Засовами и тучами.
И понял я, что у Христа
В героях – только мученик.
А мне в терпилах невтерпёж.
Я принял казнь играючи.
Меня и мёртвого не трожь.
Я – Емельян Иванович!
А дух бунтарский не в чести
У Нового Завета-то.
На небеса не по пути
С душою не отпетою.
И Стеньки нет на облаках,
Покуда мы не скромные.
Зато в ведических кругах
Мы с Колядой знакомые.
Уж Он-то знает, что почём:
Видать, причина веская —
Родиться Стеньке с Пугачом
В станице Зимовейская.
Слыхал такую на Дону?
Там в гривах ветер мечется.
Наш род не царский, потому —
Мы родом из Отечества.
Вот кабы мне бы не лежать
Да на Болотной площади,
Вот кабы бабам не рожать
Да от кого ни попади…
Породу некому поднять.
Гляжу, без пугачёвщины
Плодит одна Отчизна-мать
Сплошную безотцовщину.
Не прячь улыбку, зимовей,
Под бородою бурною.
Хоть раз в столетье да разлей
По девкам семя буйное.
Мне самому-то недосуг.
Я в тридцать лет – не венчанный:
Со смертью обручился вдруг,
Развёлся по увечию.
Но, как вдовец двух войн, скажу,
Что третья – симпатичнее.
Я ей Европу наряжу
Столбами пограничными.
На карту Лиля поглядим.
Да я клянусь булатником,
Что Русь урезали на Рим,
На Русалим с Прибалтикой…
Как пугачёвская спина
Да грудь располосованы,
Так и Россия казнена
И так же колесована.
Её веками по частям
Дожёвывают челюсти.
И нету счёту челюстям
И всей кремлёвской челяди.
А ну-ка, вынь мне из плеча
Секиру-краснобровушку
Да я ошпарю палача
Своей мятежной кровушкой.
Давненько что-то не встаю —
Раскинулся равниною.
Подай-ка голову мою
С кола Екатеринина.
Да сдёрни ноги с колеса,
Где кости повылазили,
Где партизанские леса
Растут в Европу с Азией.
Давай и руки мне приладь.
Мои! На чёрта новые.
По всей Руси пойдёт гулять
Емелька четвертованный.
Туда, где в призрачной дали
Горят на пашне спинами
Пеласги – родичи мои
С моими палестинами.
Этрускам, вынянчившим Рим,
От разинского имени —
Этрускам, родичам моим —
Кричу: «Я сердцем римлянин…»
Хоть раз бы к лютичам родным
Махнуть в Париж-Лютецию.
К венедам – русичам седым,
Заплыть разок в Венецию…
В навеки русские миры
Зовут славяно-арии,
Где для врагов – тартарары,
А для своих – Тартария!
2010 г.
«Словно зыбку планету мотало…»
Словно зыбку планету мотало.
Я в ночные входил небеса.
И седой головою Урала
Млечный Путь надо мной нависал.
Не летал, но не значит, что не был,
Если лёгкие в звёздной пыли.
Млечный путь – это скрепа для неба,
Как Уральский хребет – для Земли.
На отрогах вселенской опоры
Я колени о звёзды сбивал.
Млечный Путь и Уральские горы —
Как один над другим перевал.
Млечный оттиск Урала на синем
Проступает на память о том,
Что когда-то всё небо Россия
Подпирала Уральским хребтом.
2010 г.
«Осень, осень, листьев осыпь…»
Осень, осень, листьев осыпь.
По лесам сохатый гон.
И рогами сшиблись лоси,
Как отвесили поклон.
А в углу болотном тихом
Мох осокою прошит,
Там ничейная лосиха,
Как сокровище, лежит.
Ждёт она победы скорой
И достанется тому,
Кто сильнее, кто матёрый.
А выходит – никому.
Под размашистой осиной
В долгой схватке круговой
Разорвать быки не в силах
Мёртвой сцепки роговой.
Вот уж пали на колени,
Кровью брызжут из ноздрей.
И одной горбатой тенью
Замирают меж ветвей.
Утром вскинутся от страха
И один другого вспять
По кустам да пнёвым плахам
Станут до смерти таскать.
И в углу болотном тихом,
Где прошит осокой мох,
Испугает вдруг лосиху
Их последний дружный вздох.
Но она, не зная горя,
Убежит, как ни при чём,
И о них забудет вскоре
С первым встречным рогачом.
2010 г.
«Вздрогну я от небесного оклика…»
Вздрогну я от небесного оклика.
Снова птицы зовут, как родня.
И опять одинокое облако
Ясных глаз не спускает с меня.
А в груди – словно белочка цокает.
Поле ветром шумит, как полёт.
И тебе свою душу высокую
Бессловесная высь отдаёт.
