В 1920 году Джек был холостяком и снимал квартиру (или комнату) в Восточном Гарлеме на 114-й улице. В отличие от семьи Соломонов, он жил в одиночестве. Впрочем, вскоре после знакомства с Селией эта ситуация изменилась. Джек и Селия поженились весной 1920 года в доме ребе из Ботошани. Молодожены переехали в дом 777 на Вест-Энд авеню на углу 98-й улицы в Верхнем Вест-Сайде на Манхэттене, в котором прожили два года до появления первенца. 28 декабря 1922 года у них родился сын, которому они дали два нееврейских имени и еврейскую фамилию, которую в итоге он не использовал: Стэнли Мартин Либер. Наверняка, называя англосаксонскими именами ребенка, Джек и Селия хотели показать, что он – дитя Нового Света, и, как бы ни сложилась его судьба, ребенок никак не связан с миром, из которого с таким трудом убежали его родители.
Трудности работы биографа в некоторой степени похожи на сложности, с которыми сталкивается психоаналитик, только гораздо более тщетные. Представители обеих профессий стремятся понять человека и его характер, анализируя повторяющиеся темы и лейтмотивы его внутреннего и внешнего мира. Биографы и психоаналитики утверждают, что в формировании личности человека нет более важного периода, чем детские годы. Святому Игнатию де Лойола приписывают фразу: «Дайте мне ребенка в первые семь лет его жизни, и я сделаю из него мужчину». Биограф и психоаналитик сталкиваются с тем, что человек, которым они занимаются, плохо помнит свои детские годы, в которые он формировался как личность. Однако у психоаналитика гораздо больше шансов получить честный ответ о юных годах пациента, чем у биографа, который в своей работе должен полагаться главным образом на истории о человеке, которые находятся, так сказать, в открытом и публичном доступе. В этом смысле писать о Стэне вдвойне труднее, так как он был склонен к вранью и преувеличениям.
Вот один из примеров. История об участии Стэна в конкурсе на написание эссе. В возрасте пятнадцати лет он участвовал в конкурсе для молодых писателей, организованном New York Herald Tribune, газетой, которая позже сыграла большую роль в его жизни. Задание было следующим – написать эссе о каком-либо новостном событии, произошедшем за прошлую неделю. В 1977 году Стэн говорил так: «Я побеждал в этом конкурсе три недели подряд, после чего редактор Herald Tribune вызвал меня к себе и сказал: “Слушай, завязывай с этим конкурсом. Дай шанс выиграть кому-нибудь другому!”» В версии, рассказанной Стэном, редактор спросил его, кем он хочет стать, когда вырастет, на что тот ответил, что мечтает стать актером. Редактор спросил: «А почему бы тебе не стать писателем? Я не знаю, как хорошо ты умеешь играть, но со словами у тебя все в порядке».
Стэн наверняка не рассчитывал на то, что кто-то попытается проверить достоверность этой тривиальной истории. Я поднял архивы газеты и узнал, что 7 мая 1938 года Стэнли Мартин Либер занял седьмое место по результатам написания эссе, после чего в течение последующих двух недель его имя и фамилия два раза упоминались в газете среди девяноста девяти других ребят, приславших свои эссе. Вот информация из газет. Стэнли ни разу не был первым по результатам написания эссе, не говоря уже о трех победах подряд, которым можно только позавидовать. Следовательно, и личная встреча с редактором явно не состоялась. Этот эпизод наводит нас на мысли о том, что не стоит верить на слово Стэну, когда он говорил о своем детстве и юношеских годах. Тем не менее эта история имеет большое значение. Она говорит о том, как Стэн воспринимал себя самого, и, что самое главное, как он хотел, чтобы окружающие его воспринимали.
Лейтмотивом всех рассказанных Стэном историй о своем детстве является желание убежать: убежать от своего социального класса, неизвестности и даже от своей собственной семьи. Это желание очевидно в первых главах выпущенной в 2002 году книги «Excelsior!: Удивительная жизнь Стэна Ли». Это странная полубиографичная книга, написанная в соавторстве с Джорджем Мэйром – автором, специализирующемся на создании биографий знаменитостей. В этой книге рассказ от первого лица переплетается с повествованием от третьего. Стэн начинает книгу на странной ноте, в который чувствуются отголоски эдипова комплекса:
«Мне всегда было жалко своего отца. Он был хорошим, честным и заботливым человеком. Как и большинство родителей, он желал своей семье только самого лучшего. Но время было против него. Во время Великой депрессии у людей не было работы.
