Юста обращалась с нами так же, как с остальными, – весело и даже, как мне казалось, доброжелательно.
Мы тогда уже начали работать в швейной мастерской, но нам пока не поручали ничего сложного: мы просто изучали типы тканей, учились вырезать разные фигурки и сшивать их вручную. Трина, как и в спальне, была моей соседкой, поэтому я видела всё, что она делает. Иногда она сворачивала обрезки тряпок и прятала в карман. Однажды я выждала, пока наставница отвернётся, и шёпотом спросила:
– Что это у тебя?
Трина покраснела и ничего не сказала. Я больше не спрашивала, но иногда размышляла, зачем ей это. По ночам я теперь спала лучше – слишком уставала за день и даже не успевала поплакать перед сном. Но однажды я проснулась среди ночи от какого-то хруста. За окном висела огромная жёлтая луна, свет падал прямо на Трину. Она сидела на кровати, на одеяле перед ней лежало что-то тёмное, а Трина тянула нитки, и они разрывались с тихими щелчками. Этот звук меня и разбудил.
Я немного понаблюдала молча, а потом села на кровати. Трина испуганно повернулась ко мне.
– Что ты делаешь? – прошептала я.
– Не скажу.
– Почему?
– Это секрет.
Я молчала. Трина разорвала последнюю нитку и стала вертеть в руках этот непонятный комок. Потом не выдержала и протянула его мне:
– Посмотри. Это кукла.
Комок и правда напоминал куклу. Из обрезков ткани, из маленьких лоскутков Трина скрутила человечка в юбке. Все кусочки были тщательно перевязаны нитками – их-то Трина и обрывала, когда я проснулась.
– Это ты сама придумала? – спросила я. Дома у меня остались настоящие куклы, но здесь, в приюте, в игровой комнате нам давали только кубики и мячики. Я замолчала, чтобы не расплакаться.
Трина забрала у меня куклу и сказала:
– Это подарок.
– Для кого?
– Для Юсты.
Мне стало обидно, что это не я додумалась до такого. Мне ведь тоже нравилась Юста! Вот бы я была такой же умелой, как Трина! Тогда бы я тоже могла что-нибудь подарить Юсте.
Мы ещё немного пошептались и заснули.
Следующим утром шёл дождь – прогулку отменили, а днём нас вывели во двор, где ещё не просохли лужи. Девочки ходили туда-сюда небольшими группами, бродили вдоль забора, присаживались на скамейки. Юста стояла хмурая, не предлагала никаких игр, поэтому и остальные не веселились.
Трина взглянула на меня, как будто искала поддержки. Я догадалась, что она собирается сделать, и кивнула, чтобы подбодрить. Трина медленно пошла вперёд, достала из кармана куклу и протянула Юсте:
– Вот. Это тебе.
– Что это? – Юста взяла подарок осторожно, двумя пальцами.
– Кукла. Я сама сделала. Для тебя.
– Для меня? – Юста всё ещё держала куклу на вытянутой руке, как будто боялась запачкаться.
Потом она подбросила куклу и ловко поддела её носком ботинка, когда кукла уже почти упала на асфальт.
– Эй, девчонки! У нас новый мяч! – закричала Юста. И с разных концов двора к ней побежали её подруги. Юста хохотала, поддевая куклу ногой и пиная её так, чтобы попасть в лужу. Вскоре уже вся группа, кроме нас с Триной, вступила в игру. Бедная кукла летала по двору, тонкие нитки, так старательно завязанные Триной, разорвались, и лоскутки сыпались на асфальт и оставались лежать под ногами у разгорячённых девочек.
Трина так и осталась стоять на том месте, где отдала Юсте подарок. У неё было такое белое лицо, что я вспомнила маму – она выглядела так же, когда прощалась со мной. Трина шевелила губами, как будто пыталась что-то сказать, но я ничего не слышала. Потом она повернулась ко мне, я увидела слёзы у неё в глазах и почему-то шагнула назад. Я не хотела стоять рядом с ней. Спиной я почувствовала, что упёрлась в забор; острый край какого-то камня больно впивался между лопатками, а я всё сильнее прижималась к нему; мне было всё больнее, и скоро у меня тоже потекли слёзы.
