Набу-ката-цабат задумал пойти извилистым путём…
Он сумел породниться с ассирийской правящей династией в расчёте на то, что через одного из Саргонидов приобретёт то же самое, чего так всегда жаждал. А жаждал он власти, и только её. Пусть и урезанной, и не царской теперь.
Ну и, конечно же, выбор у него пал на Шамаша, так как тот по матери являлся наполовину вавилонянином.
* * *
Свадьба Шамаша с дочерью Набу-ката-цабата состоялась ещё до того, как сводный брат Ашшурбанапала по завещанию получил во владение Вавилонию. Затем хитрый тесть сделался для Шамаша не только родственником, но и своим в доску парнем и начал исподволь внушать зятю, что тому было бы неплохо по-настоящему стать царём, а не оставаться всю жизнь безвольной куклой в руках везунчика.
Речи эти оказались не пустыми.
Они падали на благодатную и уже вполне взрыхленную почву…
* * *
План у Шамаша и его тестя созрел быстро и был он в общем-то довольно-таки простой: действовать надо осторожно и постепенно, привлекать на свою сторону как можно больше людей и выдавливать из Вавилонии всех тех, кто сохранял безусловную лояльность к Ашшурбанапалу. А ещё усиливать вавилонскую армию и расставлять в ней на командные должности преданных вавилонян.
Не последним пунктом плана было и налаживание отношений со жречеством, с банкирами и купцами, которые могли профинансировать в будущем Шамаша. Особую роль в этих планах играли вавилонские олигархи, и прежде всего две самых влиятельных среди них семьи- Нагибу и Мурашу (об этих могущественных семьях в дальнейшем ещё будет сказано отдельно).
Необходимо было так же установить дружбу и с вождями арамейских и халдейских княжеств, находившихся под боком.
* * *
Набу-ката-цабат, как всегда, был бесцеремонен. Появился он в покоях царственного родственника бесшумно. Шамаш только что встал и ещё даже не привёл себя в порядок и не начинал завтракать.
– Как дела, зятёк? – спросил Шамаша Набу-ката-цабат. – Как спалось сегодня?
Шамаш выглядел не важно. Он приложился смоченным в холодной воде платком к голове, но влажный платок не помогал. Шамаш тяжело вздохнул и страдальчески скривился:
– Бо-о-олит…
– Что, сильно?
– Ещё такого не было!
– Э-э-э, наверное, много выпил вчера? – делано посочувствовал тесть.
– Да, вроде, как всегда выпивал…
– Что, совсем уж немного?
– Вот клянусь, немного. Только поздно заснул. Впрочем, и сон долго не приходил. Ворочался с боку на бок. Ну а потом…Привиделся. Но какой-то, как бы это сказать? Какой-то странный…
– А ну-ка расскажи, зятёк? И что же тебе такого приснилось? – заинтересовался визирь.
– Э-эх, хех, хех, а приснилось мне, что я поджигаю своими руками дворец…
– Хм… Прямо и дворец? – визирь насторожился, и поспешил уточниться с вопросом: – Ну и какой? Чей это был дворец?
– Хочешь знать, чей дворец я поджигал?
– Ну, да.
– По правде сказать, я что-то так и не разобрал. Ниневийский… и-или… или вавилонский… И к чему этот сон, а? Я вот теперь всё не успокоюсь и думаю об этом. Думаю и думаю. От раздумий этих аж голова уже раскалывается.
Набу-ката-цабат деланно спокойно пожал плечами:
– Позвать может астролога? Что бы он нам всё прояснил с твоим сном…Только астролог нам может разъяснить его. Что за этим сном всё-таки стоит…
– Я об этом думал… И я его уже вызвал, – ответил визирю Шамаш.
Вскоре в покоях Шамаша появился придворный астролог.
Шамаш во всех подробностях пересказал ему свой сон, и астролог, поразмыслив немного, ответил:
– Могу сказать на это только то, что вскоре всё изменится. Но чтобы дать более обстоятельный ответ, мне необходимо провести гадание как положено, и желательно это сделать непосредственно в храме.
– Тогда, действуй! – Шамаш указал жестом, чтобы астролог покинул его покои.
