И все же я скучал по хирургической практике. Скучал по обработке рук перед операцией: по тому, какой шершавой делалась кожа, по скрипу резиновых перчаток; я любил восстанавливать кости, связки и сухожилия, любил уверенность в каждом движении.
Однажды в Кандагаре паренек лет двенадцати раздробил коленную чашечку, упав с крыши, и местные медики так неумело его прооперировали, что бедняга едва ковылял. Мне пришлось заново восстанавливать ему колено, а через полгода он сам прибежал ко мне на осмотр. В тот миг меня охватила радость: я все исправил, вернул мальчугана к нормальной жизни. Я спрашивал себя, принесет ли такие же чувства работа психиатром? Можно ли окончательно вылечить болезни психики?
Жизни свойственны крутые повороты, и на разных этапах пути наши мечты и надежды меняются. Вчера доктор Боуэн – я с ним беседую по скайпу каждый понедельник – сказал, что люди – творения незавершенные. Я размышлял об этом, стоя вечером у гриля и слушая мурлыканье радио. Садилось солнце, озаряя многоцветное небо. Я перевернул стриплойн-стейк[7], который приобрел в мясной лавке на другом конце города. На кухне меня дожидались ломтики печеной картошки и салат.
Нет, я не заправский кулинар, как вы могли подумать. Я неплохо управляюсь с грилем, вот и все. После переезда в Нью-Берн я три-четыре раза в неделю подбрасываю угля в старый дедушкин «вебер»[8] и разжигаю огонь. Это напоминает мне о детстве, когда летними вечерами мы с дедушкой готовили ужин во дворе.
Как только мясо подрумянилось, я положил его на тарелку и уселся за стол на задней веранде. К тому времени уже стемнело, вдалеке горели огни домов, а луна отражалась в спокойных водах Брайсес-Крик. Стейк удался на славу – жаль, печеная картошка немного остыла. Я бы ее подогрел, но микроволновки на кухне не было. Да, я сделал дом пригодным для жизни, однако еще раздумывал, стоит ли покупать новую технику, менять черепицу, заделывать щели в рамах и выравнивать кухонный пол. Соберись я продать участок – уверен, новые владельцы снесли бы дедушкин дом, чтобы возвести другой, по индивидуальному проекту. Не нужно было разбираться в недвижимости, чтобы понять: ценность участка заключалась в земле, а не в постройках.
Поужинав, я отнес тарелку в раковину, а затем вернулся на веранду с бутылкой пива, собираясь немного почитать. Я привез с собой целую стопку учебников по психиатрии, которые хотел проштудировать перед отъездом в Балтимор, – например, книги о психофармакологии или плюсах и минусах гипноза. Чем больше я читал, тем больше понимал, как многого еще не знаю. Обучение давалось мне с трудом; порой я чувствовал себя старым псом, которого пытаются обучить новым трюкам. Когда я пожаловался доктору Боуэну, тот посоветовал не ныть.
Я устроился в кресле-качалке, зажег лампу и начал было читать, как вдруг услышал голос со стороны дороги. Выключив радио, я немного подождал. Голос раздался снова:
– Есть кто дома?
С бутылкой пива в руке я подошел к перилам.
– Кто здесь? – крикнул я, вглядываясь во тьму.
Мгновение спустя в круге света от фонаря появилась молодая женщина в форме. А именно – в форме помощника шерифа. Признаться, незнакомка застала меня врасплох. До этого мое общение с блюстителями закона сводилось к беседам с патрульными на дорогах, двое из которых остановили меня за превышение скорости. Несмотря на мои извинения и вежливость, оба выписали мне штраф, так что с тех пор полицейские внушали мне беспокойство – даже если я ничем не провинился.
Я молчал, лихорадочно соображая, зачем понадобился заместителю шерифа. Другая часть моего мозга обдумывала тот факт, что передо мной стояла дама. Звучит по-сексистски, однако мне нечасто встречались женщины-полицейские, особенно в Нью-Берне.
– Простите, что вот так подкралась, – нарушила тишину незнакомка. – Я стучала, но вы, похоже, не услышали. – Ее голос звучал дружелюбно и вместе с тем по-деловому. – Я к вам из управления шерифа.
– Чем могу помочь?
Мельком взглянув на гриль, она снова посмотрела на меня.
– Надеюсь, я не помешала вам ужинать?
– Вовсе нет, – помотал я головой. – Я уже поел.
