В такие моменты мама обычно стояла в сторонке с полотенцем или тряпкой от чугуна и всегда улыбалась, наблюдая за семейной идиллией.
Мой отец был иереем, вторым священником в храме, что в соседнем селе. Каждый день он добирался пешком до церкви Святой Троицы около пяти километров, а иногда, по большим праздникам его подвозили на телеге наши прихожане. Знаю, в том храме отец ощущал себя на своем месте и был рад каждому богослужению, особенно когда служил сам. Помню, как по вечерам он благодарил Вседержителя за место, куда был поставлен.
Однажды отец не вернулся.
Мы ждали на скамейке до рассвета, сестра заснула у мамы на руках, а точка на тропинке так и не появилась. Ее не было и после заката. Она не выходила из-за холма при свете молодого месяца. Тропинка была пуста даже утром.
Еще через день, порог нашего дома переступили большие сапоги с месивом из глинистой грязи. Они были надеты на сутулом человеке в черной кожаной куртке. Неизвестный без слов передал маме конверт и узелок с вещами отца. Дверь за ним захлопнулась.
Помню, как мама упала на пол и громко плакала, закрыв лицо руками.
Отца в тот день расстреляли.
Погиб он прямо за алтарем храма. За мнимую «контрреволюционную деятельность», как и многие священнослужители в те страшные годы. Его храм не закрывался никогда. Крест с красными камешками нам так и не вернули.
Вы суть храм
Веру я не терял, отец вложил ее глубоко в мое сердце. За годы гонений, войны, давления со стороны партии, в которую я так и не вступил, вера теплилась во мне, как в угольке, который можно раздуть в нужный момент, превратив его в пламя.
Постепенно я стал помогать в Троицкой церкви, где убили отца. Меня научили алтарничать, чему я был очень рад. В нашей, да и соседней деревнях, церковное общение полностью отсутствовало, боялись тогда многие. От самой моей юности и практически до пожилого возраста я мог позволить себе посетить всего лишь два монастыря и несколько крупных храмов, но каждый такой момент посещения был как праздник, который случается редко, а впечатления от него потом живут годами, сохраняя в том самом маленьком угольке жизнь.
До мест паломничества, если эти поездки можно вообще так назвать, добираться приходилось несколько дней, зато там жило все то, к чему я тянулся – единомышленники, пусть и незнакомые мне люди, но нас роднило общее, то, что соединяло в единое, невидимое глазу духовное тело. Служили там, конечно, и священники, которых мы берегли всеми силами. Стояли старенькие храмы, напоминающие ту самую церковь отца, в которую он водил меня за руку, но главное с нами был Христос! Для Него мы прятали от окружающего мира мысли, слова, поступки и сохраняли частички полученного в святых местах, слагая в сердце своем!
В одной из таких поездок в монастырь я познакомился со старчеством. Что это такое я раньше слышал лишь по рассказам прихожанок, а когда прикоснулся лично, это показалось мне чудом. Ведь люди святой жизни знают того, кого я всегда искал – Бога!
Пока мы ехали в электричке с моей новой знакомой, Татьяной Серафимовной, она рассказывала о жизни, о семье, как пришла к вере, как оказалась у старца Симеона. Меня он жутко интересовал, и я, конечно, просил рассказать больше подробностей.
Религиозная литература в то время совсем отсутствовала, максимум, о чем мог я мечтать – попросить самиздатную брошюрку у пожилой сестры во Христе. Иногда даже книжку, на пару дней, с житием святого или духовными рассказами, которую я обязательно переписывал вручную и тайно хранил под кроватью или за шкафом, надев на нее обложку от популярной художественной книги.
Но, Татьяна Серафимовна рассказывала не о книжном, живом, настоящем старце, к которому мы ехали. Возможно, я даже смогу услышать наставление, а может быть и обличение. Становилось страшно.
Из истории жизни моей спутницы я понял, что была она певчей в хоре, начиная еще с молодости, у нее не имелось законченного образования, муж умер на войне, скорби ее преследовали многие годы, по большей части связанные с ее работой из-за религии, но зато сейчас ее уже никто не трогал из власть имущих.
