Пройдя все ей известные по прошлым годам места с ловушками, Валя нашла пискульку. Она была уже мертва, запуталась в сетях и задохнулась. Такое часто бывает. Поначалу Валя при виде такого зрелища плакала, но потом привыкла и поняла, что без жертв науки не бывает. Тем более ей, будущему советскому ученому, негоже бояться замарать руки. Нужно жертвовать всем ради прогресса и построения коммунизма, Валя в этом была абсолютно уверена.
Обратно на станцию Валя возвращалась с большим грузом – она несла заветную пискульку и еще нескольких птиц, которых оставили в ловушках нерадивые охотники. По дороге никто из них ей не попался. Непонятно, куда они ушли и не прохлаждаются ли они на какой-нибудь полянке вместо того, чтобы нести трудовую вахту. Валя решила обязательно поднять этот вопрос на ближайшем комсомольском собрании.
Вечером после ужина все жители научной станции собрались у большого костра – это была давняя традиция. Там проходила перекличка – все ли вернулись из тайги, научные руководители проводили планерки, хвалили, ругали, раздавали задания на следующий день. И обязательно в конце таких собраний были песни под гитару. Сеня и Вадик принесли много хороших дров, и костер в этот вечер был особенно дружный. Валя увидела, что из их института приехали только четверокурсники – совсем новички, и она высказала им все про оставленных в силках птиц. Ребята были сконфужены, профессор Доценко качал головой и грозил им пальцем. Неприятно, конечно, оказаться на их месте, но они это заслужили. И, чтобы подбодрить студентов и не заканчивать вечер на неприятной ноте, Валя первой затянула «Изгиб гитары желтой» – ее любимую походную песню. Ребята сразу подхватили, Вадик вытащил откуда-то из темноты гитару, и по ночному лесу потекли звуки этой прекрасной песни. Валя пела и думала о своем. И каждая строчка ей говорила о ее любви и ее мечте:
Изгиб гитары желтой ты обнимаешь нежно,
Струна осколком эха пронзит тугую высь.
Качнется купол неба, большой и звездно-снежный.
Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.
Валя смотрела на профессора Доценко и мечтала, что он ее нежно обнимает, как Олег Митяев обнимает свою желтую гитару на Грушинском фестивале.
Как отблеск от заката костер меж сосен пляшет.
Ты что грустишь, бродяга? А ну-ка, улыбнись!
И кто-то очень близкий тебе тихонько скажет:
«Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!»
На этих строчках Валя всегда представляла профессора Доценко в его камуфляжной форме, болотных сапогах и красной, как флаг СССР, косынке на голове, которую он лихо завязывал на затылке и становился похож на капитана Блада из ее любимых приключенческих романов, которые она читала и перечитывала в детстве. Она вспомнила, как был счастлив профессор, когда она все-таки принесла ему в лабораторию пискульку, как он ее порывисто обнял, и, если бы между ними не было мертвой птицы, это объятие было бы по-настоящему близким.
Когда песня закончилась, кто-то затянул другую, и так они просидели у костра почти до глубокой ночи. Придя в свой корпус, Валя без сил упала на кровать и даже не заметила, что потеряла в этот день что-то важное.
Ленинградцы
Утром, едва проснувшись, Валя услышала шум мотора. Она выглянула наружу и поняла, что на станцию кто-то приехал. Обычно все машины оставляли за воротами, было странно видеть огромный внедорожник, к тому же заграничный, в сердце советской научной станции.
Валя встала, оделась и вышла на улицу. Ее соседки все еще спали, хотя было уже семь утра. Взяв зубной порошок и щетку, она пошла к умывальникам, глядя на прибывших незнакомцев. Им помогали разгружаться геологи. Из дверей лаборатории вышел профессор Доценко, и Вале стало стыдно, что он проснулся раньше нее и уже приступил к работе. Она махнула ему рукой, но он не заметил. Артемий Михайлович радушно приветствовал прибывших. Ими оказался высокий седовласый мужчина с птичьим лицом и худая блондинка в ярких желтых штанах, было в ее облике что-то вызывающее. Валя наблюдала, как они обмениваются репликами с профессором Доценко, и что-то в происходящем ей не нравилось. Может, то, как этот чужак по-отечески хлопнул Артемия Михайловича по плечу, или как эта девица в штанах, похожих на два спелых банана, стоит и нагло улыбается ему. Внутри Вали зрело возмущение – как эти чужаки и выскочки могут так обращаться с самим Доценко, с ее профессором? Она яростно чистила зубы, сплевывала в рукомойник и продолжала смотреть на приезжих. Вскоре Доценко широким жестом предложил им пройти в лабораторию, а ребята с кафедры геологии продолжали таскать ящики, которые были внутри внедорожника. «Вот ведь короли какие, сами даже рюкзака не выгрузили», – подумала Валя. Она вернулась в свою комнату и попыталась разбудить соседок, те только ворчали. Она причесалась, переплела косу, накинула ветровку и вышла на улицу. День начинался просто превосходный, словно сошедший с полотен Ивана Шишкина – грудастые облака плыли по густо-синим небесам, верхушки вековых сосен покачивались на ветру, словно передавали друг другу послание о том, что все в мире благополучно. Но у Вали на душе было неспокойно. Она направилась к лаборатории, на информационном стенде висела вчерашняя фотография пискульки. Валя дернула ручку, было заперто. Она подергала, постучала. Спустя пару минут из двери высунулся профессор Доценко.