Так легко, что немного и боязно.
И раскинутся руки опять.
И толчками далёкого поезда
Будет в сердце земля отдавать.
И осока ресницами влажными
Окунётся в озёрную тишь.
А под облаком явственно кажется,
Что лежишь на траве, как летишь.
2012 г.
«В Белом море волны рыщут…»
В Белом море волны рыщут.
Рифы голодны с утра
И охотятся за днищем
Яхты юного Петра.
День и ночь идёт охота.
Гром хохочет, как упырь.
Метит молний позолота
Дальний берег, монастырь.
И епископской молитвой
Причастили уж царя.
Только лоцман, морем битый,
Ухмыляется не зря.
Он к штурвалу как прикован,
Как распятый на снастях.
Борода блестит подковой
На зажатых челюстях.
И выглядывают скалы
Из бушующей воды,
Из засады зубы скалят
В предвкушении еды.
– Эх вы, трусы! Не матросы!..
И – к штурвалу государь.
Тут возьми в горячке лоцман
Государя и ударь.
Мол, и сам тут за царя я,
Мол, штурвал свой, как жену,
Никому не доверяю,
Потому не потону.
Как сказал он, так и сделал.
Поседел не по годам,
Но причалил яхту целой
К Соловецким островам.
Пётр сошёл на берег скоро.
Сплюнул кровь солёных слов:
– Как зовут тебя, помора?
– Кормщик я, Антип Панов.
Грянул царь при всём народе:
– То, что врезал, не жалей.
За удар по царской морде
На, Антип, семьсот рублей.
Подарил кафтан помору,
Даже шапку дал свою…
Хорошо бы, в нашу пору
Врезал кто-нибудь Кремлю.
2010 г.
Паводок
Эх, снега… за былую красу
Да не будут помянуты лихом.
Как цыганка, гадает скворцу
На ладонях проталин скворчиха.
Потеряла река берега.
А сугробины тают и тают.
На широкую ногу снега
С половодьем в обнимку гуляют.
Будто знают, что жизнь коротка,
Что опять их пичуги отпели.
Деревушка плывёт в облака,
Словно яхта, под парусом ели.
По оврагу орущий поток,
Как драчун, где-то выломал доску.
В поле бывшей метели шматок,
Как рубахи разорванной лоскут.
По России зима и весна
Снова сходятся стенка на стенку.
Каждой луже дорога тесна.
Только лесу разлив – по коленку.
Пашня тянет надувы взасос,
Благодарная давним позёмкам.
Что январь белозубый нанёс,
То целует апрель чернозёмный.
Ярый паводок льёт через край.
Снеготал – по логам да распадкам.
Напоследок, хотя, погуляй!
Есть у русских такая повадка.
2011 г.
По следам
Я лоб наморщиню для виду,
Извилины все напрягу,
И всё же понять пирамиду
Я, честно скажу, не могу.
В ней камни так слитно, как клетки
В живом организме, лежат.
К тому, что оставили предки,
Мы движемся – строго назад.
Мы всё ещё их догоняем,
Хотя перешли на сверхзвук.
И тайны миров открываем,
Влезая в их старый сундук.
Там много чего, даже слишком,
Что нам не постичь никогда.
… Оплавлены ядерной вспышкой,
Лежат под водой города…
… И статуи острова Пасхи
Таят безответный вопрос…
… В Сибири гранитные плахи
Космических взлётных полос…
Всё было. И всё ещё будет.
И всё повторится опять.
И снова появятся люди,
По кругу идущие вспять.
Нас в будущем нет ни минуты,
Мы – в прошлом, мы всё ещё там…
Открыв колесо и компьютер,
Мы просто идём по следам.
2018 г.
Русский июнь
Двадцать второго июня
Треугольным письмом
Двадцать второе июня
В каждый приходит дом.
Взглядом смеётся юным
Выцветший в дым портрет.
Небо русским июнем
Льёт поминальный свет.
Солнечный и подлунный,
Помни, мил-человек:
В том, сорок первом июне,
Предан двадцатый век.
Двадцать второе июня —
Чёрно-белый рассвет.
Двадцать второе июня
Длится семьдесят лет.
И поцелуй иудин
К миру взасос прилип.
… Двадцать второго июня
Слышится смертный хрип…
Видишь, вдали и рядом
Тем же огнём войны
Свой «мировой порядок»
Выжег банк Сатаны.
Многих ещё придушит
Долларовый вампир.
Только по русским душам
Снова заплачет мир.
В бронзовой гимнастёрке
Вслед за июнем, знай,
Вновь пехотинец Тёркин
Миру подарит Май.
2011 г.
Молодая осень
Вот осень машет мне рукой.
За нею осень жизни – следом.
И обе думают при этом:
Неразговорчивый какой.
