Артефакты - Мария Свешникова 5 стр.

– Романовичу сказала, а не мне, – попытала я счастья еще раз.

Спустя два часа звонков, электронных писем и сообщений Алек выяснил, что снимал вечеринку некий Фил Тродуэн. На самом деле он, естественно, был Филиппом Скоробковым, просто из генеалогического древа вызнал, что его прабабка водилась с каким-то французишкой, и взял его фамилию как творческий псевдоним.

– У меня есть его домашний адрес. Поехали! – закопошился в прихожей Романович.

– А мы не можем просто попросить его залить фото? – поинтересовалась Настя.

– Зачем? Я просто заберу у него карту памяти, так надежнее. А он скажет, что у него украли фотоаппарат. Поехали.

Мсье Тродуэн жил за городом.

Я на скорую руку соорудила нам с десяток бутербродов, а Настя умудрилась за секунду до выхода нырнуть обратно в квартиру Романовича, слямзить оттуда пару подушек и плед и в обнимку с этим скарбом направилась к машине. Мы растянулись на заднем сиденье и еще до выезда на трассу обе уснули.

Стоит ли пояснять, что проснулись мы с Настей через два часа в лесу. Она судорожно толкала меня в бок.

– Где Романович?

– Какой Романович? – я плохо соображала спросонья и не очень четко выстраивала в голове цепочку последних событий.

– Твой злополучный Романович.

Я выбралась из-под пледа и оценила диспозицию. Ни души вокруг. Ключей в зажигании я также не обнаружила.

– Если честно, меня больше интересует, где мы с тобой, а не где Романович.

Спустя несколько зевков мы, лениво потягиваясь, выползли из машины и решили осмотреться. Вечерняя полумгла наплывала с востока, розоватое небо, расчерченное тонкими ветками, рисовало пейзаж японской акварелью. Дорога обрывалась возле небольшой тропки вглубь пролеска. Позади нас в поле зрения были несколько громоздких коттеджей грубой красной кирпичной застройки начала девяностых, лес и разнузданная дорога с ярко выраженной колеей. Пока мы потягивались, разминали ноги и наслаждались тишиной, послышался щелчок. Машина автоматически закрылась.

Мы с Настей дрогнули от испуга и переглянулись.

– Ты, конечно же, телефон тоже в машине оставила? – почему-то не сомневалась она во мне.

По лесу в пижаме и халате мне еще не доводилось расхаживать, но все когда-то случается в первый раз. Мы шли, отдаляясь от солнца и наступая на тени самих себя. Звучит странно, но до того момента я несколько лет не чувствовала себя объемной картинкой.

– Не заплутать бы! – оглядывалась по сторонам Настя, пытаясь вычленить запоминающиеся детали местности.

Я виновато кивнула.

– Предлагаю разделиться и отправиться на поиски Романовича.

– Это вот чтобы наверняка и точно всем потеряться? – я остановилась и воззвала к разуму.

– Ну хорошо, пошли хоть в лесок прогуляемся, а то физиология – дело такое. А дальше решим.

Естественно, когда мы вышли из леса, машины Романовича не было.

– Тебе какой вариант больше нравится: что машину с нашими телефонами и документами угнали или что Романович нас бросил в лесу? – Настя, в отличие от меня, никогда не доверяла Алеку и подозревала его во всех грехах и деяниях, особенно просматривая криминальные хроники.

– Какие теперь предложения, майн херр коммандант? – я посмотрела на Настю с искренним недоумением. – Лезть на самую высокую сосну и высматривать шоссе?

– Кстати, не такой плохой вариант. Но для начала предлагаю зайти в какой-нибудь дом и попросить телефон позвонить. Ты телефон Влада наизусть знаешь?

– Только Романовича, и то первых пять цифр. Что? Что ты так на меня смотришь? Это потому, что трехзначное число раз стирала его номер, чтобы не написать, когда выпью.

– Кстати, почему ты никогда не рассказывала, как встретила Влада? Если что, у меня в кружке кофе с коньяком.

– Давай, – я сделала солидный глоток с нескрываемой жадностью. – Это же коньяк с кофе!

