«Я не знал, что Намур имеет какое-то отношение к „Лицедеям“!»
«На самом деле не имеет. Но ему нравится лапать девушек, то бишь „нимф“, а роль сатира допускает всякие дерзости. Честно говоря, Намур ко мне лезет и даже нашептывал на ухо предложения. Я сказала Флоресте, что не могу играть в трио и танцевать нимфу одновременно. Ему пришлось уступить. Так что вместо меня с Намуром будет танцевать Друзилла».
«Друзилла?»
«Друзилла ко-Лаверти. Она постарше нас, работает в гостинице».
«А, эта Друзилла! Какая же из нее танцовщица? Она же… как бы это выразиться… в теле».
«Ну и что? Подумаешь! У всех свои проблемы. Я, например, никак не могу научиться махать четырьмя крыльями в такт музыке. У меня даже появилось какое-то уважение к насекомым – у них это так здорово получается, и без всяких репетиций!»
3
Вечером Глоуэн снова позвонил Сесили: «Алло, это я!»
«О! Я весь день о тебе беспокоилась. Что происходит?»
Глоуэну показалось, что он угадывает в голосе Сесили усталость и какое-то разочарование. Он ответил: «Ничего особенного. Выполняю обязанности».
«И при этом тон у тебя подозрительно самодовольный».
«А это потому, что мне невероятно повезло! Меня освободили от патрулирования, чтобы я мог уделить все свое просвещенное внимание приему гостей. И ты не догадаешься, кого назначили мне на замену!»
«Намура? Чилке? Флоресте?»
«Если бы! Нет, нет и нет. Счастливый жребий выпал Арлесу. Ты бы послушала, как он взревел, когда узнал приятную новость! Лучше всякого спектакля. Спанчетта тоже не преминула высказаться».
«Могу себе представить! Арлес, наверное, уперся всеми четырьмя ногами?»
«Это не помогло. Сегодня Арлесу и Керди предстоит мотаться в темноте вдоль ограды, развлекая друг друга историями о похождениях бесстрашных львов».
«В костюмах тех же „львов“, надо полагать?»
«Еще чего! Что сделают йипы, когда заметят, что по ночам за оградой рыскает пара бесстрашных львов?»
«Бросятся защищать своих женщин?»
«Ха! В любом случае, патрульные обязаны быть в форме служащих отдела B».
«Что ж, тебе и вправду повезло. Ты уже познакомился с гостями?»
«Наши отношения все еще носят несколько официальный характер, хотя я уже перестал их бояться», – с дипломатической осторожностью отвечал Глоуэн.
«Значит, Уэйнесс не трехметрового роста, и от нее не воняет рыбой?»
«Такое описание было бы явным преувеличением. Она нормального роста, и от нее почти не пахнет».
«Значит, она – ослепительная красотка? И по сравнению с ней я буду казаться старой, никому не нужной вешалкой для тряпья?»
«Глупости! Ты – самая привлекательная вешалка для тряпья во всей Галактике!»
«Глоуэн! Следует ли понимать твои слова, как попытку сделать комплимент? Ты выражаешься как-то двусмысленно».
«Несомненно. То есть да, как комплимент. Чем ты занимаешься?»
«Спроси лучше, чем я должна заниматься. В данный момент я должна разучивать мою партию трио. Но расскажи лучше про гостей. Они высокомерны, капризничают?»
«Нет, ничего такого не заметил. Напротив, дружелюбны и хорошо воспитаны».
«Гмм. Натуралисты, с которыми я сталкивалась в заповедных „приютах“, все были немножко „с приветом“. То есть возникало впечатление, что они думают как-то по-другому».
Глоуэн бросил взгляд через плечо в направлении библиотеки, где Майло и Уэйнесс стояли у стола, перелистывая инопланетные журналы: «Не замечаю в них ничего особенного… хотя я понимаю, о чем ты говоришь».
«А как они выглядят?»
И снова Глоуэну пришлось тщательно выбирать слова: «Их нельзя назвать уродами или неряхами».
«Поразительно! Опиши-ка их поподробнее».
«У них черные волосы, а кожа, наоборот, светлая, даже бледная, с оливковым оттенком. Майло очень хорошо сложен».
«А Уэйнесс? Тоже хорошо сложена?»
«В некотором роде. У нее легкая, тонкая, как бы это выразиться… мальчишеская фигура. Майло немного выше меня. У него, если можно так выразиться, импозантная внешность и аристократические манеры».