Кукла уже совсем рассыпалась, от неё осталась только мягкая кучка тряпок. Юста продолжала хохотать, и я впервые заметила, какая она некрасивая: длинный тонкий нос, мелкие острые зубы. А смех казался визгливым и таким громким, что я зажала уши руками.
Мяча больше не было, а Юсте хотелось продолжать игру. Она подцепила ногой остатки тряпок и подтащила этот бесформенный комок к Трине.
– Забирай свою куклу!
Юста посмотрела Трине в глаза, усмехнулась и плюнула на бывшую куклу.
– Ну же? Забирай, я сказала! Что стоишь!
Трина, не вытирая слёз, вдруг рванулась вперёд и начала колотить Юсту кулаками. Юста сначала попятилась, но быстро сообразила, что происходит: эта дура-новенькая осмелилась на неё напасть! Юста изо всех сил толкнула Трину, та упала, подбежали другие девчонки, начали пинать Трину ногами.
В это время во двор выбежала наставница – она должна была присматривать за нами, пока мы гуляли, но её вызывали к начальнице, и она ненадолго оставила нас одних. Я не помню, что она кричала, какими словами ругала Юсту и её приспешниц, что говорила Трине.
Я по-прежнему стояла у забора и молча плакала. Наставница помогла Трине встать, взяла её за руку, посадила на скамейку рядом с собой, и они долго разговаривали. Когда закончилось время прогулки, все чинно пошли в здание, как будто ничего не случилось.
Мы с Триной никогда не говорили о кукле и об этом случае. Мы с ней вообще больше не говорили. А по ночам, если я не могла заснуть, я нарочно переворачивалась на другой бок, чтобы не видеть слёзы на щеке Трины.
Через полгода Юсту перевели из нулевой в младшую группу, а потом её и вовсе забрали какие-то родственники. Трина оставалась в приюте ещё два года, а потом заболела, попала в больницу и больше не вернулась.
Глава 9. Последние письма
Мой план с фальшивыми письмами по-прежнему работал – примерно раз в две недели я сочиняла новые тексты. Валите я писала, что её поклонник недавно опять проходил мимо приюта и видел издали, как она играла с девочками, бегала по всей площадке и ловко отбивала мяч. Получалось очень правдоподобно, я специально описывала именно те прогулки, на которых Валита делала что-то особенное, – в мяч мы играли редко, и она понимала, что таинственный незнакомец действительно мог видеть нашу игру. Подбрасывать записки в нишу на заборе удавалось легко: когда я шла из школы, на улице не было никого из воспитанниц – в это время они или работали на фабрике, или шили в мастерской. Меня даже иногда просили проверить, нет ли в нише новой записки. Тогда я могла не прятать её под камень, а сразу нести Валите.
Единственное, что меня настораживало, – пассивность Валиты. Получив первое письмо ещё в начале февраля, она ведь могла попросить меня написать ответ этому загадочному поклоннику и оставить в той же нише на заборе. Тогда в следующий раз тот мальчик мог бы заметить записку, когда будет опускать туда своё письмо. Но Валите это даже в голову не приходило, а я и не думала ей подсказывать такой вариант, ведь это усложнило бы мою задачу. Сочинять поддельные письма, опираясь только на собственную фантазию, было намного проще, чем писать ответы на настоящие записки.
С Большим Туганом приходилось изобретать хитрости. Первые две записки ему подсунули уличные мальчишки, за галету. Но продолжать эту игру я не рискнула. При всей своей медлительности дураком Большой Туган всё же не был. Рано или поздно он бы сообразил, что записки в кармане появляются только после того, как его толкнёт на улице беспризорник. Тогда он мог бы схватить очередного такого мальчишку и колотить, пока тот не признается, кто именно передал ему записку.
Поэтому я придумала другой способ. За одну галету мой помощник проследил за Большим Туганом до самой его квартиры, а на следующий день, ещё за одну галету, отнёс записку прямо туда и засунул в щель между дверью и стеной. Родители весь день будут на работе, Большой Туган вернётся домой раньше, поэтому я знала, что он первым увидит записку.
