– Какое у вас здесь оружие? – спрашивает Эш, и реальность вторгается в мои мысли.
– Так. Э… посмотрим, – говорю я, нехотя поворачиваясь спиной к гостиной. – У меня в комнате коллекция ножей.
Эш кивает:
– Ножи эффективны, и их легко спрятать. Давай показывай.
Веду его к себе в спальню. Посреди комнаты он останавливается и внимательно все разглядывает. Каркас моей кровати сделан из изогнутых кусков полированного дерева, которые образуют арку в изголовье. Папа соорудил это к моему тринадцатому дню рождения. На синем потолке нарисованы облака. На комоде сидят плюшевые звери, по стенам развешаны фотоколлажи, на стуле навалена куча одежды – это я пыталась выбрать, что взять с собой в Академию.
Я ведь не знала, что там будет форма, а личные вещи вообще отберут и где-то спрячут. Об этом папа не сказал мне ни слова. Он много чего мне не сказал: например, что тетя Джо вовсе не в опасности, а уже мертва. Единственной правдой было то, что нам срочно нужно уехать. Знаю, что не должна его ни в чем винить, он просто пытался защитить меня, а если бы он сказал правду, я ни за что не согласилась бы ехать в Академию. Но в минуты менее здравых рассуждений я злюсь на него за то, что он не взял меня с собой. С тех пор как мне исполнилось шесть лет, мы с ним во всем полагались друг на друга, все делали вместе, а теперь он где-то в Европе без меня.
Я вздыхаю и качаю головой, стараясь избавиться от этих мыслей. Открываю ящик комода, провожу пальцем по краю, нащупываю знакомый желобок и приподнимаю двойное дно. Хватаю засапожный нож, который папа подарил мне в десять лет, и охотничий нож «Браунинг блэк лейбл». Его я прицепляю к поясу под свитером.
…Я визжу так громко, что папа отшатывается назад, чтобы не оглохнуть.
– Ты серьезно? Это так круто! – кричу я.
– Это… – начинает он.
– Засапожный нож. Знаю, – перебиваю я, радуясь, что могу определить вид небольшого кинжала.
Папа улыбается:
– Ну да, это засапожный нож. Но он не такой, как другие твои ножи. Он от них отличается.
Верчу нож в руках, рассматривая его. На вид он не очень отличается от других ножей в моей коллекции. Обоюдоострое лезвие, а рукоятка, видимо, из кости, а не из дерева, но это не так уж необычно. Вопросительно смотрю на папу.
– Различие в том, что засапожник – оружие скрытого ношения, – говорит папа.
– Да ну? Это самое очевидное… – начинаю я, но он поднимает руку, как будто предвидел мои возражения.
– А оружие скрытого ношения должно извлекаться незаметно, – продолжает он. – Это может казаться тебе очевидным, но ты изменишь мнение, когда поймешь, что элемент неожиданности в применении засапожника зависит не только от его сокрытия.
– Что ты имеешь в виду?
– Допустим, ты участвуешь в драке, и вдруг кто-то достает из сапога кинжал. Неожиданно! Как это повлияет на твое поведение?
– А у меня есть нож? – уточняю я.
– Может быть…
– Пап, ну что значит «может быть»? Как мне на такое ответить?
– Именно об этом я и говорю, – едва заметно улыбаясь, отвечает он. – Вероятность того, что у противника есть нож, – это всегда «может быть». Так что давай разберемся с вариантами поочередно. Допустим, у тебя нет ножа. Что ты будешь делать?
– Найду что-нибудь, что можно использовать как щит, а если ничего нет, буду искать что-нибудь длинное в качестве оружия, чтобы держать нож подальше от своего тела. Если это тоже не получится, использую технику разоружения, которой ты недавно меня научил, – повторяю я наш прошлый урок.
– Верно, – говорит папа. – А если у тебя есть нож?
– Тогда я просто буду драться.
– Как на тебя повлияло неожиданное наличие у противника скрытого оружия в обоих случаях? – продолжает он.
Я обдумываю вопрос.
– Ну, наверное, это застало бы меня врасплох, не будь у меня ножа, но я бы все равно знала, что делать. А если нож есть… Не знаю. Может, я бы на секунду растерялась, но это не имело бы особого значения.
