Но тогда Лина верила.
Теперь всё было иначе.
Хозяин снова закрыл на пять замков, поэтому Лина ещё долго не могла успокоиться. Боль одиночества, не успевшего закончиться и так скоропалительно наставшего вновь. Он ушёл, даже не сказав, что любит. Причины этого она не знала. Так бывало не единожды, но каждый раз оставляло Лину с чувством полной ненужности и ожидания положенного. Так и хотелось спросить: «ты меня любишь?» Но она молча провожала хозяина, не зная, когда он появится вновь.
Когда слёзы кончились, Лина взялась за дневник. Он часто ей помогал. Так пишешь всё, что на душе, а потом понимаешь, что ничего там уже не осталось. Всё на бумаге, которая всё это стерпит. А в душе – пустота, не мешавшая уснуть и забыться.
Иногда Лине снились люди из прошлого – знакомые и родные. Она уже почти не помнила их лица, но во сне неизменно узнавала родные глаза, руки и голос. Сегодня ей снилось, как мама готовила ужин. Пришли гости, но самой Лины там не было. А потом она поняла, что это поминки. Её поминки. Но все улыбались. Никто не плакал. Только Лина, когда проснулась и вспомнила, что никому не нужна. Кроме, быть может, хозяина, в любви которого опять возникли сомнения.
Чаще всего ей снился именно он, её хозяин. Порой он ругался, порой любил её, ласкал её тело и говорил слова любви. А иногда просто рассказывал свои истории. Обычно всё происходило здесь, в этом тесном помещении. Даже родные часто ей снились именно в этой каморке. Но иногда Лина оказывалась на море, на которое ездила каждое лето с родителями и сестрой. А теперь во снах она была там с ним, с человеком, который отобрал её прошлую жизнь и подарил новую, убедив, что возврата больше нет.
Когда Лина открыла глаза после ночи выпускного, она не сразу поняла, где находится, и что происходит. Она лежала в чужой кровати в незнакомой комнате. Страха не было. Ещё вчерашняя школьница, не видевшая в жизни ничего хуже тройки по химии, не могла и подумать, что с ней произошло что-то ужасное. Истории о пропавших людях были лишь историями. Поэтому, увидев сидящего на стуле парня, Лина только смущенно опустила глаза, и стала гадать, что у них было этой ночью. Она стеснялась спросить, где находится – было стыдно выдать алкогольную амнезию.
– Как спалось? – спросил незнакомец.
Казалось, она где-то видела его лицо, но где, вспомнить не могла.
– Хорошо, спасибо, – Лина робко улыбнулась. Он был вполне в её вкусе. Она поймала себя на мысли, что будет рада узнать, если между ними и правда что-то произошло.
– Ты девственница? – таким же будничным тоном произнес он.
– А… довольно… неприличный вопрос…
– Ты девственница, я спросил? – грубо отозвался тот, не реагируя на морализаторства.
– Да, – кивнула Лина и стала выбираться из постели. Только теперь почувствовала что-то неладное.
– Хорошо, – сказал парень. На вид ему было немногим больше двадцати, голова выбрита почти под ноль, и только теперь Лина заметила, что на нем милицейская форма. Тут в памяти всплыла встреча с этим типом в переходе, и Лина спросила:
– А где Маша?
– Это та, что была с тобой?
– Да.
– Она еще спит.
И вдруг до Лины дошло, что, по всей видимости, она находится в отделении, куда её забрали за неподобающее поведение. Возможно, вытрезвитель или что-то в этом роде. Она понятия не имела, как выглядят заведения подобного толка, поэтому вполне могла допустить, что это одно из них.
– Я могу её увидеть?
– Нет, – милиционер продолжал спокойно сидеть на стуле, пока Лина обувалась и пыталась расчесать спутанные волосы пальцами. В паутинках засохли кусочки рвоты и уличная грязь от падений.
Когда она привела себя в относительный порядок и направилась к двери, человек в форме встал и преградил ей путь.
– Куда собрались, гражданочка? – на его лице появилась ухмылка. В другой ситуации она могла бы показаться даже милой, но сейчас напугала Лину до ужаса.
– Я что, задержана?
– Можно и так сказать.
– А как еще можно… сказать?..
– Вон там душ, – указал на проем в стене служитель закона.
Лина оглянулась, затем медленно повернулась обратно:
– И?
