Этого оказалось достаточно, чтобы меня заметили.
Повернувшись, чтобы уйти, я столкнулась взглядом с Кинном. Тот сразу же отвернулся, но я обомлела. Вместо враждебности в его дымчато-серых глазах сквозила растерянность.
После этого эпизода я стала постоянно натыкаться на пристальное внимание Кинна, будто он оценивал меня, изучал, стараясь понять, какая Вира – настоящая. Рядом с ним мне всегда приходилось удваивать свою осторожность. И всё же однажды я попалась.
Меня пригласили на свое тринадцатилетие брат и сестра Аксарры. Одно время сестра, Лея, та самая бойкая девчонка, которая когда-то предложила сыграть в жабу, набивалась ко мне в подружки, а ее брат Ма́рен чуть не каждый день признавался мне в любви. Но в целом они были неплохими, и, сложись всё по-другому, я была бы не против дружить с ними.
Уже несколько лет все вокруг только и обсуждали, какие умопомрачительные праздники устраивают Аксарры – их отец был главой Гильдии искусств. Но каждый год я упорно отклоняла приглашения, поскольку не могла рисковать. Однако в этот раз ожидалось что-то поистине невообразимое: катание на корабликах по Венне, пикник с играми в Садах Деи, световые иллюзии, – а еще ходили слухи, что на бал пригласили едва ли не всех бардов из Гильдии искусств.
Невероятным усилием воли я заставила себя сидеть в классе со скучающим выражением лица, пока рядом заливалась восторженная Тами. Еще большее усилие мне потребовалось, чтобы позже отказать Лее и Марену.
– Дядя едет на озера, я еду с ним, – заявила я.
Лица двойняшек одинаково опали, и мне показалось, что Марен взглянул на меня как-то особенно грустно. Когда они ушли и Тами унеслась вслед за ними в надежде выведать еще какие-нибудь сочные подробности, я встала у окна, делая вид, что рассматриваю школьные теплицы, все в ярких отблесках июньского солнца. И, хотя в классе больше никого не осталось, тихо вздохнула, чувствуя, как защипало в уголках глаз.
Ни на какие озера с дядей в эти выходные я не собиралась. В лучшем случае мне бы пришлось просидеть дома в гордом одиночестве. А в худшем… Рядом находилась Нелла, которая никогда не упускала возможности прочесть мне очередное поучение.
Но разве я хочу слишком многого? Хотя бы раз, один только раз побыть как все – повеселиться, забыв обо всём на свете, натанцеваться так, чтобы ноги болели…
По щеке поползла предательская слеза, за ней – другая, в груди опасно заклокотало, и, чтобы не разрыдаться, я стиснула костяшку пальца зубами – до боли, до кровавого следа. Нельзя плакать. Только не здесь.
В окне вдруг что-то шевельнулось, и я с ужасом поняла, что это чье-то отражение. Кто-то бесшумно подошел ко мне сзади.
– Они сейчас вернутся.
Кинн.
Медленно разжав зубы и выпустив палец, я вытерла слезы, выпрямила спину.
Когда я обернулась, Кинн уже сидел на своем месте, уткнувшись в учебник. Не поднимая больше на него глаз, я прошла к своему столу. Когда в комнату ввалилась шумная толпа одноклассников, мое лицо уже приняло обычное выражение.
Только Кинн знал, что палец я поранила не об оконную защелку. И только он видел, что гордячка Вира Линд – всего лишь маска. И я ничего не могла с этим поделать.
– Эй, Вира, ты идешь?
Я вздрогнула, увидев пухлые руки Тами на своем столе. – Что?..
Вокруг царила суета, все довольно переговаривались. Похоже, пока я предавалась воспоминаниям, урок Закона благополучно закончился.
Тами прыснула в кулак:
– Вира, ты в последнее время такая рассеянная. Это так на тебя не похоже! Ты, часом, не влюбилась?
Я отвернулась, не желая отвечать, и наткнулась взглядом на Кинна, который исподлобья наблюдал за мной. Покраснев против воли, я опустила голову, словно меня на чем-то подловили.
Глаза Тами тут же расширились:
– Вот это да! И кто он? Я его знаю?
