– Моё имя Валериан, если кто-то не знает этого. В прошлом я был командором личной гвардии законного владыки Фрайгарии и всех земель от южного моря до северных льдов и теперь, с милости наследника престола короля Спарбериана назначен его Маршалом. Каждый из вас сегодня, сейчас должен сделать для себя выбор с кем он – с узурпатором или с законным королём. Люди, объявившие себя хозяевами королевства мертвы, вот они, – не оборачиваясь Валериан, указал вытянутой в сторону рукой на две чаши с отрубленными головами Олафа и Бредфорда, чьи не закрытые глаза слепо смотрели на стоящих солдат. – Их смерть снимает с вас узы клятв данных им, и теперь вы должны решать сами, с кем вы. С законным королём или с предателями. Те, кто спустя годы узурпации по-прежнему верен своему суверену, пусть сделают шаг вперёд и либо пополнят королевское войско, либо пойдут домой. Что сейчас равносильно бегству с поля боя.
– Что будет с теми, кто не выйдет? – спросил кто-то и оратор ответил, взглянув словно выцветшими серо-голубыми глазами на почти очистившееся от туч небо:
– Те получат шанс.
Из нескольких сотен пленников, выстроенных перед пытавшимся отвоевать свой престол королём лишь, несколько десятков остались на месте, надеясь, что Боги не будут к ним слишком жестоки. Спарбериан медленно ехал вдоль строя вставших под его знамя солдат и каждый, присягая ему на верность, преклонял перед ним колено. Воспользовавшись возможностью, Рейнгольд спросил новоявленного Маршала:
– Как же вышло, что тот, кого ты клялся, защищать ценой свей жизни, давно мёртв, а ты выжил?
– Вот именно что выжил. Не спрашивай меня о том, чего не могу объяснить, и уж тем более не упрекай в трусости – так решили Боги, – ответил Валериан с затвердевшим лицом внимательно глядя как мальчик едет вдоль строя опускающихся на колено мужчин, на что островитянин заметил вполне миролюбиво, не желая лезть ни в своё дело: – Пусть будет так. Скажи лучше как оказался за стеной со своим отрядом в самое подходящее для этого время.
– Он сказал мне, – повернувшись, Маршал кивком головы указал на Карстона и тот недоумённо спросил: – Я?
– Да, ты был здесь в день полнолуния, сказав, что король вскоре прибудет на корабле с чёрным парусом, а сигналом к атаке послужит звук походного рога на рассвете. С тех пор луна потеряла половину своей плоти, но я не забыл ни тебя, ни твоей глупой соломинки. Вот только говорил ты тогда не так хорошо на фрайгарском.
– Но как такое возможно? – негромко спросил Ренгольда Грант, недоумённо глядя на Карстона. – Ведь в это время мы стояли ещё в Виеноре, и проводник всё время был с нами, за полтысячи миль отсюда? Кто мог знать, что мы окажемся здесь, и ты протрубишь в чёртов рог, когда мы сами ещё не ведали этого?
– Что толку гадать о том, чего уже не свершилось? Я знаю лишь что зовут его Мастер Тысячи Лиц и то, что дорога домой не будет скучной, – так же в полголоса ответил Военный вождь, глядя как Спарбэриан, дойдя до конца шеренги колено приклонённых пленников развернул лошадь и доехав до середины остановился.
– Все вы нарушили данную прежде клятву, но истинный король этих земель, милостивый и справедливый прощает вам этот грех. Принимая его на себя перед Богами. Вы преданно служили узурпаторам, но вы служивые люди и ваш долг защищать спокойствие граждан Фрайгарии. И если не запятнали себя кровью невинных, а храбро сражались с дикарями и людоедами, король видит в вас не преступников, а лишь заблудших чад, вернувшихся в семейное лоно. Слава Фрайгарии и её королю! – закончил свою речь присоединившийся к юному монарху Валериан и помилованные солдаты, поднявшись, покинули это место. Воинов же не пожелавших преклонить колено перед Спарберианом ждало обещанное Маршалом испытание, и они по-прежнему стояли на огромном пустыре перед Цитаделью.