– От перемены мест слагаемых похмелье не меняется! – Настя опустилась на скамейку возле старого скрипящего колодца. Я примостилась рядом.

– Ну это как сказать, – я снова пригубила, поморщилась и на выдохе изрекла: – Нас же Алек познакомил.

– Типа пристроил, как котенка, в добрые руки? Или это ты в отместку решила по его нервной системе проехаться?

– И то и другое. Сначала я мстила, хоть и не сознавалась себе в этом, а потом уже Романович, видимо, решил, что всем так будет лучше.

– Всем – это тебе или ему?

– Хочется верить, что мне. Знаешь, Влад же первый мужчина, с которым все как у людей, не фантасмагория с театром абсурда вперемешку, а по-настоящему, что ли…

– А с Романовичем было по-игрушечному?

– Романович – одна сплошная зона турбулентности. А Влад – он, как это модно говорить, четкий. И простой.

– И тебя это устраивает?

– Конечно, нет. Но я все равно не перестану пытаться стать человеком! – Я поднялась со скамейки и хотела было отправиться на поиски телефона, но Настя была непоколебима в своем любопытстве.

Говоря, что с Владом все развивалось как у людей, я, конечно, перегнула. Секс через час после знакомства совесть мне, может, и простила бы, но вот остальное, о чем я даже в подпитии подругам не рассказывала, – наверное, уже перебор. Тот самый факт биографии, который очень хочется перетянуть с рабочего стола в корзину, удалить, а потом и вовсе снести операционку, чтобы наверняка.

В те выходные мы с Романовичем в очередной раз зафиналили наш лямур-тужур, ни минуты не миндальничая и разразившись едкой крамолой. Я хлопнула дверью, схватила ноутбук в охапку, сунула косметичку в зубы и отправилась в седую ночь с косматыми облаками. Ни сердцебиения, ни влажных глаз, ни кома, подступающего к горлу, – одним словом, отмучилась. Мне хотелось пробить головой люк в крыше пучеглазого такси и вопить на всю улицу «Марсельезу», исполнить национальный танец племени маори и выпить на радостях бутылку розе. Последнее, как вы понимаете (хоть я и отсрочила одиночное пьянство насколько смогла), было излишним, ибо уже спустя два часа, гонимая бесами и жаждой высказать все, что думаю, я стояла под окнами Романовича.

Проще понять квантовый парадокс Зенона, чем объяснить мои поступки.

Домофон в подъезде Алека, как всегда, не работал, если столбик термометра пробивал дно и температура опускалась ниже –20 °C. Пришлось конкретно раскорячиться, упираясь ногой в косяк, и тянуть на себя дверь, представляя, что ручка – это репка, а ты – дедка и далее по списку. Только, в отличие от сказки, помимо извлечения корнеплода мне требовалось сохранить в целости и сохранности алкогольный провиант. Поэтому, поскользнувшись, я совершила кульбит (нелепое полусальто), грохнулась градусником в сугроб, но ни одна бутылка не пострадала. Отряхнувшись и набравшись решимости, я достаточно быстро победила дверь и уже в лифте ворочала в голове возможные поводы своего внезапного появления. Из вариантов в голову приходила экстренная нужда в справочнике фельдшера 1983 года или свитере с угрюмыми оленями из синтетической пряжи. Ага, в половине третьего ночи. Согласна, звучит не очень, но ничего путевого в голову так и не пришло. Так что я сделала глубокий вдох, прислонила дно бутылки игристого к звонку, а сама гордо выстроилась перед глазком – с видом, как будто на паспорт фотографируюсь.

Романович открыл дверь и попытался открыть еще и рот от неожиданности, но я тут же его перебила:

– Я в курсе, что мы разошлись, но мне очень нужно тебе все высказать и, кажется, лечь спать. Желательно тут.

– А с домом что? Ты его спалила или просто затопила? – Романович взял шубу, провиант и унес в неизвестном направлении. Я кряхтела и расстегивала ботинки с мерзким характером и заедающими молниями.

Романович, едва скрывая гримасу, готовый разразиться гомерическим хохотом, вернулся, наклонился и победил мою строптивую обувь одним рывком. Не отдаляясь от меня, он спокойным тоном спросил:

– Если совсем честно, ты почему приехала?