Ее глупость вывела меня из равновесия, и я сорвалась:
– Это не твое дело!
Тами заморгала, обидевшись, но тут же спрятала досаду за виноватой улыбкой:
– Да-да, конечно, извини. Это и правда не мое дело.
Чтобы отвязаться от нее, я направилась в уборную, но перед этим заметила, как Тами отошла к своим приятельницам и начала с ними взволнованно шептаться. От злости я едва не заскрипела зубами. И дернуло Кинна посмотреть на меня именно в тот момент. Из-за него и из-за этой дурочки Тами теперь вся школа будет сплетничать о том, что Вира Линд в кого-то влюбилась, а каждый второй – утверждать, что именно в него.
Я глубоко выдохнула, чтобы успокоиться. Вспомнила платье, которое дожидалось меня дома. Что ж, возможно, теперь подобные слухи будут мне на руку. И даже дядя останется доволен.
Под конец дня Тами настолько утомила меня своим любопытством, что я с радостью сбежала от нее в библиотеку. Это было единственное место во всей школе, где Тами почти не появлялась, заверяя всех и каждого, что у нее аллергия на библиотечную пыль. Хотя я была уверена: всё дело в том, что библиотекарь Аррин очень строго относился к соблюдению тишины.
Я заняла привычное место за столом в нише у окна, там, где привлекала меньше внимания, подготовила книги и достала свои заметки. Но сосредоточиться никак не получалось.
Тами ошиблась, я не была ни в кого влюблена. И уж в кого я точно не была влюблена, так это в Кинна, такого замкнутого и непонятного. Просто он оказался… другим. Единственным человеком во всей школе, который не лицемерил передо мной, не напрашивался на дружбу, не пытался втереться в доверие или, убереги Серра, притвориться влюбленным в меня – я уже и считать перестала, сколько было таких попыток. Почти шесть лет непрестанной лжи научили меня ценить искренность.
А после того случая с Аксаррами между нами с Кинном что-то неуловимо поменялось. Когда я поняла, что он не собирается срывать с меня маску, мне стало легче дышать.
И теперь, сидя в библиотеке, я ждала, когда Кинн придет для совместного занятия по диалектам серрийского языка.
Наставник Луккиан верил, что совместная работа идет учебе на пользу. На его уроках, изучая серрийский, мы занимались в парах. Моей бессменной напарницей была Тами, рядом с Кинном со страдальческим видом сидел Марен.
В прошлом году, когда мы закончили изучение основных диалектов, наставник Луккиан объявил, что в качестве дополнительных занятий нам потребуется представить островные – разбившись на пары, рассказать о фонетических, грамматических и лексических их преобразованиях на протяжении всей истории Серры и о влиянии на другие наречия.
– Без изменения нет жизни, – провозгласил наставник на древнесеррийском языке, которым время от времени любил пощеголять, и продолжил уже на современном: – Поэтому я прошу вас разделиться на пары по-иному. Сейчас я распределю диалекты среди юношей, а вы, барышни, сможете выбрать тот, который вас больше заинтересует.
Наставник Луккиан, кажется, искренне не понимал, что его предложение могло быть истолковано как-то по-другому. Между тем в классе взметнулись возбужденные шепотки, преимущественно со стороны девушек.
Наставник попросил всех юношей выйти вперед и назвал шесть островных диалектов. Едва он закончил, поднялся шум, каждая моя одноклассница что-то выкрикивала. Сраженный таким воодушевлением, наставник Луккиан кое-как распределил первые четыре пары.
Оставались только Марен и Кинн. Марену достались Худые острова, и даже всегда выручавшая его сестра отказалась от диалекта простых рыбаков. Кинн, напротив, получил Пряные острова, славящиеся одним из самых своеобразных и интересных диалектов в Серре, но никто не стремился его выбирать.
Из девушек без пары были только мы с Тами, и она не рискнула сделать выбор первой. Избегая умоляющего взгляда Марена, я произнесла спокойно и холодно:
– Пряные острова.
Сзади донесся облегченный вздох Тами.
С тех пор раз в неделю мы встречались с Кинном наедине в библиотеке. Чаще всего каждый молча сидел со своей стопкой книг и выписывал необходимые сведения. Изредка мы сверяли свои успехи.