– Что ж, прекрасно. Еще раз простите за вторжение, мистер…
– Бенсон, – подсказал я. – Тревор Бенсон.
– Я просто хотела узнать, законно ли вы проживаете в этом доме.
Формулировка меня немного удивила.
– Полагаю, да. Участок принадлежал моему деду, а после его смерти перешел ко мне.
– Вашего деда звали Карл?
– Вы его знали? – удивился я.
– Немного. Соболезную вашей утрате. Карл был хорошим человеком.
– Очень хорошим. Простите, а вас как зовут?
– Мастерсон, – ответила женщина. – Натали Мастерсон.
Когда она замолчала, я почувствовал, что меня внимательно изучают.
– Значит, Карл приходился вам дедушкой?
– Да, по материнской линии.
– Кажется, он про вас рассказывал. Вы ведь хирург? И военный?
– Уже нет. – Я замялся: – Простите… я так до конца и не понял, зачем вы пришли?
– Ах да. – Женщина махнула в сторону дома: – Я заканчивала обход, увидела свет в окнах и решила на всякий случай заглянуть.
– Нельзя уже и свет включить?
– Да нет, дело не в этом, – улыбнулась Натали. – Сейчас я вижу: все в порядке, и мне не следовало вас тревожить. Просто пару месяцев назад, сразу после смерти вашего дедушки, нам сообщили, что здесь горел свет. Дом, по идее, должен был пустовать, и я решила проверить, в чем дело. У меня возникло чувство, что здесь кто-то жил. Никаких повреждений я не заметила, только взломанную заднюю дверь, но, учитывая свет в окнах, я решила: за домом надо присматривать. С тех пор я изредка сюда заглядывала – убедиться, нет ли непрошеных гостей. Бродяг, нелегалов, беспризорников или наркоманов, подпольно варящих мет.
– А что, в этих краях таких много?
– Не то чтобы много. Как и везде. Работенки нам хватает.
– К слову, я – не наркоман.
Она взглянула на бутылку у меня в руке:
– Алкоголь – тоже наркотик.
– Даже пиво?
– Без комментариев, – усмехнулась Натали.
Я решил, что она немного младше меня. Светлые волосы собраны в слегка растрепанный пучок, а глаза настолько голубые, что хоть сейчас разливай по бутылочкам и продавай в супермаркетах. Чертовски красивая женщина, а что еще важнее – без обручального кольца.
– Может, осмотрите дом? – предложил я.
– Нет, я рада, что теперь все в порядке. Мне очень нравился Карл. Мы с ним болтали на фермерском рынке, где он торговал медом.
Я помнил, как по субботам сидел вместе с дедушкой у придорожного лотка, однако на рынке мы не бывали. Впрочем, с тех пор Нью-Берн сильно изменился: появились новые кафе, магазины, предприятия. Впрочем, в Александрии – одном из придатков Вашингтона – в пять-шесть раз больше жителей, и даже там, думаю, мужчины не давали бы проходу Натали Мастерсон.
– Расскажите подробнее, кто мог поселиться в моем доме.
Меня это не слишком заботило, просто не хотелось отпускать Натали.
– Я уже сказала все, что знаю.
– Вы не могли бы подойти ближе? – попросил я, показывая на ухо. – А то я плоховато слышу. Попал под обстрел в Афганистане.
Слышал я прекрасно; внутреннюю часть уха снаряд не повредил, пусть даже внешнюю снес напрочь. Да, признаю: порой я умышленно давлю на жалость. Я снова сел в кресло-качалку, надеясь, что Натали не задалась вопросом, почему я пожаловался на слух только сейчас. Фонарь освещал ее лицо; она какое-то время разглядывала мой шрам, затем поднялась по ступенькам и, развернув ко мне второе кресло-качалку, села. Правда, сперва отодвинула его подальше.
– Благодарю, – сказал я.
Натали улыбнулась – не слишком тепло: похоже, сомневалась, что я плохо слышу, и раздумывала, не зря ли села. Зато улыбка была достаточно широкой, чтобы я полюбовался на ровные белые зубки.
– Как я уже сказала…
– Вам удобно? – перебил я. – Не хотите ли чего-нибудь выпить?
– Спасибо, мистер Бенсон, я на работе.
– Зовите меня Тревором. И пожалуйста, расскажите все с самого начала.
Моя собеседница вздохнула и – могу поклясться – чуть не закатила глаза.