– А я к тебе с новостью, – вкрадчиво заговорил Набу-ката-цабат, и подал зятю сандали и верхнюю одежду.
Шамаш не стал дожидаться рабынь и сам оделся и обулся.
– Надеюсь, новость у тебя хорошая и меня не расстроит? – переспросил он.
– Думаю, что хорошая, – ответил зятю визирь.
– Ну, говори тогда…Я весь в внимании, тебя слушаю.
– В Вавилоне проездом оказался человек…Ты я думаю его знаешь. У него прозвище… запоминающееся.
– Озвучь?
– Тебе что-то говорит прозвище Красавчик?
– Хм, а кто это? Постой ка, как ты сказал? Ещё раз повтори!
– Кра-а-асавчик… Это ни о чём тебе не говорит?
– Красавчик? Кра-а-асавчик… Не-ет, не припомню. Ты кого имеешь ввиду, проясни?
– Да знаешь ты его! И виделся с ним. Причём виделся не раз при Ниневийском дворе…
– Где? Когда? Напомни.
– Напомнить?
Шамаш закивал головой.
– В Северном дворце. Так прозвали одного молодого халдейского князя. Он родом из Приморья…
– А не Набуэля ли ты сейчас имеешь ввиду?
– Его.
– А-а! А я его тоже действительно знаю, хотя и не так чтобы близко с ним знаком. Ну и что?
Следует сказать, что Набуэль был не простым халдеем. Ему едва перевалило за двадцать лет, и он прослыл первым кутилой, а ещё и отъявленным сердцеедом.
После того, как прежний правитель халдейской области Приморья поддержал вторгшихся в пределы империи эламитов, а потом сбежал с ними, Ашшурбанапал решил преобразовать Приморье в обычную провинцию и назначить в неё уже своего ставленника. Выбор был долгий и достаточно сложный, и, в конце концов, пал на представителя того рода, который скептически был настроен к прежнему князю Приморья и находился даже в опале. И вот возможно новый уже губернатор направлялся в Ниневию, чтобы окончательно получить утверждение в этой должности.
Тесть и по совместительству визирь Шамаша произнёс:
– Я бы с этим князем вёл себя поосторожней, но с ним необходимо всё равно встретиться, пока он в Вавилоне.
– Зачем? – удивился Шамаш.
– Не перебивай, зятёк! Если думать о будущем, то это надо обязательно сделать! И даже больше того… – продолжил визирь. – Надо бы в честь этого князя нам устроить пир.
Шамаш недолго поразмышлял и дал на это согласие.
* * *
Настала теперь пора несколько слов посвятить этому самому Набуэлю. И я это сделаю охотно.
И вот почему…
В последние года полтора он обретался в основном уже не у себя на родине, а в столице империи, и вернулся в Приморье ненадолго, чтобы только проводить в последний путь своего отца. Хотя Набуэль был и молод, но он успел в Ниневии изрядно засветиться… Он там приобрёл громкую известность. Для своего времени этот князь был неординарной личностью. Те, кто знал этого юношу, считали его отъявленным щёголем, ну а мы сейчас дали бы ему другое определение и назвали бы его модником или франтом. Причём самым первым не только в Ниневии, но и во всей империи.
Набуэль умудрился много чего ввести в тогдашний повседневный обиход. Так именно он стал первым носить не сандали, а подобно варварам предпочитал одевать сшитые из кожи сапоги, но только на высокой платформе (такие прежде носили некоторые женщины), он так же начал облачаться и в необычного покроя верхнюю одежду, и после него стало особым шиком одевать на праздничных пирах парики. У него этих париков было очень много и они были самых разных расцветок.
А ещё он первым стал сбривать бороду и оставлял только аккуратные усики на лице. Во всём он был необычен, изыскан и утончён, и многие юноши намерено ему теперь подражали, так как он стал в некотором роде их кумиром.
Но этим не ограничивались его достоинства в глазах окружающих. Ещё этот князь был не только хорошим наездником и храбрым воином, но умел красиво говорить и играть на различных музыкальных инструментах. И этот князь превосходно пел. Голос у него был чистым и сильным. К тому же, этот юноша обладал и идеальным слухом.