– Вам нет места в нашем кругу, но и просто так мы не можем отпустить врагов своих. Пусть Боги рассудят нас и либо возьмут под свою защиту, либо отвернуться от вас, – обратился к ним сидя на гарцующем жеребце Валериан, в то время как перед ним выстраивались лучники, в количестве равном стоящих мятежников. То были не простые солдаты, которым особо нечего терять при смене власти, а командиры среднего звена из знатных семей, поддержавших свержение Спарбэра, для которых на кону стояла не только собственная жизнь, но и честь рода.
Для них приготовили испытание стрелой, по сути, казнь, дававшее лишь призрачный шанс на спасение. По звуку горна, осуждённые, стоя в тридцати шагах от лучников должны были бежать к воротам крепости, находящейся от них примерно в восьмистах ярдах. Придельная дальность полёта стрелы из длинного боевого лука состояла ярдов триста-четыреста, а прицельная и того меньше. Поэтому шанс на спасение, пусть и мизерный всё-таки был. Каждый стрелок имел в колчане пять стрел и должен был стрелять только в своего человека.
Увидеть кровавое зрелище пришли толпы людей с Подола и, наверное, все кто оказался сейчас в осаждённой крепости, стоя на её стенах. Воины наспех собранной армии Спарбэриана растянулись редкой цепью по внутренней части пустыря, отделяя пленников от зевак, и когда всё было готово, горнист подал сигнал.
Добрых три десятка несчастных побежали по открытой местности к крепостным воротам. Самыми опасными были первые триста ярдов и воины, сохранившие верность убитым вождям старались как можно быстрее преодолеть их. Лучники натягивали тетиву с заложенной стрелой, расстояние было ещё небольшим, и пока стрельба велась почти прямой наводкой. Засвистели стрелы, их калёные наконечники впивались в спины беглецов и те падали на поросшую травой землю. Половина из них оказалась убита или ранена первым выстрелом и лишь немногим удалось выбежать из опасной зоны. Теперь увеличивая дальность, луки держали, подняв вверх и, хотя стрелки были закалёнными в боях бойцами, точность выстрела уже была приблизительной.
Фарлан, командир городского гарнизона был немолодым побывавшим в многочисленных схватках воином, прошедший путь от солдата до командира легиона и одним из немногих, кто смог добраться до крепости. Стрела лишь оцарапала ему руку и, хотя крови пролилось не мало, кость не была задета, а мясо ещё нарастёт.
– Видимо ещё не пришло наше время, раз Боги сберегли нас, – сказал ему совсем ещё молодой парень с песочного цвета длинными волосами, ложившимися на плечи. Его округлое розовощёкое лицо до сих пор не изжило мальчишеской наивности, а большие карие глаза смотрели на мир с каким-то удивлением. Он мало походил на воина, скорее на изнеженного сибарита, кем впрочем, и был, по сути. Фарлан не помнил его имени, но знал что он командир конников и сын богатых родителей, вступивший в войско наперекор их воле. Парень, прикрыв ладонью бившее в глаза солнце, вглядывался в небо, скорее почувствовав, чем увидев летящую стрелу.
Смертоносное жало на прочном древке из склеенных планок почти по оперение вошло ему в приоткрытый рот и, пробив гортань, вышло сквозь шею. Попади она чуть ниже в металл нагрудного панциря, конник остался-бы жив, ведь на излёте арбалетные болты почти теряют свою смертоносность. Наверное, это была случайность, но Фарлан не думал об этом; юноша был ещё жив и взвалив его на спину, бывший командир легиона понёс его к открывающимся воротам, согнувшись под тяжестью добрых двухсот фунтов веса. Железной пластиной была обшита только передняя часть доспех, и Фарлан чувствовал как, толкая его к земле, в тело конника жадно впиваются стрелы.
***
Прошло шесть дней. Цитадель оставалась по-прежнему неприступной и Спарбэриан под присмотром Валериана, временно взявшего на себя управление отвоёванными территориями собрал совет в здании оцепленного солдатами храма Богу-Громовержцу. Рейнгольд и часть приближённых к нему островитян, в компании Карстона, служившего им переводчиком, тоже были здесь. Уговоры мятежников ни к чему не привели, на предложение сдаться они ответили категорическим отказом, вероятно надеясь ещё переломить ситуацию, и это по-настоящему тревожило Маршала. Под покровом ночи головы мёртвых вождей были воткнуты напротив ворот на длинных пиках, как доказательство их смерти. День шёл за днём, но сдаваться засевшие в крепости люди не спешили. Тела казнённых воинов всё также лежали на пустыре; мухи и летнее тепло сделали своё дело – кишащие червями раздувшиеся трупы смердели запахом разложения, но ветер дул в сторону осаждённого замка и Маршал приказал не убирать их.