Старец Симеон
Мы подходили к монастырю, от утренней зелени листьев исходило щебетание птиц. Возле двери, что вела внутрь монастырской стены, толпились люди.
– Нам сюда, – направила меня Татьяна Серафимовна.
– Здравия желаю братья и сестры, старец принимает сегодня? – задала вопрос ко всей очереди сразу.
Несколько человек обернулись. Мужчина в кепке с длинной бородой и глубокими морщинами на лбу, почти не открывая рта произнес:
– Болеет говорят. Неизвестно. Ждем вот.
В тот день мы ожидали до полудня, солнце жарило, и мы отошли в сторону, купить кваса из желтой бочки. Когда же вернулись, от очереди осталось три-четыре человека, и мы жутко испугались, что все пропустили.
Старец выходил уже? – запыхавшись, на ходу, выпалила Серафимовна, обращаясь к оставшимся паломникам.
Не будет он принимать сегодня, все разошлись, а мы до завтра остаемся, – произнесла тихо, худая женщина в черном платке.
Эх, не вовремя мы, пойдем пока в монастырь, поклонимся святыням, а там видно будет, – схватив меня под руку, вздыхая произнесла моя спутница.
Подходя по очереди к ящикам с мощевиками, иконам, мы благоговейно становились на колени или выполняли поясной поклон, обойдя все святыни вышли на улицу. Территория вокруг храма меня тогда очень впечатлила, ощущался запах древности, трепетного отношения каждого, кто здесь был, к фрескам, старым стенам и немногочисленным обитателям в черных одеждах.
По направлению к храму шел инок, а может быть послушник. Одет он был в черный подрясник, больше похожий на халат с поясом. Небольшая бородка, длинные волосы, что развивались от ветра. Он явно торопился и направлялся ко входу в храм, из которого мы как раз выходили.
Поравнявшись с нами, он обратился к моей спутнице и что-то сказал почти шепотом, склонившись к ее уху.
Серафимовна резко изменилась в лице и схватив меня за рукав потащила назад в сторону выхода, к монастырским воротам откуда мы несколько минут назад попали на территорию обители.
Я не понимал что происходит, но ускорил шаг. За минуту мы почти бегом добрались до той двери в стене, где стояли паломники. Татьяна Серафимовна, не обращая внимания на людей потянулась к ручке двери, но женщина, стоявшая первой в очереди, остановила ее:
– Сказали же, старец не принимает сегодня, куда вы опять?
В этот момент дверь отворилась и из нее показалась пожилая, но по-спортивному бодрая монахиня и произнесла:
– Кто здесь Сергий? Заходите вас ждет отец Симеон! – честно сказать, это было настолько неожиданно, что я даже открыл рот. Я совсем не сомневался, что монахиня обратилась именно ко мне. Ведь в очереди остались только женщины. Но, откуда она знала мое имя?
Под взгляды ожидающих, мы вошли в старую кованную дверь, дальше шел низкий, тесный проход, затем еще поворот и, судя по всему, мы очутились на противоположной стороне монастырской стены. Внутри оказалось довольно просторно, светлая комнатка с побеленными известью потолками и лавкой под иконами. В углу висел лик Богородицы с Христом на руках, а рядом расположился маленький вход с дверью из досок и массивной металлической ручкой.
– Подождите немного пожалуйста, – произнесла спортивная монахиня и удалилась внутрь, за дощатую дверь.
Мы уселись на скамью, я пытался молиться, но чувствовал, как руки подрагивают от волнения. Я не знал, зачем приехал, вдруг получится, как у Иоанна Кронштадского, когда к нему пришли два паломника, один из которых шел с намерением «просто поболтать», на то и получил ответ, когда святой отправил к ним помощницу и та вынесла чашку чая с ложкой добавив:
– Вам велено поболтать!
Минут через десять звонко лязгнула лямка замка, открылась дверь и опираясь на палочку вышел старец. Выглядел он как образцовый дедушка из моего детства, длинная седая борода, морщинки и глубокий взгляд светло-синих глаз.