– Не подобает девушке расхаживать в таком виде, – он смотрел на нее в упор и не спускал с лица своей странной полуулыбки.
– Вы предлагаете мне сходить в душ? – решила уточнить Лина.
– Можно и так сказать, – кивнул тот. – А можно, – предвосхитил реплику собеседницы, – и что я настаиваю на этом.
Он вернулся на стул. Лина сделала шаг в сторону двери, милиционер не шелохнулся. Видя, что путь свободен, она решительно взялась за ручку, но та не поддалась ей.
Не оборачиваясь, надзиратель подытожил:
– Сначала душ, потом все остальное, – по его голосу было заметно, что он улыбается.
Лина замешкалась.
– И Вы тут будете сидеть? – нервно спросила она, решив, что выбора у нее не осталось.
– Могу выйти, – парень встал и поравнялся с задержанной.
– Будьте так добры, – сглотнула Лина.
Милиционер жестом указал ей в сторону душа, дождавшись, когда она сделает первые шаги, открыл дверь, вышел наружу и запер Лину в полном одиночестве.
С опаской оглядываясь по сторонам и боясь, что этот тип вернется в любую минуту, она зашла в душевую и неуверенно стянула одежду.
На полочке лежало все необходимое: мочалка, на счастье, еще даже не распакованная, душистое мыло, тоже новое, и шампунь для волос. Лина постаралась управиться как можно быстрее. Плевать на миловидность здешних сотрудников – нужно валить, убираться, сматывать удочки. Когда она одевалась, в ее голове промелькнула мысль, что ей даже немного жаль, что этот (судя по погонам) сержант – хотя Лина не шибко разбиралась в званиях – оказался столь приличным и не решился заглянуть в ее душевую. На стене висела сушка для волос, как в раздевалке бассейна, в который их водили всем классом на занятия физкультурой. Только теперь Лина поняла, что будет скучать по школе и одноклассникам. Несмотря на прошествие всего лишь одной ночи, как они перестали быть учениками, что-то уже изменилось. Все они стали немного дальше друг от друга. И с каждым днем, месяцем и годом этот разрыв будет увеличиваться, пока они окончательно не потеряются и не спутаются с тысячами других людей, которых им еще только предстояло узнать.
Когда с раздумьями и сушкой было покончено, Лина направилась на выход. Стоило ей покинуть ванную комнату, как входная дверь отворилась и тут же снова закрылась за сержантом, запершим ее изнутри.
– Я могу идти? – стараясь не выдать испуга, спросила Лина.
– У тебя есть ноги, и я вижу, как ты ими передвигаешь, – снова ухмыляясь, начал говорить милиционер, – стало быть, ты это можешь.
– Я имею в виду… я могу уйти отсюда?
– А куда ты собралась? – парень скрестил руки и оперся спиной на дверь.
Мозг все еще отказывался делать вывод, что ей угрожает опасность, но Лина уже понимала, что здесь явно что-то не так.
– Перестаньте так шутить, – сглотнула она. – Вы меня пугаете.
– Я? – парень склонил голову на бок и прикусил нижнюю губу, вглядываясь в глаза задержанной.
Та стояла, не шелохнувшись.
– Да, – тихо сказала она, видя, что незнакомец не собирается говорить, пока не получит ответ на вопрос.
– И правильно, – он расплылся в самодовольной улыбке.
Лина оцепенела.
– Ты знаешь, – сержант сделал шаг в ее сторону, – я рад, что ты девственница.
Она стала пятиться назад.
– Значит, тебя все еще можно спасти, – он продолжал наступление.
Лина оглядывалась по сторонам в поисках чего-нибудь острого или тяжелого, но, как назло, все будто специально убрали из этой комнаты.
– Я понимаю, тебе сейчас страшно. Но со временем до тебя дойдет, что бояться надо вовсе не меня.
Лина не выдержала и закричала что есть мочи. Она принялась звать на помощь в надежде, что ее кто-то услышит.
– Не стоит этого делать, – парень неодобрительно помотал головой.
Лина его не слышала и продолжала кричать. Тогда сержант ударил ее по лицу наотмашь и повторил:
– Я же сказал, не стоит этого делать.
Она задохнулась от ужаса и схватилась за пылавшую щеку, но уже спустя пару секунд из ее горла вырвались новые крики.