Нет слов. И я не виноват,
Что, как немой, встречаю осень.
Словами души говорят,
А мы их только произносим.
Душа забылась и молчит.
В поклоне я, как запятая.
А небо каплями стучит
И косяками облетает.
И я, признаться, встрече рад.
Но лет пятьсот хотел бы сбросить.
Я очень старый листопад.
Ты слишком молодая осень.
2011 г.
Поминки по Победе
То ли память размыли пробелы,
То ли правды в истории нет,
Но безвременно гаснет Победы
Неизбывный, казалось бы, свет.
И парады всё скорбней и глуше.
А ведь столько сломали штыков,
Столько жизней отдали Ей лучших,
Чтоб сияла во веки веков.
Столько крови течёт в Её жилах.
Столько славы в Её голосах.
Столько Родина песен сложила
О Её благородных творцах.
Да и вышла Она из народа.
И такая Ей сила дана,
Что весна сорок пятого года
Никогда отцвести не должна.
Но знамёна, как старые раны,
Кровоточат под гримом шумих.
Нет надежды в глазах ветеранов
На сынов и на внуков своих.
И в равненьи шеренг на трибуны
Нет, как прежде, равненья на флаг.
Костный пепел вгрызается в урны.
И брусчатка не слушает шаг.
Бьёт ударник под дых барабану.
И «ура» не взлетает в зенит.
Историческим пахнет обманом,
Что и в вечном огне не горит.
Как поминки по русской Победе,
Власть-иуда справляет парад.
В «миру – мир» заигрались, как дети,
Мы – потомки великих солдат.
Напороться на штык в рукопашной
Или броситься грудью на дзот…
Умирать за Победу не страшно.
Страшно, если Победа умрёт.
2011 г.
«На подбородке шапка бороды…»
На подбородке шапка бороды,
А на затылке лысины коленка…
Неужто, человечество-калека,
Ещё ты веришь в райские сады?
Душа планеты покатилась вниз.
И рвётся ввысь поэзия при этом.
Но популярней лучшего поэта
По «Евроньюс» воспетый футболист.
Бессменна власть рвача и палача.
Поэзия – изгой телеэфира.
И тайный взрыв решает судьбы мира,
Как некогда решал удар меча.
Лохмотья государственных границ.
Осечки слов. Доверие к патронам.
И с мудростью, достойной фараонов,
Глядят юнцы из цинковых гробниц.
Любви и чести лёгкая броня.
Поэзия не ангел и не агнец.
Какой бы ни поставили диагноз, —
В составе крови не найдут вранья.
Банкиры бредят новой мировой.
Дымится африканская пустыня.
Китай – в засаде. НАТО холостыми
Уже палит над русой головой.
Рассадники мозолей и горбов.
Свобода совести гуляет в Мекке,
А наша совесть в безнадёжном веке
Сидит в кавказских ямах для рабов.
И пролетает глобус между ног.
Насилуют улыбку Моны Лизы.
И Шар Земной напоминает клизму,
Что роду человеческому впрок.
Живём на свалке телетребухи.
И смерть заверена печатью солнца.
Молитвами поэзии спасётся
Лишь тот, кто знает русские стихи.
2012 г.
Чужие роли
Сломалась мимика. Не удаются роли.
В душе один, а на лицо – другой.
И выраженья радости и боли
Не отличишь теперь между собой.
Но не спеши завидовать актёрам,
Политикам, врунам и подлецам,
Подобно дрессированным жанглёрам
Играющим на мускулах лица.
Мы все – на перевёрнутом пароме,
И Шар Земной висит вниз головой,
Пока талант – играть чужие роли —
Главней таланта быть самим собой.
2013 г.
Лесное утро
Вы слышали рассветных птиц?
Многоголосие лесное —
Как будто смех вязальных спиц
И звон далёких колесниц
И шорох талых льдин весною.
То вскрик, то вздох, то будто стон
Ведра упавшего в колодец.
Протяжный шум со всех сторон.
Деревья сбрасывают сон
И грусть минувших непогодиц.
В ручьях кипение росы.
Камней подводных бормотанье.
И – будто тикают часы,
И свищут клювики, носы,
И булькают рыбёшки ртами.
Дворняжка, тронувшая цепь.
За шторкой притаился ветер.
Костёр трещит… А, может, вепрь
Качнул бронёй тугую крепь
И в дрёму рухнул на рассвете.
С утра не все поют сперва,
Но тут же все вступают вскоре —
И, птичьи путая слова,
Поют, кто – в лес, кто – по дрова,
Как мы когда-то в школьном хоре.
И всплески мельниц водяных.
И ботала коней табунных.
И звёзд увядших ломкий жмых.
И голоса миров иных.
И жаркий бред признаний юных.