– Христос Воскресе мои дорогие! Уж извините не смог вас встретить как полагается, давление, еле хожу сегодня.
Мы встали и склонились с Серафимовной, прося благословения.
Батюшка перекрестил нас и сел на скамейку рядом:
– Сережа, есть у меня к тебе разговор, а ты матушка иди пока чайку попей у меня в келье, там вот мать Антонина уже и чайник поставила.
Серафимовна удалилась, а он продолжил:
– Не удивляйся друг, моим словам, но слушай Сереженька Божью волю! Жениться тебе пора! Погулял, нужно и в семейной жизни потрудиться. Пойдешь в школу! – протягивает мне бумажку, на которой карандашом написан адрес, – стой там как столпник на выходе и жди Ивана Ивановича, учителя. Господь все устроит, не волнуйся друг!
Пока я приходил в себя от нагрянувшей женитьбы, и размышлял, можно ли ослушаться старца и сбежать, монах посмотрел куда-то вверх, и добавил, улыбаясь:
– Ох какую жену тебе дадут! Будет она светом для многих, ты уж помоги ей! Ах какую жену… Ну, пойду я, Серафимовне время уделить тоже нужно.
Затем он похлопал меня по плечу, встал и отправился к себе в келью, а я сидел ошарашенный беседой. Когда он переступал порог и собрался закрыть за собой дверь, я вдогонку спросил:
– Батюшка, а как жену то звать?
Он повернулся и улыбаясь произнес:
– Валька!
Я собрался уже встать, чтобы выйти на улицу, как старец вернулся, достал из кармана бумажный сверток и произнес:
– Совсем забыл, старый я шкаф, памяти совсем уже нет! Ты Сережа только здесь не открывай его, как до дома доедешь, там и распакуй!
Вышел я на улицу подышать и немного успокоиться, руки подрагивали, в горле пересохло, а люди из очереди, которая теперь уже увеличилась в несколько раз, настойчиво спрашивали:
– Ну что там? Как батюшка? Будет принимать? Да, что ты молчишь?
Выбрался я из толпы и сел на скамейку под деревом, недалеко от стены, и лишь потом осознал: «Когда идти в эту школу то, он ведь не сказал? Сегодня, завтра или через год, назад что ли вернуться, спросить?»
Сложно сказать сколько я там сидел, но Серафимовна вышла только когда монахи начали звонить к вечерней службе. К этому моменту у меня уже отсутствовали вопросы, полученное усвоилась, и я приготовился «идти в школу», мысленно согласился ждать нужного момента или случая.
Серафимовна вернулась с грустными, заплаканными глазами, но пыталась не показывать этого, я и не расспрашивал. В тот день я познакомился со старчеством! Понял – что такое узнать Божью волю!
Когда я приехал домой и распаковал сверток, что дал мне старец, удивлению моему не было предела. Там лежал в целости и сохранности, тот самый, драгоценный предмет отца – священнический крест, с позолотой и красными камешками, сияющими на солнце! Как он оказался у старца мне приходилось только гадать. Неисповедимы пути Твои Господи!
Похоронная процессия
Прошел месяц, почти ежедневно я вспоминал о предначертанном, но пока ничего мне не говорило о необходимости ехать по нужному адресу.
И вот однажды, настоятель нашего храма, отец Григорий и говорит мне:
– Сережа, нужна твоя помощь. Съездишь со мной в город? Задумал купить материалы, гвоздей немного, лак, краску, всего по мелочи, сам боюсь не дотащу обратно, да и к сестре двоюродной зайти надо, обещала парочку книг отдать, в школе работает, хороший человек, – при слове школа, у меня екнуло внутри, – неужели пора?
Утром мы отправились пешком на раннюю электричку. Прошлись в городе по магазинам, набрали полную сумку и тяжеленный рюкзак строительных товаров, пару свертков с гвоздями, краску в металлической банке, лак, клей и малярные кисти. И спустя час мы стояли у подъезда родственницы отца Григория. Дома ее, к сожалению, не оказалось, а религиозные книжки тогда были не на вес золота, а скорее как редкие бриллианты, купить или подержать в руках Евангелие было мечтой многих верующих, поэтому с тяжеленным туристическим рюкзаком и сумками отправились мы к ней на работу.