– В прошлом ноябре, после смерти Карла, одна за другой зарядили грозы. Молнии сверкали вовсю, в трейлерном парке неподалеку даже сгорел фургон. Приехали пожарные, я – следом, и после того как огонь потушили, один из парней обмолвился, что любит охотиться на дальнем берегу речки.
Кивнув, я вспомнил выгоревший остов фургона, который заметил в первые дни после переезда.
– В общем, пару недель спустя я вновь столкнулась с этим пожарным, – продолжила Натали, – и он рассказал, что видел в окнах вашего дома свет. Причем два или три раза. Словно кто-то носил свечу из комнаты в комнату. Парень смотрел издалека, и возможно, ему почудилось. Однако он решил мне сообщить, потому что видел свет не единожды. К тому же он знал о смерти Карла.
– Когда это было?
– В прошлом декабре. В середине месяца. Неделю или две стояли морозы, и я бы не удивилась, если бы кто-то и правда залез в дом, чтобы согреться. В следующий раз проезжая мимо, я заметила, что задняя дверь сломана, а ручка едва держится. Я зашла в дом, бегло осмотрелась, но никого не обнаружила. Признаков вторжения не было. Никакого мусора, кровати заправлены. На первый взгляд ничего не пропало. Хотя… – Она нахмурилась, припоминая.
Я глотнул пива, ожидая продолжения.
– На кухонном столе стоял полупустой короб со свечками, а две, с почерневшими фитильками, лежали рядом. Еще я заметила, что часть столешницы не покрыта пылью, словно кто-то там ужинал. На кресле в гостиной, возможно, сидели – на соседнем столике тоже не было пыли. Весомых доказательств я не нашла, однако на всякий случай принесла из амбара доски и заколотила заднюю дверь.
– Спасибо! – поблагодарил я за рассказ.
Натали кивнула. Похоже, эта давняя история по-прежнему не давала ей покоя.
– Вы случайно не заметили, что каких-то вещей не хватает? – поинтересовалась она.
Немного подумав, я помотал головой.
– Вообще-то мне сложно судить. Я уже несколько лет сюда не приезжал, не считая похорон в октябре. А ту неделю я помню довольно смутно.
– Задняя дверь была цела?
– Я зашел через парадную, но точно проверил замки перед отъездом. Думаю, заметил бы поломку. Я ведь выходил на заднюю веранду.
– А когда вы сюда переехали?
– В конце февраля.
Натали задумчиво посмотрела на дверь.
– Вы все-таки считаете, что кто-то сюда вломился? – немного подождав, спросил я.
– Сама не пойму, – призналась помощник шерифа. – Обычно в таких случаях я нахожу сломанные вещи и мусор: бутылки, фантики, всякий хлам. К тому же бродяги перед уходом не заправляют постель. – Натали побарабанила пальцами по подлокотнику. – Вы уверены, что все на месте? Оружие? Бытовая техника? А может, ваш дедушка хранил в доме наличные?
– Насколько я знаю, денег и техники у деда почти не водилось. А ружье я нашел в шкафу, когда приехал. Кстати, оно все еще там. Небольшой дробовик, чтобы диких зверей отгонять.
– Тогда все выглядит еще непонятнее. Оружие крадут в первую очередь.
– Так что же вы думаете?
– Не знаю, – пожала плечами Натали. – Либо здесь никого не было, либо сюда наведался самый опрятный и порядочный бродяга на свете.
– Мне стоит беспокоиться, как по-вашему?
– Вы что-нибудь видели или слышали? Может, кто-то бродил возле дома?
– Нет, – ответил я. – Хотя я частенько просыпаюсь среди ночи.
– У вас бессонница?
– Вроде того.
Натали помолчала, разглаживая складки на брюках.
– Что ж, у меня все. Больше не буду вас отвлекать.
– Спасибо, что заглянули и все рассказали. Еще и дверь мне починили.
– Не то чтобы починила…
– Вы очень мне помогли, – возразил я. – Ведь дверь не развалилась до моего приезда. А когда закончится ваша смена?
Натали взглянула на часы:
– Вот как, она уже закончилась!
– Тогда, может, выпьете со мной? – снова предложил я.
– Пожалуй, не стоит. Мне еще за руль.
– Ладно, вопрос снят, – улыбнулся я. – Но прежде чем вы уйдете – и раз уж вы не на работе, а я в городе новичок, – расскажите мне о нынешнем Нью-Берне. Я давно тут не был.