«А Уэйнесс? У нее тоже аристократические манеры?»
«В этом отношении они похожи. Оба умеют себя держать».
«А как они одеты?»
«Я не заметил. Одну минутку, дай посмотреть».
«Смотри скорей – меня уже зовут примерять концертное платье!»
«Уэйнесс в серой юбке, черных гольфах ниже колен и черной кофте. У нее на голове серая лента, что-то вроде повязки с двумя кисточками, темно-красной и темно-синей, висящими сзади на уровне шеи. Майло…»
«Забудь про Майло. Не сомневаюсь, что он прилично одет».
«Очень прилично. Они просматривают журналы мод… А теперь они смеются – почему, не имею представления…»
«Прибежала Ябеда – то есть Миранда. Мама требует, чтобы я срочно спустилась. Мне пора».
Глоуэн отвернулся от телефона. Некоторое время он изучал гостей издали, после чего медленно приблизился к библиотечному столу: «По-видимому, вы прекрасно умеете развлекаться без меня. Я теряю уверенность в своей незаменимости».
«Дурацкие фотографии не дают нам соскучиться, – отозвался Майло. – Взгляни на это абсурдное сооружение из тряпок! Неужели кто-то способен так одеваться?»
«К сожалению, под тряпками угадывается особа женского пола, которой, судя по выражению лица, не до шуток».
«Гм. Кстати, на меня произвела большое впечатление прическа вашей тетки Спанчетты».
«Мы все гордимся этой местной достопримечательностью. Увы, помимо журналов мод и шевелюры Спанчетты, в нашем пансионе мало любопытного». Глоуэн подошел к серванту и наполнил бокалы: «„Зеленый зокель“, марочное вино дома Клаттоков. Если верить легенде, именно из-за него началась первая Парилья».
Все трое присели на диван. Кроме них, в библиотеке никого не было. Глоуэн сказал: «Сегодня тихо. Все заняты приготовлением костюмов. А вы в чем пойдете на маскарад? Придется подыскать для вас костюмы».
«А костюм надевать обязательно?» – спросила Уэйнесс.
«Наряжаются практически все – с завтрашнего дня и до полночи в смоллен. Не беспокойтесь, в гардеробе „Лицедеев“ всегда что-нибудь найдется. Завтра с утра первым делом туда и отправимся».
«Наряды и маски провоцируют поведение, в иных обстоятельствах сдерживаемое, – заметил Майло. – Не спрашивайте, где я это прочитал. Просто приходят в голову всякие… мысли».
«Мне всегда казалось, что люди выбирают костюмы, подобающие той роли, которую они на самом деле хотели бы играть в жизни», – сказала Уэйнесс.
«Нередко такая роль и подспудные желания совпадают, – отозвался Глоуэн. – Поэтому на праздники в Квадратном парке всегда больше демонов и полуголых менад, чем элегантных птиц и скромниц с фруктовыми корзинами».
«А ты кем нарядишься? – шаловливо спросила Уэйнесс. – Элегантной птицей?»
«О нет. Я стану черным демоном, временами невидимым – то есть, когда выключат свет».
«А я напялю холщовый мешок с вырезами для глаз! – заявил Майло. – Что позволит мне избежать всяких попыток доморощенного психоанализа. Или, по крайней мере, заведет их в тупик».
«В костюме Пьеро тебе будет гораздо удобнее, – возразила Уэйнесс. – Кроме того, он не привлекает столько внимания». Она повернулась к Глоуэну: «Майло считает, что только вульгарные люди выставляют себя напоказ».
«Не только. Об этом еще придется подумать, – заметил Майло. – А теперь попрошу меня извинить – кажется, мне пора спать».
«И мне тоже, – сказала Уэйнесс. – Спокойной ночи, Глоуэн».
«Спокойной ночи».
Глоуэн вернулся к себе в квартиру. Шард встретил его оценивающим взглядом: «Никак не скажешь, что ты истощен тяжкими трудами».
«Все не так плохо, как могло быть, – с напускным равнодушием отозвался Глоуэн. – Особенно утешает мысль об Арлесе, марширующем вокруг табора».
«Обстоятельство, внушающее злорадный оптимизм, – согласился Шард. – И что же ты думаешь о своих трехметровых натуралистах?»
«Они… не слишком обременительны».
«Рад слышать!»