В город я всегда ездил с паспортом, поэтому, когда нас остановил милиционер и долго выяснял, что мы тащим и куда, пришлось предъявлять и документ, заодно из-под обложки я вытащил бумажку от отца Симеона, с адресом. Удивительно, но он совпал с улицей и номером дома, возле которого мы оказались двадцать минут спустя, после встречи с милицией. Это была обычная средняя школа, батюшка отправился внутрь здания, он был в гражданской одежде, иначе его и не пустили бы внутрь. Разыскивал там свою родственницу, а я стоял и ждал чуда!
Через минут двадцать вышел отец Григорий с книжками, а я все ждал, но чудо не происходило.
– Эх жаль, так и не встретился с сестрой, книжки вахтерше оставила, нет никого там сейчас в учительской. Ну все друг, теперь можно назад, – с удовольствием произнес батюшка.
– Не могу. Э-э, как бы вам сказать. Мне нужно здесь быть…, – в растерянности промычал я.
С вопросительным взглядом отец Григорий поставил сумку обратно на асфальт.
– Понимаете, м-м-м, у меня сейчас должна судьба решиться! Женюсь я!
– Не знал! Поздравляю друг! Давно познакомились?
– Отец Григорий… здесь все сложно, мы еще даже не знакомы…
Батюшка поднял брови и округлил глаза, ожидая подробного ответа.
– Ладно, каюсь. Был я у старца, сказал он здесь стоять, ждать какого-то Иван Иваныча, но почему-то его все нет, – от высказанной правды мне стало легче, но учитель все равно не появлялся.
Мы стояли еще минут десять, я не знал, что делать, но вот из-за угла появилась большая грузовая машина с цветами в кузове. За ней шли люди в черном и тоскливо играла живая похоронная музыка. Бом-бо-ом-бо-ом. Мы немного отошли к школьному забору уступая место процессии. Людей проходило довольно много и почти все смотрели в нашу сторону и шептались. Невольно прислушавшись, я понял, что смотрят они на здание школы и говорят о покойнике, о том, какой он был хороший человек, как его любили ученики, как много лет он здесь работал.
Крупный мужчина в пиджаке переступая наш выцветший рюкзак, проносил мимо моего носа надмогильный венок. На ленточках которого золотыми буквами читалась надпись:
– От коллектива учителей. Покойся с миром Иван Иванович… – тут я обомлел, ноги подкосились, и я провалился назад, прямо на рюкзак с гвоздями.
– Это был без сомнений он! Но как же так, не успел что ли Иваныч меня с будущей женой познакомить?
Процессия прошла мимо, музыка плыла уже в конце улицы. Я сидел на рюкзаке склонив голову и не понимал, чего же хочет от меня Небо и что теперь делать дальше?
Вдруг, моего плеча кто-то коснулся:
– Здравствуй Сережа.
Я поднял глаза и прямо в солнечном круге увидел светящееся лицо, глаза не могли различить черты от яркого света, но это точно была молодая девушка с очень приятным голосом.
– Добрый день, вы знаете мое имя? – поднимаясь и удивленно разглядывая грустную девушку в черной косынке, испуганно спросил я.
– Да, мне отец Симеон сказал, я Валя, – скромно ответила она, опустив глаза.
Так мы и познакомились с Валентиной. Ивана Ивановича хоронили на кладбище за моей деревней, он был родом из тех мест.
После необычного знакомства мы часто встречались и становилось понятно, что мы внутренне похожи. Все нас роднило, хотя не могу сказать, что Валя была очень верующей. Судя по ее рассказу, она попала случайно в тот монастырь, пришли они с подругой, но старец принял ее, а подруге почему-то отказал в беседе.
Через месяц мы поженились, а еще спустя годик у нас появился сын Сашка.
Валя много работала в местной клинике. Наверное, это единственное что мне в ней не нравилось. Много раз мы спорили о том, чтобы она оставила работу и устроилась в другое место, спор утихал и ничего не менялось, она настаивала на своем, а я мог только молиться.