Пел Набуэль не хуже лучших профессиональных певцов той эпохи. Причём, он не стеснялся петь и на пирах. Его часто просили, чтобы он спел хотя бы две-три песни на празднествах.
Пир по случаю гостя был устроен в тот же вечер. На нём присутствовало немного человек.
Сейчас Набуэль, сидя рядом с Шамашем, по просьбе хозяев исполнил несколько песен, но затем спел ещё одну, совсем новую, которую в Вавилоне ещё никто не слышал.
Когда Красавчик закончил её исполнять, наступила тишина, казалось, все оцепенели, и вдруг присутствующие опомнились и громко и восторженно захлопали в ладоши.
Шамаш обратился к гостю:
– Какая замечательная песня! Я ничего подобного ещё не слышал. А как она называется?
– «Соловей на ветке», уважаемый, – ответил юный князь.
– Д-да-а-а… Эта песня превосходна!
– Её написала новая подруга Великого царя, лидийка Аматтея. Она очень талантливая поэтесса. И её песни становятся всё более популярными.
Визирь встал со своего места и поднял кубок:
– Предлагаю выпить за здоровье брата нашего государя, за величайшего правителя Вселенной, за Великого царя Ашшурбанапала! Долгие-долгие ему лета! И пусть боги неустанно заботятся о нём!
Все единодушно поддержали тост визиря.
Пир продолжался до полуночи, а на следующий день Красавчик засобирался продолжить свой путь на север, в Ниневию. Там его ждали важные дела.
* * *
Шамаш и его тесть вышли проводить халдейского князя. Они обнялись и расцеловались уже как старые, закадычные друзья.
Шамаш велел снабдить караван знатного гостя продуктами и лично довёл Набуэля до его колесницы.
Когда караван Красавчика покинул царский двор, визирь вслед ему заметил:
– О-о-ох уж этот князь! Сразу видно, что он неплохой малый! И хотя он умеет как никто другой нравиться, но этот юноша всё-таки сам себе на уме. Впрочем, он всё равно окажется с нами в одной лодке…
– Ты в этом уверен? – покосился Шамаш на тестя.
– А у нас другого выхода нет, зятёк… И потом, у меня есть предчувствие… Я так скажу: в том, что Красавчик переметнётся на нашу сторону, я не сомневаюсь. Только надо набраться терпения. Однако по-о-ока… Пока что будем с ним осторожны.
Шамаш не стал спорить со своим тестем.
Правитель Вавилонии всецело полагался на чутьё своего первого министра.
Глава пятая
Под высокими сводами храма голос звучал как-то по-особенному. Может эту особенность ему придавало местное эхо?
– О, великая Пинекир, мать богов, прими от меня, матери Теумана, госпожи Шильках, дары, и помоги моему старшему сыну, только что занявшему трон, упрочить своё положение на нём! А ещё прошу тебя, посодействуй ему сокрушить всех явных и скрытых врагов! Я приношу тебе в жертву пять годовалых бычков, два таланта золота и восемь талантов серебра! Пусть Теуман станет для Элама самым лучшим царём! И будь благосклонна ко мне и ко всей моей семье!
Сделав строгое лицо и сложив ладони вместе, как предписывал обряд, Шильках низко поклонилась золотой скульптуре богини и попятилась назад. За её спиной толпились Главный жрец и его помощники.
Когда-то Пинекир была ведущей в эламском пантеоне богов, но сейчас она опустилась на третье место, а первых два обойдя её заняли мужские божества – Хумбан и Иншишунак.
Все обряды, которые исполнялись в честь Пинекир, не менялись уже тысячелетия. Совершали их только мужчины. И причём при исполнении их им предписывалось быть обнажёнными. Исключение делалось для Главного жреца, да и то если только он был старше пятидесяти пяти лет, но и тогда он был обязан прикрываться лишь набедренной повязкой.