Сержант напрягся и стиснул хрупкие плечи Лины мощными руками. Она продолжала драть глотку и начала вырываться, брыкаться и дубасить милиционера ногами. В ответ на это он доволок ее до стены и хорошенько ударил об нее спиной. Когда это не помогло, он приложил ее сильнее, но Лина не успокаивалась. Тогда парень отпустил ее и опять врезал по лицу. Это заставило её замолчать и вжаться в стену от боли и испуга.
– Либо ты слушаешься меня, либо сдохнешь, как и твоя Маша.
– Ты убил Машу?! – завопила Лина.
Тот опять ударил ее и повторил:
– Либо ты слушаешься меня, либо сдохнешь. Поняла?
Лина закивала, заткнув рот руками в страхе, что снова начнет кричать.
– А что с Машей – мертва ли она, выгнал ли я ее – тебя уже не касается.
Лина смотрела на него выпученными глазами, все еще зажимая ладонями рот.
– Поняла? – замахнулся сержант.
Лина опять быстро закивала.
– Ты будешь делать то, что говорю тебе я. Если ты этого не делаешь, я тебя бью. Я тебя бью и в том случае, если ты делаешь то, чего я делать тебе не велел. Это понятно?
Лина кивнула.
– Ну и умничка, – улыбнулся парень. – Все довольно просто. Чего тут не понятного, правда?
Он выжидающе посмотрел на Лину, она снова кивнула. Уход от ответа не допускался.
– Хорошо, – заключил он и принялся расстегивать пуговицы на рубашке.
Догадавшись, что последует дальше, Лина зажмурилась и медленно осела на пол. Она тряслась от страха и продолжала затыкать рот, чтобы снова не раскричаться. Ей больше не казалась заманчивой близость с этим типом. Несмотря на всю его привлекательность, теперь он был для нее самым страшным уродом. Даже похуже Мишки Ерёменко, прыщавого жиртреста-одноклассника, над которым все издевались – включая саму Лину и Машу, которая, возможно, уже была мертва.
– Я понимаю, что для девушки очень важен первый раз, так что только от тебя зависит, насколько гладко все пройдет. Я буду нежен, если ты будешь хорошей девочкой. Или я сделаю все грубо, если мне что-то не понравится. Неизменным остается одно – я это сделаю. Договорились?
Лина молча рыдала на полу, стараясь подавить всхлипы.
– Договорились? – он пнул ее ногой.
– Угу, – пропищала она, закивав головой.
– Ну и хорошо, – он облизал губы и с улыбкой поднял Лину за плечи.
Она вся тряслась, как от тика. Его это только забавляло. Он взял ее руку, приложив усилие, чтобы оторвать ото рта, и провел ею по своему обнаженному торсу.
– Нравится?
– Угу, – Лина закивала, зажмурившись и не смотря на сержанта.
– Ты глазки-то открой.
Лина продолжала стоять с закрытыми глазами и молилась, чтобы все это оказалось просто ужасным сном.
– Смотри! – закричал он.
Лина пересилила себя и посмотрела на голую грудь сержанта и живот, по которому он продолжал водить ее рукой. Он с наслаждением наблюдал за девушкой напротив, уверенный в своей привлекательности. Когда ему это показалось достаточным, он скинул расстегнутую рубашку, привлек к себе Лину и начал гладить ее по спине. Потом забрался под юбку и продолжал наблюдать за ее реакцией. Она вся скукожилась, пыталась исчезнуть. Вот тогда Лина готова была бы умереть, но все еще не могла поверить, что это происходит на самом деле. Что это происходит с ней. Что она, еще вчерашняя школьница, сидевшая за партой, стоит перед полуголым незнакомым парнем, который трогает ее в тех местах, к которым не прикасался никто посторонний. А главное, что все это происходит против ее воли, против желания, против всех представлений о том, как это должно было бы быть.
Она пыталась вяло сопротивляться, но за каждое лишнее движение получала по лицу. Когда Лина осталась без одежды, сержант потащил ее на кровать и, нависая над ней, как колосс, принялся расстегивать брюки. Лина впервые в жизни видела перед собой совершенно голого мужчину. И впервые в жизни она совершенно не хотела видеть перед собой совершенно голого мужчину. Он склонился над ней и принялся целовать в обездвиженный рот, в котором запрятался вопль ужаса.
– Ты, может, еще и не целовалась никогда? – хмыкнул сержант, оторвавшись от вялого языка Лины. Она нерешительно помотала головой, оставляя на его усмотрение интерпретацию ответа. Тот решил, что перед ним совершенно неопытная девчонка, и стал наставлять ее: – Просто повторяй за мной.