Тексты я тоже старалась сделать правдоподобными. Наблюдала за Большим Туганом и старалась запомнить, если видела что-то особенное. А потом описывала, как «прекрасный незнакомец» шёл по улице и выронил тетрадку из сумки. Или стоял на крыльце школы с двумя другими мальчишками и громко спорил о чём-то, а потом толкнул одного из них. Или стоял на перекрёстке и жевал кусок хлеба.
Так прошёл весь февраль и начало марта.
Большой Туган со своими приятелями часто ходил на поле телесного здоровья, как раз мимо приюта, – моя идея ему понравилась, это и правда позволяло незаметно рассматривать девчонок во дворе. Я ходила на дневные прогулки, только если работала в вечернюю смену. Но если уж оказывалась во дворе вместе со всеми, всегда наблюдала за Валитой.
Девчонки, конечно, замечали стайку школьников, которые как-то уж очень неспешно двигались вдоль забора. Все думали, что один из них – это и есть поклонник Валиты. Но она сама при виде парней страшно смущалась, краснела и пряталась за спины подруг. К тому же на улице всё это время было холодно, и Валита часто гуляла в платке, поэтому воображаемый поклонник, даже если бы он и существовал, всё равно не понял бы, у которой из девочек причёска «как золотое солнце». Так что шансов на встречу у них не было, и Валита сама начинала это понимать.
А Большой Туган ничего не знал о её прекрасных волосах, потому что у него в записках о внешности поклонницы ничего не говорилось. Как бы он мог догадаться, кто именно пишет ему письма? Разве что, если бы какая-то из девочек подходила к забору и выразительно смотрела на него, но так никто не делал. Несколько раз Большой Туган даже спрашивал меня, кто бы мог писать такие письма. Ведь для этого девочка должна была хотя бы иногда проходить мимо нашей школы как раз в то время, когда у нас начинались или заканчивались уроки. Я начала размышлять вслух:
– После уроков точно не получится. Утренняя смена на два часа позже заканчивается. А кто в другие смены работает, те в полдень в приюте, на утренней прогулке, – их сюда не отпустят. Значит, только утром. Если идти из приюта на фабрику к восьми часам, можно мимо школы пройти.
– А вам разрешают такой крюк делать?
– Вообще-то нет. Но никто же не следит. Подумаешь, придёт в раздевалку на несколько минут позже, чем другие девочки. Могут и не заметить.
– А ты можешь узнать, кто позже приходит?
– Нет, не могу. Я же не работаю по утрам.
Большой Туган вздохнул и пошёл домой. Так он ничего и не выяснил.
А через несколько дней он попросил меня задержаться после школы. Сказал, надо поговорить. Мы с ним подождали, пока все уйдут, сели на верхнюю ступеньку, и он начал рассказывать.
К его родителям в выходной день пришли гости: инженер с папиного завода с женой и дочкой. Большой Туган увидел её – и онемел от восторга, как он сам выразился. Сказал, что никогда не встречал таких красивых девчонок. Волосы у неё были не тёмные, как почти у всех в нашем городе, и даже не светлые, как у некоторых, а какого-то необычного огненного цвета. У нас в школе ни у кого таких не было.
Его мама потом сказала, что они рыжие – старинное слово, она его от бабушки слышала. Я-то, конечно, знала это слово, много раз встречала его в книгах, но в одном Большой Туган был прав: у нас в городе почти не было рыжих – это очень редкий цвет.
Девчонка заметила, как он смотрит на её волосы, и усмехнулась. Представилась:
– Меня зовут Астая. А тебя?
– Большой Туган… Ой, то есть Торлан!
– Большой Торлан?
– Да нет, просто Торлан.
Про своё настоящее имя Большой Туган мне уже рассказывал, так что я не удивилась.
И вот, значит, их родители сели за стол обедать, а девчонка пошла с Большим Туганом в его комнату. Астая его расспрашивала про школу – она сама в другой училась, не в нашем районе. Большой Туган сначала смущался, но Астая его разговорила. Улыбалась ему, слушала. Он даже решил, что понравился ей. Конечно, он не собирался признаваться Астае, что в школе его считают тупым и что учится он совсем плохо. Но потом проговорился: сказал, что ничего хорошего не ждёт от выпускных экзаменов, боится, что не сдаст.