Жрецы и прислужники перед обрядом тщательно брили головы и совершали очистительное омовение, а потом наносили на лица краску. Различного цвета полосы украшали их лбы. Также они подводили глаза и рисовали у себя на груди зигзагообразные узоры. Каждый из них нёс особую смысловую нагрузку. Некоторые из жрецов утверждали, что это были символы очень древнего происхождения, которые эламиты использовали ещё до изобретения своей письменности. Но сейчас никто уже по большому счёту не мог эти знаки расшифровать. И даже сами жрецы не могли это сделать.
Весь обряд задабривания матери богов проводился в храме, находившемся неподалёку от Суз, в Дур-Унташе. Храм этот представлял из себя целый комплекс различных сооружений, главным из которых являлся четырёхступенчатый зиккурат высотою в 60 царских локтей (42 метра), выстроенный из кирпича и облицованный плитами из известняка (зиккурат этот сохранился до наших дней почти в первозданном виде и находится он на юго-западе Ирана).
Атлетического сложения и совершенно обнажённые прислужники, уже закололи бычков и стали вносить на огромных бронзовых блюдах куски ещё дымящегося мяса. Затем они внесли кувшины со свежей кровью и только после этого начали складывать у основания алтаря золотые слитки.
Слитков было много. Пожертвования оказались необычно щедрые.
У Главного жреца от алчности загорелись глаза, и как он ни старался, но так и не смог скрыть охватившей его радости.
* * *
Шильках чем-то походила на ассирийскую царицу-мать Накию-старшую. Она тоже была в достаточно почтенном возрасте, но прекрасно сохранилась. Выглядела она совершенно потрясающе. У неё была девичья фигурка с по-прежнему осиной талией и не было ни одной морщинки даже вокруг глаз. А ещё она была властной и энергичной. Сейчас она терпеливо ждала заключения Главного жреца, ну а тот не торопился. Наступил наконец-то его звёздный час.
Вот прислужники воскурили на алтаре аравийские благовония, заиграла музыка храмового оркестра, и началось долгожданное гадание.
Главный жрец что-то выпил из ритуального кубка, потом склонился над внутренностями заколотых бычков и что-то зашептал, а затем закружился и начал размахивать руками. Вскоре он и вовсе завертелся так, что зарябило в глазах, и войдя в транс неожиданно рухнул на пол.
Некоторое время он лежал неподвижно, как будто потерял сознание, но затем очнулся, приподнял вначале голову, потом поднялся весь, подобрал валявшийся рядом посох и, опираясь на него, повернулся к царице-матери лицом. Глаза у него были уже потухшие, а вид опустошённый. Однако, собравшись с последними силами, он стукнул посохом о каменные плиты и возгласил:
– Великая богиня Пинекир приняла твои жертвы, госпожа! Она поможет тебе и твоим сыновьям!
Шильках ответ этот Главного жреца не показался достаточным:
– А Теуман? Что с ним будет? – пребывая в тревоге, не могла не переспросить она.
– Удача пока что твёрдо на его стороне!
– И долго не оставит удача его?
– Пинекир ему покровительствует! – ответил ей Главный жрец.
– Я ещё кое о чём хочу спросить тебя? – задала ещё один вопрос царица-мать.
– Спрашивай, госпожа!
– А есть надежда, что он хотя бы изменится?
– Об этом ничего не могу сказать. Но будь по отношению к старшему сыну осторожна…
– Осторожна?!
– Да!
Шильках несколько рассеяно кивнула головой.
В общем-то теперь уже хотя бы отчасти удовлетворённая результатами обряда и стараясь не заострять внимание на совершенно голых прислужниках, Шильках вышла из храма и проследовала к колеснице.
Дур-Унташ находился в четверти фарсаха от Суз и, по сути, являлся восточным пригородом эламской столицы.
Через три часа Шильках вернулась к себе во дворец.
* * *
Об Эламе можно долго говорить. Он имел давние традиции и считался одним из древнейших государств. Цивилизация в этой стране зародилась одновременно с шумерской и может быть чуть позже, чем в Египте. Однако объединился он намного позднее.
Впервые централизованное государство образовалось в нём при аванском правителе Пепе в XXV веке до новой эры, и почти два века основанная им династия заправляла в этой стране. Потом в Месопотамии образовалось Аккадское царство, Элам не выдержал конкуренции с ним, и аккадцы его покорили.