Я видел, какое деморализующее воздействие безработица оказывает на дух человека, который начинает чувствовать себя ненужным. Это привело к тому, что у меня появилось чувство, которое сохранилось на всю жизнь. Ощущение того, что самое важное для человека – это необходимость быть занятым, быть востребованным и нужным. Лучше всего я чувствую себя, когда работаю над несколькими проектами одновременно, что, конечно, полное сумасшествие, потому что я всегда мечтаю о том, чтобы у меня было больше свободного времени. Тем не менее, когда я занят, то чувствую, что я нужен, и от этого мне становится хорошо.
Вот вам, так сказать, сессия моментального психоанализа, который к тому же не будет стоить вам ни цента».
Вот это, пожалуй, и есть ракурс, помогающий понять всю жизнь Стэна. Он не был человеком, склонным к рефлексии на людях, и почти никогда не говорил о своих родителях. В уже упомянутой книге Excelsior он практически не упоминает об их смерти, несмотря на то что оба они ушли из жизни довольно трагично, и их кончины наверняка оказали на него какое-то воздействие. Крайне симптоматично, что в те редкие случаи, когда Стэн упоминал своего отца, он говорил о нем крайне резко. Стэн также говорил о том, что хочет быть богаче, быть более востребованным, да и в целом более хорошим человеком, чем тот, кто являлся его отцом.
Трудно сказать, какими людьми были Джек и Селия и как к ним относился их первенец, поскольку мы располагаем минимальной информацией. Стэн писал: «Джек был, как мне кажется, умнейшим человеком. Он очень много читал, главным образом новости. Он читал все газеты, которые мог достать». Судя по всему, обстановка в семье была не самой простой. «Мне всегда хотелось, чтобы мои мать и отец любили друг друга так же сильно, как моего младшего брата Ларри и меня». Это Стэн написал в книге Excelsior. Далее он пишет так:
«Они оба были хорошими, любящими родителями, и мне кажется, что дети были единственной радостью в их жизни. Мы с братом всегда сожалели о том, что судьба не оказалась к ним чуточку добрее. И хотели, чтобы родители были более счастливыми. Они наверняка любили друг друга, когда поженились, но мои самые ранние воспоминания ограничиваются лишь их постоянными ссорами и пререканиями по мелочам. Практически всегда предметом спора были деньги или, точнее, их недостаток. Уже в самом раннем возрасте я понял, как страх бедности и постоянные переживания по поводу нехватки денег на покупку продуктов могут омрачить брак. Я всегда сожалел о том, что к тому времени, когда я начал достаточно зарабатывать для того, чтобы им помогать, было уже слишком поздно».
В этих строках читается алчность ребенка, выросшего в период Великой депрессии (и, возможно, отголосок споров о деньгах с женой и дочерью, но об этом мы поговорим позднее). Также в этих словах присутствует весьма сомнительное утверждение о том, что между отцом и сыном существовали теплые и любящие отношения. Есть ощущение, что Стэн представляет ситуацию не совсем такой, какой она была на самом деле. «Зачастую он был сложным человеком, – отвечает Ларри на вопрос о своем отце. – Я его не совсем понимаю». Племянница братьев Джин Дэвис Гудман (жена Мартина Гудмана, издателя компании, которая позднее стала называться Marvel Comics) утверждала, что Джек был «требовательным» даже перед смертью, и описала отношения братьев и их отца так: «У него к ним были очень строгие требования – как надо чистить зубы, язык и так далее». Это описание созвучно с тем, что говорил о Джеке Ларри: «Он все время очень переживал по поводу того, что все надо делать правильно, и делал это так, что мне приходилось волноваться по поводу вещей, которые совершенно не заботили других детей. К примеру, мы стоим около витрины магазина, и он говорит: “Пошли, не стой у витрины. Человек товары продает, а ты витрину загораживаешь”». Ларри говорил, что никогда в прямом или переносном смысле отец не поднимал на них руку, он был холодным и мрачным, «постоянно переживал о том, что может кому-то причинить неудобство». У отца были свои, совершенно четкие представления о том, как люди должны себя вести, и он без стеснения навязывал их даже совершенно незнакомым людям. Ларри вспомнил такой эпизод: «Я раньше ходил с отцом в кино, и он иногда начинал пререкаться с женщинами, которые сидели перед нами. В то время женщины носили большие шляпы, и отец настаивал на том, чтобы они снимали их, а женщины не хотели этого делать. Мне эти споры были не по душе, и я перестал ходить с ним в кино». Когда в последние годы жизни Стэн начал терять память, то делал заявления, противоречащие тому, что писал об отце в своих мемуарах: «Даже когда я начал хорошо зарабатывать, отец не считал меня успешным человеком, – говорил он в интервью 2014 года. – Отец был погружен в себя и свои проблемы. И я частично перенял эту черту».