Как ни странно, Астаю это не напугало. Она сказала, что и сама терпеть не может школу. Там скучно, лучше уж на заводе работать. По крайней мере, уроки делать не надо.
Большой Туган очень обрадовался – хоть кто-то его понимает – и спросил:
– А что ты любишь делать?
– Гулять люблю. Особенно когда солнце светит.
– Одна?
– Когда как. Хочешь, завтра вместе погуляем после уроков?
Конечно, он согласился! Тогда она предложила ему подойти к поминальнику после уроков. Сказала, что знает там все переулки и может провести к водохранилищу. Большой Туган испугался:
– А разве туда можно одним ходить?
– Нет, конечно! – Астая засмеялась. – Но я всё равно хожу.
И вот сейчас, собираясь на первое в жизни свидание, Большой Туган решил сначала поделиться новостью со мной. Меня это тронуло. Мне даже стало стыдно, что я столько времени его обманывала с этими дурацкими записками. А с другой стороны – я ведь только так могла защитить себя от мальчишек. Если бы я не подружилась с Большим Туганом, они бы так и продолжали надо мной издеваться. А у меня было слишком мало свободного времени, чтобы терять его по пустякам.
– Торлан! – Несколько дней назад я стала обращаться к нему по имени. И сейчас мне хотелось ему напомнить, что на самом деле он не такой, каким все считают Большого Тугана. – Удачи тебе! Ты хороший – Астая не пожалеет, что с тобой познакомилась!
Он радостно улыбнулся, помахал мне рукой и побежал к поминальнику.
Глава 10. Как Торлан стал Большим Туганом
Однажды после уроков мы с Большим Туганом остались в классе вдвоём. Ему нужно было переписать контрольную по новейшей истории, а даритель знаний опаздывал. И в этот же день он пообещал мне принести книгу с дополнительными материалами, которых не было в учебнике, поэтому я тоже его ждала. У меня в животе заурчало от голода; я смутилась, а Большой Туган молча достал из кармана толстый ломоть хлеба и протянул мне половину.
– Ешь. Когда ещё в свою столовую попадёшь!
Хорошо ему, у него отец – начальник. У них пайки совсем другие. Считается, что чем выше должность, тем лучше нужно питаться, чтобы справляться со своими обязанностями. И вся семья такого сотрудника тоже получает улучшенный паёк. Это только у нас в приюте пайки минимальные. Пользы от нас пока мало, одни расходы: государство нас кормит, поит, одевает, позволяет жить в тепле и спать на кроватях. А работаем мы пока даже неполную смену.
Поэтому нам выдают строго отмеренные дозы белков, жиров, углеводов. Ровно столько, чтобы мы были здоровы и могли работать. Таких крупных кусков хлеба я не видела с тех пор, как попала в приют. Даже в гостях у тётушки Марты мне доставались только тоненькие ломтики, её паёк тоже был не из лучших – бывшая фабричная работница, даже не мастер, а теперь простая сторожиха.
Мы сидели на подоконнике, жевали хлеб и смотрели на улицу. Сидеть на подоконниках не разрешалось, но директор сказал, что дарителю знаний пришлось срочно уйти, он вернётся только через полчаса. Так что мы увидим, как он подходит к школе, и успеем спрыгнуть. По тротуарам шли редкие прохожие, подняв воротники курток. Ветер нёс по асфальту обрывки объявлений, сорванных с забора напротив школы. Солнце так и не выглянуло, накрапывал дождик, вода в лужах морщилась, когда на неё падали капли.
Я вздохнула. Большой Туган подумал, что из-за учёбы. Решил, что мне надоели эти бесконечные контрольные, задания, мысли об экзаменах. Ему хотелось меня подбодрить.
– Не грусти, немножко осталось. Ещё три месяца, и всё. Больше никакой школы.
Я не ответила, а ему хотелось поговорить. Со мной разговоры получались совсем не такими, как с парнями из его компании. Он мне доверял. Чувствовал, что можно делиться со мной чем угодно и я ничего никому не расскажу.