Натали удивленно подняла бровь:
– Почему вы просите об этом меня?
– Разве полиция не должна доблестно служить и защищать население? Просвещение – тоже часть службы. Как и починка дверей. – Я улыбнулся как можно обаятельнее.
– Боюсь, вы меня спутали с экскурсоводом, – отрезала Натали.
Может и так, подумал я, но почему же ты не уходишь?
– Ладно. Тогда расскажите, почему захотели стать шерифом.
Натали подняла взгляд – впервые посмотрела на меня по-настоящему. И снова я залюбовался ее глазами – цвета Карибского моря в дорогом туристическом журнале.
– Я не шериф, – поправила она. – Шериф – выборная должность. А я – его заместитель.
– Вы уходите от ответа.
– Откуда вдруг такой интерес?
– Я по жизни любопытный. Вы мне помогли, и я хочу немного узнать о женщине, которая проявила ко мне участие.
– И почему мне кажется, что у вас скрытый умысел?
Потому что ты не только красивая, но и умная, подумал я и, состроив невинное лицо, пожал плечами.
Натали внимательно на меня посмотрела.
– Почему бы вам сперва не рассказать о себе?
– Без проблем, – согласился я. – Что вы хотите узнать?
– Полагаю, из-за ранения вы больше не служите во флоте? И врачом не работаете?
– Вы правы, – кивнул я. – Меня ранило, когда я выходил из госпиталя, в котором служил. Удачный выстрел – для того, кто стрелял, конечно. Меня довольно серьезно задело. Во флоте меня признали инвалидом и отправили домой.
– Тяжело вам пришлось.
– Это точно, – согласился я.
– И вот вы переехали в Нью-Берн, чтобы?..
– Я здесь ненадолго. Летом уезжаю в Балтимор – изучать психиатрию.
– Серьезно? – удивилась Натали.
– Вам чем-то не угодили психиатры?
– Почему же. Просто не ожидала, что вам это интересно.
– Между прочим, я прекрасно умею выслушать пациента.
– Я не об этом, – возразила она. – Уверена, вы многое можете. Но… почему именно психиатрия?
– Хочу помогать ветеранам с посттравматическим синдромом, – объяснил я. – Сейчас такие врачи необходимы, особенно солдатам и морякам, которых то и дело переводят на другие базы. Как я уже говорил, пережитое на войне порой не покидает человека и дома.
– С вами так и случилось?
Мне показалось, что Натали проявляет искренний интерес.
– Да.
Она задумалась, и у меня снова возникло чувство, что она понимает меня по-настоящему.
– Тяжело было?
– Очень, – признался я. – Невыносимо. Сейчас тоже накатывает время от времени. Но давайте лучше сменим тему.
– Ладно, – кивнула Натали. – Теперь, когда вы все объяснили, я признаю, что ошибалась. Вы станете отличным психиатром. Как долго продлится обучение?
– Пять лет.
– Говорят, на врача учиться непросто.
– Как попасть под машину – может, чуть полегче.
Впервые за вечер Натали рассмеялась.
– Уверена, вы справитесь. И надеюсь, успеете насладиться нашим городом. Тут чудесно, и много хороших людей.
– Вы выросли в Нью-Берне?
– Нет, – улыбнулась она. – Представьте, есть городишки еще меньше.
– Смешно.
– Зато честно. А можно узнать, что будет с домом, когда вы уедете?
– Вы хотите его купить?
– Боюсь, он мне не по карману. – Она убрала за ухо выбившуюся прядь. – Кстати, а вы откуда родом? Расскажите немного о себе.
Радуясь ее интересу, я вкратце поведал о детстве в Александрии, о родителях, о летних каникулах в Нью-Берне. Затем – о старших классах, колледже, медицинском факультете, резидентуре. О службе во флоте. И все это – чуточку приукрашивая, как обычно бывает, когда мужчина хочет впечатлить симпатичную женщину. Слушая мой рассказ, Натали иногда приподнимала брови – не знаю, от восхищения или просто удивляясь.
– Значит, вы – городской парень, – заключила она.
– Отнюдь, – возразил я. – Я все-таки из пригорода.
Уголки ее губ немного поднялись, однако я не понял, чем это вызвано.
– Одного не пойму – зачем вы пошли в Военно-морскую академию, – задумчиво произнесла Натали. – Вы же учились лучше всех. Вас приглашали в Йель и Джорджтаун!