– Я? – на секунду я растерялась, а потом согласно своей реактивной системе бросилась в оборону: – Хотела сказать тебе, что ты мудвин и что я видела, как ты… – Тут мог бы быть миг внезапного откровения, но я впервые испугалась за свое психическое здоровье. Приняла друга Романовича за пьяную галлюцинацию. – Подожди, ты тоже видишь?

За низким столом-треногой вальяжно сидел мужчина приятной наружности и откровенно угорал над тем, что происходит. Он помахал мне рукой, откинулся на тахту и, захлебываясь, гоготал, видимо, сопоставляя рассказы Романовича с действительностью. Бравада во мне заметно поугасла.

– Проходи, знакомься – это Влад. Мы вместе были на стажировке в L. A., снимали одну квартиру на двоих. Только он у нас по экономическим аспектам, сейчас в аспирантуре или MBA заканчивает, я уже потерялся в его научных происках. Короче, мозг. Не то что мы с тобой.

– Прямо пресс-релиз, – удивилась я подробному введению в курс дела Романовичем.

– А это – Маша, моя…

– Уже не твоя, – внесла я поправку и улыбнулась.

– С каких пор? – пытался перевести все в шутку Алек.

– Уже трое суток, – я перевела взгляд на часы, – и четырнадцать минут как.

– Я думал, ты привычно взбрыкнула из-за того, что я уделяю тебе мало времени, – Романович перешел на шепот, понимая некоторую неловкость ситуации.

– Нет, не привычно. На этот раз с концами, – отвечала я ему синхронным шепотом, желая провалиться на этаж ниже.

– Почему?

– Да потому что я видела! – закричала я.

– Да что ты, твою мать, видела-то?

– Ребят, может, выпьем? Хорош, я ваших разборок правда не вывезу – только с самолета. Спокойно нафигачиться хочется, ей-богу!

Мне пришлось присесть в кресло рядом и натянуть дежурную улыбку, как маску в разгар сезонного гриппа. Влад цедил виски и рассматривал камни из стеатита, которые Романович использовал вместо льда. Я включила Lighthouse family на телефоне и вывела музыку на колонку.

– Прости за попсу. Мне сейчас прямо вот надо! – развела я руками, как всегда, оправдываясь за свои куртуазные выходки. – Кстати, у тебя руки красивые, – просканировала я Влада на вшивость и отличительные черты. Влад вытянул перед собой пальцы и присмотрелся.

– Ну да, ниче так. Странно, я думал, что женщины первым делом смотрят на ботинки: чистые или нет.

Романович в тот момент устроил на кухне поединок штопора и бутылки вина. Та предательски не поддавалась. Он активно грел уши, вслушиваясь в наш диалог и стараясь не упустить момент, когда я присяду Владу на уши, и вовремя оказать другу гуманитарную помощь в виде очередной порции односолодового.

Влад был красивый – точнее, как красивый. На пьяную голову все люди красивые, но этот – было в нем что-то такое булгаковское, с мрачной червоточиной и непоколебимым спокойствием. Я даже на несколько секунд зависла и не смогла вовремя отрикошетить репликой его ремарку про ботинки.

– Ты же босиком…

– Можешь оценить мои носки.

– Может, еще попросишь его встать и покрутиться? – вставил свои пять шекелей Романович.

– Наливай давай! – мне вдруг захотелось праздника, такого пира во время эмоциональной чумы. Зачем я вообще на самом деле приехала? Забыла.

– Не могу, я пробку раскурочил, и даже шариковой ручки нет – протолкнуть. Могу только виски. – Романович всегда переживал, когда у него что-то не получалось: открыть банку консервированных персиков, не порезавшись, пятый раунд в сексе или настроить кофемашину, чтобы она сама делала тебе кофе в определенное время.

– Ты же знаешь, что я и крепкий алкоголь – это хуже соды и кока-колы в закрытой банке.

– Да по фигу.

– Уверен?

Спустя десять минут казалось, кто-то из нас троих – лишний. Не то я, не то Романович, но точно не Влад. Он травил байки про откаты и финансовые схемы и анекдоты с бородой, которые заходили на хмельную голову как дети в школу. Мы сами не поняли, как Романович отсел от нас за ноутбук и, отгородившись наушниками от мира, погрузился в осмотр локаций для грядущих съемок.