– Тогда какой смысл в том, чтобы прятать нож в сапоге, если противника этим не застигнешь врасплох? Почему просто не прикрепить его к поясу, ведь там до него проще дотянуться? – спрашивает он, слегка растягивая слова, как обычно делает, когда смысл урока уже почти ясен.
– Потому что так круче, – ухмыляюсь я.
Папа улыбается:
– Крутизна – это замечательно, но задумайся, Нова. Как ты можешь быть уверена, что сумеешь удивить противника засапожным ножом?
Я раздумываю над его вопросом и перевожу взгляд на окно, из которого видно наше заднее крыльцо и лес за домом.
– Ну… Чтобы удивить кого-то засапожным ножом… – Я повторяю вопрос, как делают люди в ток-шоу, когда не знают, что сказать. – Наверное, я бы… сделала что-нибудь неожиданное, когда вытащила бы нож?
– Согласен, – отвечает он. – Но что?
Разглядываю кинжальчик, переворачивая его в ладони.
– Я могла бы выполнить один из своих трюков…
– Возможно, – соглашается он. – Но ты должна быть уверена, что момент подходящий. Ты ведь знаешь, что даже малейшая ошибка в драке на ножах означает, что ты можешь лишиться оружия.
– Так какой ответ правильный? – Меня охватывает любопытство.
– Думай не как специалист по ножам, – говорит он. На сей раз я не пытаюсь возражать, потому что знаю: он еще не договорил. – У людей, которые учатся сражаться на ножах, формируются определенные ожидания по поводу себя и других. Выйди за рамки этих ожиданий, и ты победишь, – с нажимом продолжает он. – Большинство людей ошибочно используют оружие так, словно существуют невидимые границы или правила, диктующие поведение. Не делай так. Используй движения, которые выучила на футболе, и тайные рукопожатия, которые вы придумали с Эмили, – это ключ к победе. То, что нет явной возможности нанести удар, еще не значит, что ты не можешь одержать победу. Всегда есть лазейка и способ ошеломить противника. Просто для этого нужно творческое мышление и отсутствие границ, которые ты сама для себя и установила…
– Возьми, что нужно, – говорю я Эшу, но, оторвав взгляд от ящика с ножами, замечаю, что его нет рядом. – Эш?
Поворачиваюсь и вижу, что он с любопытством разглядывает мою комнату и наверняка извлекает из этого самую разную информацию обо мне. На лице – что-то похожее на недоумение, как будто мои вещи удивляют его, чего он совсем не ожидал. Следую за его взглядом к моим фотоколлажам и книжной полке, заставленной безделушками, собранию книг о разных растениях, старым маминым дискам с музыкой и фильмами, большинство из которых потрепаны и покрыты царапинами – так часто мы с Эмили крутили их. Глядя на все это, понимаю, что месяц назад я бы назвала эти вещи самыми обычными, ничем не примечательными или заныла бы, что хочу новый айпод. Но сейчас все они кажутся мне бесценными – будто каталог моего детства, полный воспоминаний, которые не выразить словами. И я спрашиваю себя: увижу ли я все это еще когда-нибудь? Буду ли я когда-нибудь сидеть на сооруженной папой кровати, слушая музыку вместе с Эмили и обсуждая планы на выходные?
– Так, посмотрим, – говорит Эш. Он подходит к комоду и одобрительно кивает, разглядывая ножи. – Что ж, неплохо.
– Хочешь сказать, потрясающе? – Я перевожу взгляд на ящик и коллекцию ножей, которой всегда страшно гордилась.
– Ну, не так круто, как у меня, – усмехаясь, говорит он. – Но только потому, что тебе недостает кое-каких антикварных вещиц.
Я выгибаю бровь.
– Хочешь, чтобы я тебе завидовала? Я уже завидую.
– Может, я просто хочу убедить тебя приехать ко мне в Египет, когда все закончится, – хитро улыбается он.
Косо смотрю на него:
– Думаешь, твоим родителям это придется по душе?
– Ты? Лишенная наследственных прав перворожденная дочь Львов и Медведей, на которую все охотятся… против чего тут возражать?
И хотя он смеется, по его голосу ясно, насколько серьезен весь этот сыр-бор с моей семьей. Пока что в мире Стратегов для меня нигде нет места.
– Надо держаться подальше от окон, – говорит Эш, меняя тему разговора. – И не включай свет. Хорошо бы найти что-нибудь до захода солнца.