Лина продолжала бездействовать.
– Я, по-твоему, лежу, как труп? – сурово спросил сержант.
Она помотала головой.
– Тогда и ты не должна. Ясно?
Она медленно кивнула.
– Если бы мне нужен был труп, я бы уже придушил тебя.
Он снова принялся ее целовать. Активно работал языком, но все было без изменений. Тогда он ударил ее так, что у неё искры из глаз посыпались, и на мгновение все потемнело.
– Посмотри, что ты наделала! – рявкнул парень, показывая на причинное место, начавшее терять стойкость.
Лина взвыла, отвернувшись от увиденного. У нее в голове не укладывалось, как можно к этому прикасаться по доброй воле.
– Сука! – снова ударил ее сержант.
Пусть лучше изобьёт её, пусть выбьет сознание – но в здравом уме и твёрдой памяти она не даст ему надругаться над собой, засунуть в себя уродливый кусок мяса. Она принялась вырываться и пыталась сопротивляться его новым нападкам, кричала и старалась выскользнуть из его мощной хватки. Тогда насильник повернул ее на живот и придавил всем телом, лишив возможности двигаться.
– Я же сказал, что я все равно это сделаю, сука! – прорычал ей в ухо сержант и приступил к намеченному.
Лину будто резали острым ножом. Перемалывали внутренности. Но страшнее была боль не физическая.
– Нравится? Тебе нравится, сука?! – повторял парень, ускоряя темп.
Лина выбилась из сил и безвольно плакала. Мечтая исчезнуть, испариться, будто никогда и не было девочки по имени Лина, которую мама с папой не дождались с выпускного.
Хозяин не появлялся вот уже три дня. Лина себя успокаивала тем, что сейчас сбор урожая, и он очень занят. Но раньше его это не останавливало. В прошлые годы он заглядывал к ней каждый вечер. Расслаблялся в её обществе. Лина боялась, что он нашел себе кого-то там, на свободе. Она гнала эти мысли, не могла выдержать такого предательства. Он был ее единственным. И все говорило о том, что и она у него одна. Сам хозяин утверждал именно это, и Лина не видела смысла ему не верить.
Дни здесь тянулись медленно и не отличались разнообразием. Порой Лина успевала поспать пару раз за сутки, а то и все три. Так что ее расчеты со временем были не совсем верны. Она бы запуталась и в годах, если бы не праздники, которые хозяин исправно устраивал, не забывал ни об одной важной дате. Он всегда дарил подарки и приносил угощения, готовил сам, с любовью. Иногда он вел себя очень мило, и со стороны можно было подумать, что это обычная семейная пара – если не брать во внимание тот факт, что жена замурована в подвале за металлической дверью.
Главной датой в Линином маленьком мирке была их годовщина. Годовщина их знакомства, начала отношений. Годовщина ее пребывания здесь. В этот день она узнавала, что прошел еще год с того самого дня, который перевернул все в ее жизни. Это не просто встреча со знаковым человеком, не получение высокооплачиваемой должности или расставание с верным другом. Это событие, которое изменило ее жизнь до неузнаваемости. Лишило всех близких, друзей, родных и врагов. Отобрало все, что было так привычно и нормально. И подменило на комнатушку, ставшую для Лины целым миром. За его пределами была лишь неизвестность, теперь пугавшая больше, чем все, что ей приходилось терпеть от хозяина,. Хозяина ставшего единственным близким, другом, родным и врагом.
Каждая годовщина оказывалась большим испытанием. Всякий раз Лине сложно было совладать с противоречивыми чувствами. Она оплакивала все, что потеряла. Но и радовалась тому, что приобрела. В этот знаменательный день хозяин проводил с ней больше времени, чем обычно. Скрашивал ее печаль от грустных мыслей. Лина уже плохо понимала, чего лишилась – зато прекрасно видела, что приобрела. Начиная размышлять над этим, она успокаивала себя тем, что рядом с ней такой мужчина, как хозяин. Но стоило ей перестать думать, и скорбь вновь охватывала ее сердце. Беспричинная, для нее иррациональная, но вполне ощутимая скорбь о прошлой жизни. Которой не будет уже никогда. Не будет, даже если однажды хозяин и решится выпустить её на волю.