– Глаза у тебя грустные, – вдруг прервал свои рассказы Влад.

– Нет, просто устала, и хочется…

– Секса? – отшутился Влад.

– Точно! Секса хочется! А я все думала, зачем я приехала! – Я затихла, уставившись, как Романович почесывает одной пяткой другую, совершая очередной звонок по скайпу с европейским продакшном.

– Со мной? – Влад не растерялся и вернул меня в «здесь и сейчас». Я поперхнулась, отвела глаза, зарделась пурпурным румянцем, а он продолжал смотреть. Стальные нервы.

– Не знаю. Может, и с тобой. Если ты не перестанешь на меня так смотреть, – Пьяная, я всегда беру окружающих на «слабо», а на самом деле – себя. И каждый раз уговариваю себя не пить ничего крепче кефира, но вино само телепортируется в мой холодильник. Ничего не могу с этим поделать.

– А как же?.. – Влад головой показал в сторону увлеченного работой Романовича.

– Во-первых, мы расстались.

– Как всегда, расстались! – на минуту пошел на попятную Влад.

– Не знаю, думаю, не как всегда. Знаешь, вот чую. Но это… чисто женская история. Понимаешь же?

– А во-вторых? – Влад поставил бокал на стол и (вроде как) случайно, ненароком, легко как-то… дотронулся до моего плеча. Домашний свитер давно сполз на одно из них и оголил ключицу.

– А во-вторых, даже если мы займемся сексом у него под носом на рабочем столе, все, что он может произнести, – это: «Потише, я работаю». Я его слишком хорошо знаю. Ему на всех, кроме себя, глубоко по фигу.

– Тебе только кажется, что ему все равно, – просто не показывает. Алек же не эклектичный маразматичный нарцисс, а нормальный мужик.

– Проверим?

И я поцеловала Влада. Он не сопротивлялся, возможно, покосился на Алека, но градус алкогольного опьянения, долгий перелет и душное помещение сделали свое грязное дело.

– Нет, я так не могу! – отпрянул Влад и устремил свой взгляд в спину Романовича.

– Он даже не заметил, понимаешь? А я… Я устала долбиться в его отдаленное сердце азбукой Морзе. Как-то стихотворение написала – и ты представляешь, Романович его прочел. И ничего не понял. Вообще не одуплил, что стихотворение, сука, о нем! Я в его жизни – просто реквизит! – руки сами взяли бокал Влада так, чтобы коснуться его пальцев. Опять-таки ненароком. Но с прозрачными намерениями.

– Стихотворение наизусть помнишь? – Влад развернулся ко мне и бросил вызов ситуации. Не отрывая взгляда, ни капли не смутившись, я начала читать единственный рифмованный текст в своей жизни. Глупый, нелепый, но про него. Про того, кто даже не обернулся, когда я изменяла. А когда изменял он – я смотрела. Видела… так, что не развидеть.

На чувствах, взятых взаймы, неожиданно для себя расплакалась. Нет, не искрометная истерика – так, пара слезинок, но настолько концентрированных и терпких, что они сползали селевым оползнем с щек, струились по шее и растворялись возле груди – быть может, орошали засыхающее сердце.

И мы снова начали целоваться. Теперь к алкоголю и духоте прибавилась искренность, а этот коктейль никогда еще не обращался совместным субботником или общественными работами.

– У тебя когда-нибудь был секс втроем? – опять слова осколками срывались с языка и ранили или хотя бы ставили в тупик встречных-поперечных в лице Влада.

– Ты это спрашиваешь из любопытства?

– А если предлагаю? – я старалась смотреть ему в глаза, чтобы не рассортироваться на атомы и молекулы от смущения или стыда.

– Чтобы двое мужчин и одна женщина – такого не случалось. Обычно я был единственным мужчиной в подобных затеях – было и две, и три женщины…

– Как любопытно! Продемонстрируешь приобретенные навыки? – не обращая внимания на Романовича, я забралась на Влада и транслировала ему мысли из уст в уста – в прямом смысле слова.