«Сначала, конечно, мы друг друга немножко не поняли. Я думал, что они начнут с жаром обсуждать экологию и сравнительные преимущества различных сортов рыбьего жира. Но их эти предметы мало интересуют. В конце концов я откупорил бутылку „Зеленого зокеля“, и мы разговорились. Тем не менее, они все еще держатся слегка натянуто».
«Может быть, они просто смущены и чувствуют себя не в своей тарелке – далеко от дома, в непривычной обстановке…»
Глоуэн с сомнением покачал головой: «Отчего бы они смущались? Они хорошо воспитаны и добротно одеты, хотя и неброско. Вполне располагающие к себе молодые люди. Хотя девица, скажем так… достаточно невзрачна».
«Невзрачна? – вскинул брови Шард. – У меня возникло другое впечатление. Ее не назовешь полногрудой валькирией, но у нее умное лицо, приятно посмотреть… Так о чем же вы, в конце концов, разговорились?»
«Я рассказал им про Сиско и про то, как йипы растаскивали оборудование. Это их заинтересовало – гораздо больше, чем я ожидал. Надо полагать, в Строме вопрос о йипах вызывает сильнейшие политические разногласия».
«Надо полагать, – кивнул Шард. – Одна партия отвергает всякую возможность применения силы и заявляет о своей готовности к изменению устава Заповедника. Им противостоят традиционно настроенные натуралисты. Эти особой щепетильностью не отличаются. Они хотят, чтобы йипы перестали размножаться или покинули Кадуол. А консерватору приходится сохранять нейтральность – хотя говорят, что неофициально он сочувствует сторонникам Хартии».
«Его сын сформулировал свои симпатии весьма недвусмысленно – особенно после того, как я изложил гипотезу Чилке».
«Ты что-то знаешь, чего я не знаю, – насторожился Шард. – В чем заключается гипотеза Чилке?»
«Чилке считает, что йипы годами крали компоненты, чтобы собирать из них свои автолеты. Он пришел к такому выводу, сравнивая фактический инвентарь с документацией – хотя при прежнем начальстве записи вели из рук вон плохо, и многое остается неясным».
«Любопытное наблюдение!»
«Майло выразился так: если йипы крали для того, чтобы собирать автолеты, значит, они планировали куда-то лететь. А кражи оружия свидетельствуют о том, что они намеревались в кого-то стрелять».
Шард нервно погладил подбородок: «И все это из-за того, что ты не зарядил пистолет!»
4
Утром Глоуэн проводил детей консерватора по Приречной дороге, мимо лицея, к складу «Лицедеев», где хранились театральные реквизиты и костюмы. В помещении никого не было – молодые люди втроем бродили вдоль вешалок гардероба, разглядывая и примеряя костюмы. Майло выбрал костюм арлекина из черных и желтых полотняных ромбов, с черной шляпой-треуголкой. Уэйнесс пребывала в нерешительности (ей приглянулись полдюжины нарядов), но в конце концов взяла розовый комбинезон, облегавший предплечья, бедра и талию, с черными помпонами спереди. Непроницаемая маска с раскосыми вырезами для глаз оставляла открытыми только нос, рот и подбородок, а волосы украшал венок из деликатных серебристых спиралей.
Не выказывая ни тени смущения, Майло и Уэйнесс сбросили верхнюю одежду и примерили костюмы.
«Ну вот, с легкой руки Глоуэна мы напялили на себя невесть что, и теперь, окрыленные вседозволенностью анонимности, пустимся во все тяжкие, – сокрушенно произнес Майло. – А ответственность за наши постыдные прегрешения возляжет тяжким бременем на плечи Глоуэна».
«Не возляжет, если вас не поймают, – отозвался Глоуэн. – Будьте осторожны, а если допустите неосторожность, сразу прячьтесь».
«Это приличный костюм, и я намерена вести себя очень прилично, – заметила Уэйнесс, изучая свое отражение в зеркале. – Я выгляжу, как костлявая розовая ящерица».
«Ты больше похожа на розовую призрачную фею – что неудивительно, потому что ты выбрала костюм призрачной феи».
«Мы останемся в этих нарядах, или нужно будет снова переодеваться?»
«Оставайтесь как есть. Я тоже переоденусь, и мы отправимся искать приключений».
В пансионе Клаттоков Глоуэн превратился в черного демона, после чего позвонил Сесили: «Мы уже нарядились и готовы веселиться. Зайти за тобой?»