Если в начале у мятежников ещё были шансы в решающей битве разбить армию юного Владыки, то теперь момент был упущен. Из провинции ежедневно прибывали пусть не воины, но мужчины готовые взять в руки оружие. У бывших крестьян и ремесленников отсутствовали навыки военного дела, но как вспомогательные части они вполне могли пригодиться. Мятежники не имели даже такого резерва.
– Что слышно в провинциях? – с позволения короля задал вопрос худощавому мужчине средних лет Валериан. Корнелиус был его доверенным человеком и только что вернулся в город.
– Есть две новости, одна хорошая вторая не очень. Начну с первой. Почти вся Фрайгария присягнула на верность своему королю. Поместные лорды и землевладельцы обещают помогать нам людьми и ресурсами, есть ещё небольшие очаги сопротивления, но вскоре мы уничтожим и их.
– Только не перегибайте палку милорд, – заметил на это Спарбэриан. – Это моя земля и мои люди, мои заблудшие чада и я, как и мой отец, буду суровым, но справедливым правителем.
– Совершенно верно, Ваше Величество, – заметил на это Валериан. – Вот только мы до сих пор топчемся перед горой, и чем быстрее закончится двоевластие, тем лучше будет для всех. Узурпаторы, засевшие там, не только не думают о сдаче, а пытаются организовать сопротивление, рассылая голубей туда, где ещё сохраняют им верность. Если это хорошая новость, Корнелиус, то какова же плохая?
– Лонжиния и Лесной Утёс не желают признавать Спарбэриана Владыкой. Напротив, они собирают силы, что бы с разных сторон напасть на нас.
– Если бы они хотели покончить с нами, то не ждали б, когда мы возьмём цитадель, – возразил ему Маршалл.
– Если они чего-то и ждут, то лишь людоедов, собирающих свою армию за валами.
– Но с ними у нас мир!
– Был мир, пока наши краснобородые друзья не отняли у них Жертвенную деву. Да и заключали они его с Олафом, а не со Спарбэрианом. – Все смолкли, переваривая услышанное. Если раньше ситуация была просто плачевной, то теперь стала просто катастрофической. Против трёх армий и засевших в крепости мятежников Спарбериану уж точно не выстоять и когда о приближении неприятеля станет известно всем, его с трудом собранное войско тут же разбежится.
– И что же Вы предлагаете милорд? – побледнев, спросил готовый расплакаться малолетний король, обращаясь к Валериану, единственному человеку, не считая островитян, похоже не павшему духом.
– Не ждать пока вся эта свора набросится на нас, а разбить их поодиночке. Но вначале нужно выдавить гнойник, что созрел у нас перед носом!
– Правильно ли я понял, вы хотите разгромить каннибалов? – спросил при помощи Карстона Рейнгольд. Он не очень хорошо говорил на местном диалекте, а сейчас нужна была точность. – Каким же образом? У них тысячи воинов, у вас сотни – валы не удержат их.
– Я не собираюсь пускать людоедов на земли Фрайгарии и уничтожу их на собственной территории, которая когда-то была нашей вотчиной, – ответил Маршал и, глядя на удивлённо вытянувшиеся лица членов совета добавил. – Я не сошёл с ума, это трудно, но вполне нам по силам. Нужно лишь вернуть им девчонку и заключить союз с Виенором.
– Она мой друг, милорд, я не предам её. Лучше уж убейте меня, – ответил на это Спарбэриан и наконец, заплакал.
– Вы мужчина, Ваше Величество, но вы ещё и король, отвечающий не только за женщину, а за всё королевство – это тысячи людей, дальнейшая судьба которых зависит сейчас от Вас. В войне, которую мы начали, погибнет ещё много мужчин и женщин – так много, что из голов можно будет сложить подпирающую небо пирамиду. И в ней сложит голову ещё так много ваших друзей, что вы сможете выплакать все Ваши слёзы. Так что оставьте их на потом. Смиритесь с этим, приняв за неизбежное, и лучше давайте думать, как сделать так, что бы армия Виенора приняла участие в нашей войне.