– Непременно. – Я прекрасно понимаю, что время ограничено. Возвращаю двойное дно на место и закрываю ящик.
– Можешь дать мне какую-нибудь подсказку, где и что искать? – спрашивает Эш.
Я осматриваю комнату, не зная, как объяснить ему, что в доме может выглядеть необычно.
– Ты сейчас рассматривал мою спальню так, как будто… – начинаю я. – Ну да, там беспорядок, и она показалась тебе неряшливой, правда?
– Она показалась мне жилой, – отвечает Эш, и в его голосе слышится нечто похожее на тоску.
– Но готова поклясться, это не типичная спальня Стратега. У тебя наверняка все аккуратно разложено и тщательно продумано, да?
– Да. Но откуда ты знаешь?
– Потому что папа такой же. Его комната похожа на декорации. Теперь, когда я видела, как ведут себя ученики Академии – так организованно и четко, – я все понимаю. Так что, может, тебе стоит начать с папиной спальни? Скорее всего, в ней тебе все будет понятно больше, чем где-либо в доме. Ищи что-нибудь, что может оказаться посланием для меня. Папа всегда прятал подарки, которые покупал мне на день рождения, и заставлял меня их искать. Поэтому если есть какое-нибудь сообщение, то, наверное, в виде головоломки.
Эш кивает и оставляет меня наедине с моей комнатой. Сначала я просто стою неподвижно, охваченная тоской по своей прежней, беззаботной жизни. Подхожу к серебряной шкатулке для драгоценностей на комоде, принадлежавшей маме, и вытаскиваю оттуда ее золотое кольцо, поверхность которого напоминает кору с нежными листьями. Надеваю его на указательный палец и вздыхаю. У меня нет времени одну за другой перебирать вещи, имеющие для меня особый смысл, как хотелось бы. Просто нет времени, и все.
Хожу по комнате, пытаясь сосредоточиться на своей задаче и вспомнить все, что произошло с того момента, как папа сообщил мне о необходимости ехать в школу, и до того, как мы вышли за порог с моей сумкой. В голову сразу приходит миска из-под попкорна, и я быстро выхожу в гостиную. Он оставил все как было. Никто, кроме меня, не узнал бы, что что-то изменилось… никто, кроме меня. Внимательно осматриваю комнату.
Рядом с миской, на том же месте, лежит открытый журнал, который я читала, когда папа сказал, что нам надо поговорить. Плед валяется там, куда я его небрежно кинула, перед тем как пойти собирать вещи. На каминной полке – открытый коробок спичек, которыми папа разжигал огонь. Коврик на своем месте. Мебель та же самая. У камина лежит столько же дров, сколько было, когда мы уезжали.
Несколько часов я тщательно изучаю каждую деталь гостиной, столовой, прихожей и ванной. Но никак не могу найти ничего хотя бы немного необычного. Если кто-то уже обыскивал мой дом, то, вынуждена признать, сделал он это мастерски, потому что я бы ни за что не догадалась, что здесь кто-то побывал.
– Новембер! – зовет меня Эш. Он стоит в дверях папиной комнаты. – Я кое-что нашел.
На секунду замираю от изумления.
– Правда?
– А ты думала, я ничего не найду?
Иду следом за ним в папину спальню.
– Честно говоря, да, – признаю я. – Я никогда подолгу не бывала в папиной комнате. Да он и сам там редко бывал… ну, во всяком случае, после маминой смерти.
Эш подходит к аккуратно заправленной кровати и указывает на расстеленное стеганое одеяло.
– Взгляни на второй синий квадрат в нижнем ряду слева.
Обогнув кровать, провожу пальцами по указанному месту. Швы ровные, нет ничего необычного. Просунув руку под одеяло, ощупываю изнанку. Все кажется совершенно нормальным. Вопросительно смотрю на Эша.
Он направляет мою руку к уголку, где шов едва заметно толще, и сжимает его моими пальцами. Там действительно что-то есть. Я разрываю нитки и ногтями вытягиваю крошечный кусочек туго свернутой бумаги.
На ней написано:
Встретимся под тем городом.
Озадаченно смотрю на Эша, пытаясь понять, какого черта папа оставил мне сообщение там, где я бы его ни за что не нашла.
– Это не…
– Это не что? – спрашивает Эш, изучая выражение моего лица.