«Никак не получится. Прибыли родственники из Кассиопеи, и меня заставят водить их по городу до полудня».
«Тогда давай хотя бы пообедаем вместе, в „Старой беседке“».
«Постараюсь придти. А если не отпустят, поужинаем вечером под садовыми фонарями. Как оделись твои приятели?»
«Майло – арлекин, желтый с черным. Уэйнесс – розовая призрачная фея. А ты?»
«Еще не знаю. Миранда решила всех ошеломить в костюме Пьеро. Сегодня я тоже, наверное, надену что-нибудь в этом роде, а дальше посмотрим».
Утро они провели достаточно приятно – по крайней мере с точки зрения Глоуэна. К полудню трое молодых людей нашли свободный столик в «Старой беседке» – напоминающем деревенскую таверну ресторане на открытом воздухе, под большой шатровой беседкой, увитой сиренью и местной джелозарией. Из ажурной сводчатой галереи открывался вид на Квадратный парк, где уже собирались ряженые, праздновавшие Парилью.
Вскоре явилась Сесили – но не в костюме Пьеро, а в виде некоего фантастического существа в разноцветных лохмотьях и бахроме. По словам Сесили, это лоскутное одеяние изображало храмовую танцовщицу культа Калаки с древней Земли.
«Так вот как они выглядели, оказывается!» – прикинулся простаком Майло.
«Историческую подлинность гарантировать невозможно, – поспешила ретироваться Сесили. – А что у нас сегодня на обед?»
«Что ты рекомендуешь?» – поинтересовался Майло.
«Здесь вообще вкусно готовят. Мне особенно нравятся шашлыки под острым соусом, со свежеиспеченным хлебом».
«Их хорошо запивать холодным элем», – прибавил Глоуэн.
«Мне сегодня пить нельзя, – возразила Сесили. – Флоресте снова поменял все расписание. и мне придется выучить две новые программы до полудня в мильден. Все это не так уж трудно, но времени совершенно не остается… Легок на помине! Вот он идет!» Сесили указала на высокого человека с аскетическими чертами лица и пышной копной мягких седых волос, величаво, как аист, переступавшего длинными тощими ногами по аллее Квадратного парка.
«Все признаю́т, что он гений – в том числе сам Флоресте, – продолжала Сесили. – Он мечтает построить великолепный новый Орфеум и собрать в Араминту исполнителей и публику со всех концов Ойкумены. Флоресте мать родную продал бы, чтобы финансировать свой проект».
«А какого рода музыку вы будете исполнять?» – осмелилась спросить Уэйнесс.
«Самую разную. Вечером в верд я играю на флейте и на цингале в трио. Вечером в мильден нужно исполнить несколько пьес на меллокорде. А поздно вечером в смоллен, во время „Фантасмагории“, придется дублировать партию флейты в оркестре, пока не начнется мой „Танец бабочки“ – и на этом все кончится!»
«Я тоже хотела бы играть на разных инструментах! – воскликнула Уэйнесс. – Но у меня не получается, пальцы не слушаются».
Сесили мрачно рассмеялась: «Если бы твою матушку звали Фелицией Ведер, все твои пальцы стали бы слушаться, как миленькие».
«Неужели? И это все, что требуется?» – не поняла Уэйнесс.
«Ну… не совсем. Музыкальные инструменты подобны языкам – чем лучше ты знаешь один, тем легче научиться другому. Если, конечно, у тебя изначально есть к этому способности. А если, вдобавок, твою матушку зовут Фелицией Ведер, тебя заставляют бесконечно повторять гаммы и упражнения. Хорошо, что в молодости моя матушка не восхищалась укротителями львов или циркачами, разгуливающими по раскаленным углям! Только этих навыков не хватает в моем репертуаре».
«Бегать по раскаленным углям пусть учится Ябеда, – заключил Глоуэн. – Кстати об укрощении львов: смотрите-ка, какая тварь рыскает вокруг да около!»
«Кто это?» – снова не поняла Уэйнесс.
«Бесстрашный лев. В их клубе избранных восемь постоянных членов».
«Надо полагать, это не общество трезвенников», – предположил Майло.
«Ни в коем случае! Судя по тому, как волочится хвост данного конкретного бесстрашного льва, он успел изрядно насосаться. По-моему, это мой дальний родственник, Арлес Клатток».