Через какое-то время я поняла, что с нетерпением дожидаюсь этих почти молчаливых часов, когда мне не надо было притворяться ледяной и гордой Вирой Линд.
Когда в начале этого года наставник Луккиан снова предложил дополнительные занятия – на этот раз для изучения малых диалектов, – я не задумываясь выбрала Кинна, хотя на этот раз ему досталась трудная тема. Но мне не хватало нашего совместного молчания.
А сегодня Кинн опаздывал.
Я убедилась, что поблизости никого нет, и из стопки заметок вытащила помятый листок бумаги. Там были нарисованы восточное побережье Серры и Пряные острова. Этот листок Кинн выбросил еще в прошлом году, а я, повинуясь непонятному порыву, подобрала и сохранила. Просто потому, что я люблю карты, а Кинну они явно удаются – это ясно даже по наброскам.
Я услышала шаги за пару мгновений до того, как Кинн подошел к столу, и едва успела спрятать листок. Чувствуя, что краснею, я напустила на себя занятой вид, чтобы не встречаться с ним взглядом.
– Привет, тебя можно отвлечь?
Голос Кинна звучал как обычно, но почему-то его было приятно слышать.
Я подняла голову.
– Да, конечно. В чем дело?
Кинн держал в руках небольшой деревянный ящичек. Сердце у меня неприятно ёкнуло.
– Наставник Сарден просил оказать ему услугу. Тут геррионы. Их необходимо рассортировать по силе. Тут нужна точность, и я подумал, что ты могла бы помочь…
Руки у меня похолодели так, словно я уже прикоснулась к камням.
Несколько секунд, не дыша, я смотрела на ящичек в руках Кинна.
– Я… – голос предательски дрогнул.
Как мне отказаться, не вызвав подозрений? Грудь сдавило, голова закружилась – мне показалось, что я сейчас потеряю сознание.
От Кинна не укрылось мое состояние:
– С тобой всё в порядке?
Я постаралась взять себя в руки.
– Да, конечно. Я бы помогла, просто… Сколько сейчас времени?
Поискав глазами настенные часы, я притворно удивилась:
– О, уже четыре часа! Мне надо спешить домой. Меня ждет платье… Сегодня последняя примерка.
Заметив недоумение в глазах Кинна, я опустила взгляд на заметки и сдавленно добавила:
– Послезавтра моя помолвка.
Мне послышался резкий вдох, но, когда Кинн заговорил, его голос звучал по-прежнему ровно и отстраненно:
– Конечно, если тебе надо спешить… Я сам справлюсь.
Чувствуя странное желание расплакаться, я торопливо сгребла заметки и книги и уже приготовилась уйти, когда Кинн тихо сказал:
– Поздравляю.
Я нашла в себе силы слегка улыбнуться и кивнуть, а потом зашагала прочь так быстро, что даже ковер не смог заглушить мои шаги. Библиотекарь Аррин оторвался от заполнения каталога и поднял на меня удивленный взгляд. Стараясь не показать, что у меня трясутся руки, я положила книги на дубовую стойку и вежливо попросила:
– Если можно, поскорее, пожалуйста.
Пока библиотекарь оформлял возвращенные книги, я сцепила перед собой руки, до боли впившись ногтями в подушечки пальцев.
Когда-то мне казалось, что мы с Кинном похожи на два самых высоких пика Серебристых гор – такие же недостижимые, холодные и одинокие. Пусть так и останется.
Особенно теперь, когда мне предстоит выйти замуж за другого человека.
Глава 3
Хейрон Бернел оказался совсем не таким, каким я его себе представляла.
Когда в день помолвки Нелла провела меня в дядин кабинет, я готовилась увидеть иссушенного учебой молодого человека с грустными преданными глазами – а чего еще ожидать от человека с именем самого верного пса в истории города?
Но ни грусти, ни особого рвения к учебе в Хейроне заметно не было. Наоборот, мне стоило большого труда представить его запертым в душной аудитории с разложенными на столе камнями и корпящим над вторым множественным сопряжением. Хотя зеленая студенческая форма наверняка ему очень шла.