– Честно? Хотела бы я порадоваться твоей находке, но, если бы не папин почерк, я бы не поверила, что это от него.
Эш хмурит брови.
– Ты уверена, что это его почерк? Потому что там, где была записка, шов был зашит, похоже, не в первый раз. Лично я думаю, что ее уже нашел другой Стратег.
– Уверена, – говорю я, с опаской глядя на записку, как будто она вот-вот отрастит зубы и укусит.
В моем доме был кто-то из Стратегов. Сердце камнем падает вниз, и я невероятно благодарна Эшу за то, что он помешал мне броситься к Эмили. Если за нами следят, мы все могли погибнуть из-за меня.
Подношу записку к свету – бумага плотная, на ней нет ни водяных знаков, ни вмятин от предыдущих записей.
– Дело в том, что это не похоже на обычные папины наводки. Я понятия не имею, что это значит. Мы с ним почти никогда не уезжали из Пембрука, не говоря уж о Коннектикуте, и мы точно никогда не бывали под землей.
Эш недоверчиво смотрит на меня, как будто я только что сказала нечто очень странное.
– И он никогда не рассказывал тебе о городе, в котором можно встречаться под землей?
Качаю головой и пытаюсь разгадать, что он имеет в виду.
– Но ты знаешь, что это значит, не так ли? – Нет смысла ждать ответа – я все вижу по его глазам. – Почему ты знаешь, а я нет? Бессмысленно оставлять такие записки.
– Вовсе нет – если записка предназначалась не тебе, – уверенно говорит Эш. – А если она предназначалась не тебе, значит, она оставлена для Стратега, который обыскивал ваш дом. – Он сворачивает ее и кладет обратно.
Я грызу ноготь на большом пальце, стараясь вникнуть в его логику.
– Все равно, на мой взгляд, это бессмысленно. И откуда у тебя такая уверенность? Нет, забудь. Мне нужно, чтобы ты был совершенно, без капли сомнения уверен, потому что если мы проигнорируем важное сообщение, это будет полнейшая катастрофа.
Эш кивает, прекрасно понимая мои возражения.
– По всей Европе существует цепь подземных склепов, катакомб и улиц, которые Стратеги используют в качестве места встречи. Но твой отец написал «под тем городом», а поскольку он Лев, это, скорее всего, Лондон. А в Лондоне существует подземный паб, который посещают все Семьи. Это популярное место для встреч и обмена информацией. Ты этого не знаешь, но любой другой Стратег тут же понял бы, что это значит.
Обдумываю его объяснение.
– Хорошо, я понимаю, к чему ты клонишь: зачем он оставил мне записку, смысл которой понял бы кто угодно, кроме меня?
– Вот именно, – подтверждает Эш.
Я выдыхаю.
– Пусть она и не для меня, все равно я рада, что ты ее нашел. Если папа оставил фальшивое сообщение, значит, и настоящее наверняка где-то есть. И если ты прав насчет того, что мой дом уже кто-то обыскал, нам нужно как можно быстрее найти его.
– Согласен, – говорит Эш. – Ты что-нибудь нашла?
Он бросает взгляд в окно папиной спальни. Понятно, о чем он думает. Сейчас конец декабря, и уже начинает смеркаться. Шансы что-либо найти сокращаются вместе с меркнущим светом, и от этой мысли у меня снова схватывает живот. А я не хочу рисковать и оставаться здесь еще на один день, когда папе в Европе грозит бог знает какая опасность, а неподалеку от нашего дома, возможно, притаился кто-нибудь из Стратегов.
– Пока ничего.
– Давай подумаем, – говорит Эш. – Если записка – отвлекающий маневр, значит, то, что он оставил тебе, должно радикально от нее отличаться, чтобы другой Стратег никак не смог этого найти.
Я киваю.
– Верно. А что может радикально отличаться? Скорее всего, это не спрятанный предмет – потому что спрятанный предмет может найти кто угодно, если умеет правильно искать. Может быть… – Я замолкаю и задумчиво кусаю губу. – Может, это что-то спрятанное на виду.
– Что-то символическое? – предполагает Эш.
Возвращаюсь в гостиную, обхожу ее по кругу и внимательно все рассматриваю.
– А если сообщение скрыто на виду, это должно быть что-то, что я смогу расшифровать, но что не будет иметь значения для кого-то другого…