Судя по всему, братьям было приятней общаться с худой и тихой Селией, которая постоянно волновалась и переживала. «Она была очень честной. Если мама во что-то очень верила и считала, что что-то должно быть именно так, а не иначе, она открыто об этом говорила, – рассказывает Ларри. – Во всех остальных случаях она свое мнение никому не навязывала». Селия бросила работу для того, чтобы заниматься домом и детьми. По словам Стэна, мать «большую часть времени убирала нашу маленькую квартиру и готовила на кухне». Ларри говорит, что его мать «постоянно волновалась. Если я куда-нибудь уходил, то должен был вернуться вовремя не потому, что она начинала сердиться, а потому, что волновалась. Мама очень много волновалась». Джин Гудман подтверждает эту информацию и говорит, что Селия была «одержимой матерью», а ее отношения с мужем «только усложняли ситуацию». Ларри согласен с этой мыслью: «Мне кажется, что мать не очень хорошо ладила с отцом, и мне не хочется вдаваться в подробности». Как бы там ни было, Селия обожала своего первенца. «Моя мать была самым большим моим поклонником, – писал Стэн в черновых набросках своих мемуаров. – Поэтому я всегда думал, что какой-нибудь искатель талантов схватит меня, как только я выйду на улицу».
Ларри родился 26 октября 1931 года, спустя девять лет после рождения своего старшего брата. Из-за трепетного отношения матери к первенцу Ларри чувствовал, что живет в тени своего брата. Такое положение вещей продолжалось всю жизнь. «Моя мать говорила мне, – вспоминает во время нашего разговора Ларри, – “Будь таким, как твой старший брат”. Это я хорошо помню. “Почему ты не можешь быть таким, как твой брат?” Вот такое у меня было детство». Ларри вспоминает один эпизод, который запомнился ему на всю жизнь. «Мать рассказала мне, что, когда однажды пришла в школу за Стэном, учитель сказал ей: “Он просто замечательный. Стэн похож на президента Рузвельта”». Ларри говорит, что его старшего брата постоянно хвалили. «Мне приходилось с этим жить, приходилось с уважением относиться к созданному ему имиджу, – вспоминает Ларри. – Ситуация была очень похожа на ту, которая показана в картине “Ребекка”, – главной героине постоянно говорят о Ребекке, но она с ней так никогда и не встретится, понимаете?»
Адрес семьи, в которой происходила эта драма, постоянно менялся. Возможно, район Верхнего Вест-Сайда оказался слишком дорогим для семьи со скромным достатком, поэтому к концу 1924 года они переехали в дом 619 на 163-й улице в район Вашингтон-Хайтс. Вскоре семья снова собрала свои пожитки и перебралась в дом 1720 по Юниверсити-авеню в Бронксе. Оба района считались местом, где проживают представители низшей прослойки среднего класса, и в них насчитывалось много евреев (хотя там жили представители не только этой национальности), включая некоторых родственников семьи Соломонов. Семья Соломонов была большой, и братья часто общались со своими родственниками. Семейные связи сыграли большую роль в развитии карьеры Стэна, хотя он, судя по всему, не особо любил своих родственников. «Я ненавидел семейные посиделки, – признавался он в черновом наброске своей биографии, – но очень часто по воскресеньям мне приходилось посещать эти мероприятия».