Смешалось всё в рассветный гам,
В неразбериху пробужденья,
И всё слилось – от птичьих гамм
До первых «здравствуй» по утрам —
И всё достойно продолженья.
2018 г.
Любовь
Любовь – наверно, то, что быть должно?
Любовь – наверно, то, что быть не может?
Да нет, она идёт с тобой в кино,
Она бежит мурашками по коже.
Она, как ты и я, как мы с тобой,
Она, как все – не лучше и не хуже.
Но иногда становится судьбой,
А иногда простой служанкой служит.
Любовь?.. А как узнать её, скажи?
Одно лишь про неё известно точно:
Любовь, она всегда – длиною в жизнь,
А без неё заметно жизнь короче.
2014 г.
Золотая середина
Не хватает мне детской фантазии
Всё представить, как было в начале…
Провожали закаты мы в Азии,
А рассветы в Европе встречали.
И на двух континентищах сразу мы
Проживать умудрялись без тягот.
За грибами ходили мы в Азию,
А в Европе давились от ягод.
И дружили с Бажовскими сказами.
И в футбол по-уральски играли:
Получив передачу из Азии,
Мы в Европе голы забивали.
То по горным вершинам мы лазили,
То тянуло в таёжные топи.
Не хватало Европы нам в Азии,
А её не хватало в Европе.
Не кидались высокими фразами,
Только с детства нам верилось сильно,
Что граница Европы и Азии —
Золотая средина России.
Пронеслись времена. Было разное.
Только держится мир, как в начале,
На границе Европы и Азии,
На Уральском хребте, на Урале.
1999 г.
Живодёрня
Как вам на вкус кровавые слезины?
А как – стальные крючья под бока?
И корчатся в агониях витрины
Бессмертные шедевры мясника.
Звонят из ада черти на мобильник:
Гореть в огне за каждый эскалоп…
«Макдональдс» – мировой скотомогильник,
А гамбургер – полузакрытый гроб.
Стада говяжьи. Табуны конины.
Идёт по трупам мясокомбинат.
Жестокостью торгуют магазины,
А люди покупают и едят.
Как место казни выглядят обеды.
Зубами плоть линчует человек.
Звериным аппетитом мясоеда
Икает за столом пещерный век.
У первобытных слишком многолюдно.
Шагает эволюция назад,
Когда на живодёрне ваше блюдо
Готовит электрический разряд.
2013 г.
Рыночный народ
Нам рынок подсыпают, как отраву.
Два пальца в рот – достоинство и честь.
Прощай, литературная держава.
Да здравствует курительная смесь.
Мы в обществе теперь, как будто светском.
Плеяда недоделанных господ.
Народом русским были и советским,
Теперь, как будто – рыночный народ.
Безлюдные духовные столицы.
Таскаемся задворками умов.
На зависть небоскрёбной загранице
Не строим небоскрёбы из томов.
И в обморок мы валимся как будто…
И наркоту толкают нам не зря —
Чтоб нашатырь отечественных бунтов
Не чуяла народная ноздря.
Нас переводят на больную пищу.
Глотаем заменители добра.
И Родину, как выдавленный прыщик,
Зелёнкой баксов мажем до нутра.
И вылезла в правители нажива.
И по карманам – золотой запас.
И жадный отблеск золотая жила
Вонзает в сердце каждого из нас.
И мы уже, как будто – не по праву,
И словно мы уже – не на века.
Но справедливости былая слава
Ещё не позабыла нас пока.
… Давно ли мы коней поили в Сене?
И полз от нас Рейхстаг, как осьминог.
Крутили самокрутки на колене,
Когда весь мир лежал у наших ног…
На торгашей мы сроду не похожи,
У нас в душе – космический полёт.
И с чипом пугачёвщины под кожей
Какой мы, к чёрту, рыночный народ?
2018 г.
Стихотворец
Не ждите спокойного тона
И бережных слов от поэта.
Поэт – он навроде симптома
Двуногой болезни планеты.
Он – крик человеческой жизни,
Распятой религией денег,
Где власть присягнула наживе
И сходит с ума от владений.
Он – плач и торжественный рокот.
И ропот пробуренных скважин.
Он – острый рассерженный локоть,
Что в бок человечеству всажен.
Он с первой строки у барьера
Стоит на правах дуэлянта
И целится в жадную эру
Всей мыслью и чувством таланта.
Сражаться на поприще века
(Ни рыцаря, ни полководца) —
Сражаться за честь человека
Земля создала стихотворца.
И в этой космической роли
Он будет до крайнего срока
Настаивать правду на боли
И с кровью выталкивать в строки.
И можно за то поручиться,
Что горьким лекарством страницы
Хоть кто-нибудь будет лечиться
В его стихотворной больнице.
2012 г.