Хейрон был на пять лет меня старше и почти на полторы головы выше. Со светлыми волосами, как у отца, в темно-синем, с иголочки, костюме, он был элегантен, изыскан и, без сомнения, красив. И идеально вписался бы в любое феерическое празднество, например у Аксарров.
Про себя я порадовалась, что, несмотря на скромность церемонии, дядя не поскупился на платье, а Нелла собственноручно убрала мои волосы в замысловатую при ческу, украсив золотой цепочкой с цветками, декорированными лазурной эмалью.
Под портретом моего отца стоял мой будущий супруг, рядом негромко переговаривались его родители – оба в бордовых тонах Торговой гильдии – и дядя. Ощущая всеобщее пристальное внимание, стараясь не краснеть и не наступать на подол платья, я подошла к собравшимся. Краем глаза я заметила на дядином столе уже приготовленные для подписи договоры и помолвочные кольца.
Едва мы обменялись поклонами и приветствиями, как мать Хейрона, Ния Бернел, урожденная Родд, вышла вперед и, схватив меня за плечи, прижала к пышной груди:
– Душечка, как мы рады!
В отличие от нее я была совсем не рада: запах ее духов был таким резким, что мне захотелось чихнуть. К счастью, она быстро отпустила меня и взялась за мое платье. В прямом смысле: слегка склонив голову набок, она пощупала полупрозрачную ткань рукава.
– Знакомый шелк, глаза меня не обманули! Советник Дан, вы же у нас его приобрели? Посчитаю это комплиментом!
Дядя слегка поклонился, а мать Хейрона, оглядев меня с головы до ног, задержала взгляд на жемчужных пуговицах – мне показалось, она их считает. Наконец она расплылась в широкой улыбке, словно довольная покупкой матрона:
– Ты просто прелесть, дорогая!
Чувствуя сильную неловкость от такого бесцеремонного обращения, я скромно поблагодарила ее, втайне надеясь, что Огаст Бернел не последует примеру жены. Но, судя по тому, что отец Хейрона не двинулся с места, глядя на меня с прохладцей, стало ясно, что «душечки» от него можно не ждать. Хоть какое-то облегчение.
Наконец ко мне подошел сам Хейрон. Голубые глаза, унаследованные им от матери, смотрели внимательно и с интересом, настолько живым, что мое сердце забилось быстрее. Мне отчаянно захотелось спрятаться, как вдруг мой жених улыбнулся – открыто и приятно:
– Очень рад встрече с вами…
Я мимоходом подумала, что он сейчас поцелует мне руку, но он ограничился простым полупоклоном. Меня коснулся легкий и притягательный аромат его парфюма с мягкими нотками кедмарского ильвиниума.
Дядя сухо пригласил нас к письменному столу. Договор я прочитала заранее, поэтому сразу поставила свою скромную подпись рядом с дядиной, выверенной и четкой, которую он, будучи моим опекуном, оставил еще накануне. Затем Хейрон размашисто выписал многочисленные завитушки своего имени.
Когда с этим было покончено, дядя передал Огасту Бернелу копию договора и придвинул к нам с Хейроном серебряный поднос, на котором лежали помолвочные кольца – из белого золота с черным жемчугом. Жемчуг и так был редкостью, а откуда взялся ценнейший черный, особенно теперь, после нашествия Теней, я не представляла. Дядя украшениями никогда не интересовался. Возможно, у Бернелов оставались какие-то запасы с прошлых времен или же это было их семейное наследие.
Мои пальцы задрожали, когда я подняла кольцо для жениха. Хейрон стоял так близко, что я чувствовала исходящее от него тепло. Он улыбнулся и протянул левую руку. Задержав дыхание и больше всего опасаясь, что выроню кольцо, я быстро надела его на указательный палец Хейрона и тут же убрала руки.
Хейрон, наоборот, не стал торопиться. Взяв меня за запястье, он медленно надел кольцо на мой палец. Движения его были плавными, мягкими и одновременно решительными. Не успела я пошевелиться, как он прижал мою ладонь к губам, а затем не спеша отпустил. Сердце затрепетало у меня где-то в горле.