На этих ненавистных Стэну семейных встречах присутствовали довольно колоритные персонажи. Например, гламурная тетя Митци и ее муж-англичанин Артур, работавший фиксером в киноиндустрии, тетя Фреда и ее не в меру щедрый жених Сэм, который раздал все свои деньги, ничего не оставив собственной семье. Был кузен Морт и кузина Мидж, он был продавцом, а она, будучи еще молодой, вскоре умерла от гепатита. Был также «маленький» Эд, занимавшийся продажей шляп; у него был сын Стюарт Соломон, который позже изменил свое имя и стал Мелом Стюартом, режиссером таких картин, как «Вилли Вонка и шоколадная фабрика» и «Если сегодня вторник, то это должна быть Бельгия». Несмотря на то что Стэн и Мел работали в индустрии развлечений, они, судя по всему, во взрослом возрасте практически не общались. Сохранилась запись Стэна, сделанная соавтором его биографии Excelsior, в которой тот мрачно пишет следующее: «Мой единственный знаменитый родственник – МЕЛ СТЮАРТ, неприязнь с первого взгляда». И наконец, были упомянуты кузина Джин и дядя Робби, которые принадлежали к другой ветви семьи Соломонов. Робби в юности был спортсменом и во взрослом возрасте, как выразился Ларри, тоже был «нормальным парнем». Робби женился на сестре издателя Мартина Гудмана и работал на него. Позже Джин еще сильнее укрепила связи между двумя семьями, выйдя замуж за Мартина Гудмана. Оба этих брака сыграли свою роль в изменении курса истории поп-культуры.
Основа этих будущих изменений, с которыми мы связываем имя Стэна, также закладывалась у него дома и во время уроков в школе. Мальчик очень любил читать. Позже он говорил о том, что влюбился в короткие комиксы, которые публиковали в газетах. Вскоре Стэн признавался в том, что его любимыми были серии «Дети Катценджаммера» (Katzenjammer Kids), «Скиппи», «Дик Трейси», «Смитти» и «Гампсы». Точно так же, как и у миллионов американцев, в его семье появилось радио: «По воскресеньям мы слушали выступления комиков, – вспоминал Стэн. – Фреда Аллена, Джека Бенни, Эдгара Бергена и Чарли Маккарти, и, конечно, У. К. Филдса». Хотя Стэн редко признавался в том, что радио повлияло на его творчество, выразительность и ритм фраз передач золотой эпохи радио прослеживаются в диалогах и сюжетах, которые он позже писал для Marvel. Огромное влияние на Стэна оказал и кинематограф. Он вспоминал о том, что поблизости от их дома в Вашингтон-Хайтс находилось пять кинотеатров, поэтому был большой выбор фильмов, которые Стэн мог посмотреть. В детстве Стэну нравились картины с участием Чарли Чаплина, Роя Роджерса, а также его кумира – удалого Эррола Флинна, которого во всех смыслах можно назвать протосупергероем. «Эррол Флинн был моим богом, – вспоминал Стэн много десятилетий спустя. – Тогда мне было около десяти лет. Когда я выходил из кинотеатра после просмотра фильма с Флинном, на моих губах была кривая усмешка, мне казалось, что я улыбаюсь, как он, что на моем поясе висит воображаемый меч, и я всей душой надеялся на то, что встречу девчонку, которую терроризирует какой-нибудь негодяй, чтобы прийти ей на помощь, понимаете?»
Кроме этого Стэн обожал читать. «Дома во время еды – будь то завтрак, обед или ужин – передо мной на столе лежала книга или журнал, – вспоминал он. – Одним из первых подарков от мамы была подставка для книги, чтобы мне было удобнее читать во время еды… Мама говорила, что, если у меня за столом не было книги или журнала, я читал все, что написано на этикетке бутылки с кетчупом». В мемуарах и интервью он перечислял своих любимых авторов, писавших как высокую и качественную литературу, так и всякий ширпотреб. «Больше всего мне нравились книги Герберта Уэллса, Артура Конана Дойля, Марка Твена и Эдгара Райса Берроуза, – писал он. – Потом были, казалось, нескончаемые серии “Братьев Харди”, книги про Дона Стёрди, Тома Свифта и “Друзья мальчишек”… Спустя некоторое время мой выбор стал более эклектичным. Я открыл для себя Эдгара Аллана По, Чарльза Диккенса, Эдмона Ростана, Омара Хайяма, Эмиля Золя и, конечно, Шекспира». Стэн стал фанатом произведений, написанных на ранненовоанглийском языке. В первую очередь это творения Шекспира («Я совершенно уверен, что был не в состоянии понять большую часть того, что написал великий бард, потому что был подростком, но меня захватывал ритм его слов и яркий, выразительный язык, и такие пассажи, как “Эй! Горацио!”») и Библия короля Якова («Обожаю такой стиль письма, почти поэтические старые местоимения “тебе”, “вы”, а также глагол “породил”, из-за чего кажется, что даже самая простая мысль наполняется драматизмом».)