– Тамошний король обещал мне своё содействие, – перестав плакать, произнёс мальчик, со злостью глядя на советника и тот тут же ответил ему:
– Обещанного ждут три года, а столько времени у нас нет, и ваше правление закончится не начавшись. Что скажут на это наши единственные союзники?
– У вас нет шансов, а без них Виенор не станет сражаться за вас и всё, что я могу для вас сделать, это отвезти мальчишку туда, где взял на свой корабль. Ведь это не наша война.
– Тогда придётся заставить господ в Аль-Ватане изменить своё отношение. Спасибо за прямоту, милорд. Значит ли это, что вы покидаете нас? Не знаю только, как вы сделаете это, разве что пролетите над речным горлом, где вас с нетерпением ждут людоеды. Всё так бы и было, если б вы по неосторожности не нарушили с трудом поддерживаемое равновесие. – Рейнгольд коротко переговорил со своими людьми и ответил: – Раз мы нарушили равновесие, мы и вернём его на место, отдав девчонку дикарям. Всё что мы можем сделать для вас, это помочь в захвате замка на горе. Но потом мы уйдём.
– Ну что же, спасибо и за это. Не будем больше терять времени. Корнелиус, пошли весточку в Виенор и проследи, чтобы не один голубь не вылетел больше из Цитадели и не сел в тамошней голубятне. А мы займёмся её освобождением. Пришла пора призвать к себе Хариуса.
– Кто этот Хариус? – спросил Карстона Рейнгольд, когда они возвращались с совета к кораблям.
– Его заточили где-то в недрах горы сразу же после убийства Спарбэра. Он и лекарь, и философ, и мудрец, и провидец, к тому же ещё слепой от рождения. Но как по мне так обычный колдун.
– Маршал решил победить своих врагов магией?
– В основном так при помощи наших мечей и лишь самую малость колдовских чар.
– Куда же сможет привести их слепой? – удивился военный вождь, на что Карстон заметил, перебросив соломинку из одного уголка рта в другой: – Провидцу не нужны глаза, он видит сердцем.
– Почему же такого могущественного врага мятежники оставили в живых?
– Не знаю. Но вообще-то они с убитым тобой Олафом были сводными братьями. Я видел его однажды во время приёма в королевском дворце, как по мне, так ничего общего.
Как уже говорилось, Подол населяли в основном небогатые люди, ютившиеся в деревянных мазанках, с соломенными крышами. Пожары здесь были не редко и тогда выгорали сотни построек, а на их месте, спустя какое-то время появлялись новые жилища. Все кому позволяли доходы стремились наверх, как в прямом, так и переносном смысле. Дома из камня тут были редки, в основном здания королевских построек, культовых сооружений да у десятка местных богачей, разбогатевших на торговле лесом, зерном и рыбой, но не уехавших отсюда. Не потому что так любили эти места, просто боялись оказаться чужими на новом месте.
На Подоле находился городской рынок с торговыми рядами, где купцы и ремесленники продавали свои товары, либо меняли на то, что было им нужно. Река кормила город рыбой и зерном, что поднималось вверх по течению из южных земель. Она давала влагу в засушливые годы и служила дорогой для купеческих флотилий. Здесь была торговая пристань, тут же стояли боевые галеры, на которых войско Фрайгарии время от времени совершало походы в окрестные земли.
Район бедноты лежал чуть южнее нависшей над ним горы, в скатывающейся к реке ложбине между двумя холмами, разделёнными впадающим в Ламберту притоком. Крутые песчаные склоны были изрыты с незапамятных времён длинными тоннелями, то приводящими к склепам с мощами усопших праведников, то заканчивающейся тупиком из-за обвалившегося грунта, то пересекающимися с множеством других. Это был целый подземный город и хаотичный теперь лабиринт, возможно, имел когда-то чёткую планировку. В пещерах испокон веков жили отшельники, жрецы Сигура – Бога Молотобойца, возглавлявшего местный божественный пантеон, в отречении от внешнего мира. Здесь же обычно их и хоронили в лишённых удобств кельях. И без того нелёгкая жизнь тут была ещё труднее и люди добровольно расставшиеся с миром через несколько лет такой жизни покидали его навсегда. От святости молящихся или от особенностей климата подземелий тела покойников не разлагались, их, словно вжимало внутрь, и свисающая кожа висела на их телах, будто лохмотья одежды нищего.