– Тебе чего, Валя?
– Здравствуйте, Артемий Михайлович! – Валя лучезарно улыбнулась и попыталась войти, но путь ей преградили.
– У тебя что, задания нет, Образцова? – неожиданно сурово спросил Доценко, прикрывая дверь и оставляя в проходе только свою худую шею.
– Но ведь новой птицы нет на стенде… – оробела Валя, не ожидавшая такой отповеди.
– Все там есть. Какая птица висит, на ту и объявлена охота. Все, уходи, и другим скажи, что я занят с гостями из Ленинграда.
– А что это за гости?
Но Доценко даже не стал ей отвечать, просто закрыл дверь перед ее лицом. От такой несправедливости у Вали навернулись слезы. Как же так? Чем она такое заслужила?!
В этот момент она увидела идущих к корпусу лаборатории Сеню и Вадика.
– Пискульку сегодня ищем, – сообщила она.
– Опять? – спросил Вадик.
– У тебя задания нет, Володин? – Валя уперла руки в боки и с прищуром посмотрела на младших лаборантов. Тех как ветром сдуло.
Валя видела, как они плечом к плечу идут по направлению к выходу со станции, и вздохнула почти с завистью при виде их такой честной и крепкой дружбы. Почему же у нее здесь нет друзей? Ей хотелось, чтобы кто-то поддержал ее сейчас и утешил. Она сунула руку в карман, где вчера лежал флакон подаренных профессором духов. Но их там не оказалось. Валя два раза посмотрела во всех карманах – пустота. Мимо прошли ее соседки – насмешницы Таня и Лиза – и, увидев ее отчаянные поиски, поинтересовались:
– Что потеряла, Образцова? Невинность свою? Ну, так мы не брали.
Обе покатились со смеху.
– Это вы духи украли! – выпалила Валя и пошла на них.
– Какие духи? «Ландыш», что ли? Совсем уже с ума сошла! – Таня покрутила пальцем у виска. – Да такая дрянь даром никому не нужна.
– Вы мерзкие! Я скажу комсоргу, что вы режим дня нарушаете!
Они опять рассмеялись и направились к умывальнику, оставив Валю стоять рядом с крыльцом лаборатории. День перестал казаться красивым. Облака превратились в рваные тучи, а небо было мерзкого синего цвета, как стены в тубдиспансере.
Валя взяла мешки для птиц и направилась в тайгу. По дороге она размышляла, что это за гости приехали из Ленинграда. Раньше она их тут не встречала. Конечно, в Ленинграде было много НИИ и ученых с мировым именем. Но чтобы с ними был настолько любезен Доценко, они должны быть по меньшей мере Лауреатами Государственных Премий и Героями труда. Ни один из них внешне их и отдаленно не напоминал. Девица так и вовсе выглядела профурсеткой. Так бабушка звала всех, кто одевается и ведет себя неподобающе. И этот профессор, слишком уж холеный для зоолога. Словно никогда не покидает своего института. А ведь сам Доценко говорил, что нельзя стать настоящим ученым, если не стопчешь десять пар сапогов в экспедициях.
Весь день Валя протаскалась по птичьим ловушкам, но пискулька ей так и не встретилась. Она собрала остальных птиц и вернулась на станцию. День клонился к вечеру. Постучав в лабораторию, она услышала женский смех. Дверь долго не открывали, а потом оттуда высунулся профессор Доценко, от него пахло спиртным.
– Тебе чего?
– Птиц принесла.
– Если живые – неси в отстойник, если мертвые – утилизируй. Сегодня вскрытия делать не будем, – быстро сказал Доценко и захлопнул дверь. Валя простояла еще пару минут на пороге, пытаясь прийти в себя, круто развернулась и сошла с крыльца. Навстречу ей шли Сеня и Вадик. Они несли два мешка с птицами, судя по виду, дохлыми.
– Сегодня в лаборатории работать не будем. Поэтому утилизируем всё, – бесцветным голосом сказала Валя, вручила им свои таежные находки и пошла в свой домик. Там она бросилась на кровать и разрыдалась. Как он мог так поступить с ней? Еще пару дней назад дарил такие трогательные подарки, называл сокровищем, а сейчас даже на порог не пускает? Как это понимать? Что она сделала не так?