказы).
Владельцам синдиката на государственные интересы Российской империи было наплевать. Алчность иностранцев, да и наших участников синдиката, привели к тому, что в канун великой войны Россия не смогла обеспечить себя в нужных количествах металлом. А металл – это не только железные дороги, но и пушки, снаряды, винтовки, отсутствие которых в августе 1914 года привело к катастрофе в Восточной Пруссии. Отечественные метзаводы, «премированные» синдикатом, оказались в финансовом кризисе, а страна – в долгах у иностранных банков (Сергей Кисин. Металл юга № 5(19). 2008).
Аналогичная картина с соблюдением государственных интересов России наблюдалась и на предприятиях других отраслей промышленности, принадлежавших иностранным владельцам.
Распределение иностранных инвестиций в Россию по странам их происхождения в 1914 г. было следующим: Франция – 32%, Англия – 22%, Германия – 19,7%, Бельгия 14,3%, США – 5,2%. Французский капитал доминировал в угольной и сталелитейной промышленности юга России, занимал лидирующие позиции в производстве цемента, добыче и выплавке меди, в предприятиях водоснабжения и канализации. На долю АО с капиталами иностранного происхождения приходилось свыше 70% всей добычи угля в Донбассе. В руках французского капитала находились Общество русско-балтийских судостроительных заводов, Русское общество для производства артснарядов и военных припасов и др. На юге России не было почти ни одного предприятия, где не участвовал бы иностранный капитал, сюда целыми массами переселялись иностранные предприниматели, инженеры и рабочие, а из Америки перевозились целые заводы.
Английский капитал концентрировался в нефтедобывающей промышленности, добыче меди (56% всей добычи) и золото-платиновых разработках (70%). Немецкий капитал – в электротехнической, химической промышленности. Германский капитал называли фактическим хозяином энергетической промышленности России: «Всеобщей электрической компании» (АЭГ), за спиной которой стоял германский банк «Дисконто гезельшафт», принадлежало около 90% действовавших в России электротехнических предприятий. Под финансовым и производственно-техническим контролем немецкого капитала находилась значительная часть предприятий военной промышленности России, в частности Невский судостроительный и механический завод, завод Крейфтона (Охтинское адмиралтейство), завод Ланге (в Риге), завод Беккера. В руках немецкого капитала оказались также металлообрабатывающие и машиностроительные заводы Гартмана, Коломенский машиностроительный завод, акционерное общество «Треугольник», Шлиссельбургский пороховой завод, Русское общество артиллерийских заводов и др. В российской (по месту прописки) промышленности уже не оставалось почти ничего российского.
Внешние займы, так щедро предоставляемые России Западом, имели не только экономические, но ещё более серьёзные политические последствия. Финансовые рычаги воздействия, применённые англо-французской верхушкой в отношении России, оказались настолько эффективными, что русское правительство было лишено возможности проводить самостоятельную политику, и оказалось втянуто в события, сценарий развития которых был написан за рубежом.
В конце ХIХ века межгосударственные отношения в Европе определялись англо-германским соперничеством, которое стало главной пружиной борьбы за передел мира. Баланс сил в Европе был настолько нарушен, что мирными средствами восстановить его было уже невозможно. Британия готовилась к войне с Германией, но если одностороннее противостояние на море Англия выдержала бы, то на суше – нет. Поэтому решением «германского вопроса» могла стать только общеевропейская война и при непременном участии России, которая должна была взять на себя 3/4 всей тяжести войны против Германии на суше.
В 1888 году российское правительство переориентировалось с германского на французский финансовый рынок, разместив здесь первый крупный «железнодорожный заём» в 8 млрд. золотых франков, который был осуществлён под русское «залоговое золото». Затем последовали новые займы, и с этих пор французские банки начали вытеснять германские и активно вкладывать свои капиталы в русскую индустрию (металлургию и угольную промышленность). Это тесное финансовое «сотрудничество», в основе которого лежали интересы политико-стратегического порядка, и стало основой для франко-российского военно-политического сближения.
К концу первого десятилетия ХХ века Россия окончательно была втянута в сферу англо-французских интересов, её непосредственные цели оказались сосредоточены на Балканах, а вся последующая политика была обусловлена необходимостью подготовки к войне с государством, с которым у неё не было серьёзных противоречий, но его сокрушение выдвигалось в качестве главной задачи англо-французской Антанты. Соответственно и развитие самого хозяйства страны оказалось тесно связано с интересами французских и английских правящих кругов.