Ничего не предвещало беды в релакс-спальне, но вдруг раздался громкий телефонный звонок. Игнорировать его оказалось напрасным. На другом конце провода был безымянный помощник Рефрактора U.
– Швепсер, вы ли это? Я пришел ведь к вам с приветом, – поприветствовал помощник.
– Ну привет, скорей солдат, я тебе совсем не рад, – пробормотал Рефрактор и бросил трубку.
Телефонный аппарат, лежавший на журнальном столике швепсера рядом с кроватью, произвела кампания «Алмазный звук», но извлечение звука, и, особенно, его вовлечение – это было последнее, что можно было назвать «алмазным» и за что хотелось бы похвалить этот телефон. Его внешность тоже была не лучшая, буквально за пару месяцев краска на циферблате потрескалась, при том, что сам аппарат ни разу не сменил дислокацию и особо не падал. Но ведь название конторы внушает, неправда ли?
Через пару минут, а точнее через три, раздался очередной звонок, уже второй. На сей раз это оказалась аудиореклама нового шоу эзотерического ансамбля «ДжексонПит». Их шоу самое бездарное, что можно было увидеть на местных театральных площадках, ведь их шутки про Бездну были не очень-то шутками, а их песни не очень песнями. После второго звонка последовал третий.
– Извините, обнаглел, но у вас, Рефрактор, появилась пара дел, некий еретик безлицый пойман был юнцом Дэном Мокрицей, он на радио всем спел, что Дер Меркур не удел, – прозвучал безымянный голос ЦРУшника в трубке.
Швепсер быстрехонько с кровати поднялся и ответил.
– Угу-угу. Уже бегу.
***Перемещение в центр ЦРУ***
Отдел ЦРУ – был самым высоким зданием во всем Меркуриале, но, поговаривали, что в Таиланде есть башня повыше. На пару сантиметров (на три). Отдел являлся надежным убежищем серых защитников граждан от опасной городской мафии.
Официально аббревиатура защитнической службы расшифровывалась как Целевое Рукоприкладственное Управление, но в народе их давненько прозвали коротко – «губильня». Все потому, что один из наиболее известных способов пыток, применяемых служителями закона, был как-то связан человеческими губами, но, как именно настигала расплата осужденного (а пытки здесь исполняли карательную цель), никто толком не знал. В курс этого дела были погружены исключительно немые палачи-исполнители и, разумеется, высшие чины – швепсеры (которые сами то не прочь в будничный день исполнить что-то эдакое).
Рефрактор U, войдя в Отдел, сделал губы трубочкой и морально приготовился губить новоприбывшего мезуита.
Швепсер для разогрева выпил чашечку растворимого кофе и вышел ко мне на допрос в обитую зеркальными обоями комнату. Я знал – оказаться в ЦРУ в качестве нарушителя было равносильно смерти, как если бы я ринулся навстречу летящему грузовику, в последний момент увернулся бы от его жестяного бампера, но все равно бы таки погиб от условно лежащих на обочине граблей (садовод оставил), перед этим споткнувшись об такого же лежачего полицейского.
У всех швепсеров перед допросом был один и тот же дурацкий ритуал. Заключался он в том, чтобы собрать с закрытыми глазами оригами. Если получался самолетик, то первым делом начинался допрос, а если нежданно-негаданно складывалась лодочка, то в дело вступала «губильня». Что выпало мне, не сложно догадаться (все продумано). Конечно же самолетик.
Подсаживается ко мне поближе, значится, швепсер и начинает мирный диалог. Он всегда был фанатом самолетиков, потому что делать лодочки у него никогда не получалось (сложные сгибы, все дела).
– Ну привет, тупица, давненько ль ты встречал Дэна по фамилии Мокрица, или вовсе не давно? – начал диалог Рефрактор.
– Дэн, насколько мне известно, был на Радио известен. Я ему дал пару сотен, и сказал, чтоб был свободен. Видел я его сегодня, он мне, если что, не родня, – оттараторил я.
– Да, хоть ты Дэна и встречал, он тебя и знать не хочет, для него ты маргинал, для меня ты тоже, в прочем. А теперь ответь, дружок, чем Дер Меркур заслужил про себя дурной стишок? Неужели ты решил, будто сам как будто бог? Но это ладно, с этим все уже вовсю понятно. Интересно мне лишь то, как с Дер Меркуром стать ближе, расскажи про его дом – будет приговор пониже.
Коротко поразмыслив над обстоятельством (говорить или не говорить?), я принял решение сказать, притом сказать именно сейчас, иначе бы сюжет не двигался, а музыкальная дорожка остановилась бы на отметке 2:43. Нельзя этого допускать. В любом случае, мой сизый нос почувствовал небывалый интерес со стороны швепсера, притом интерес, отнюдь не рабочий (а тот самый, потаенный), собака была зарыта намного глубже, и не подумайте, я не про Озимандиаса. Иногда поражаюсь тому, как в этом мире все устроилось, как все сочеталось и как легко именно Меркуриал позволял совершенствовать механизмы манипуляции и устраивать себе лишние выходные (порою, болезненные). Местные учёные и вовсе, не поверите, изобрели хим. раствор-манипулятор (на случай гражданских войн).
– Значит слушай, ЦРУшник, если плохо слышишь, надевай скорей наушник, если слышишь хорошо, то возьми вон те беруши, потому что громко говорить я буду (знаю, рифма не очень).
Возле самой высшей башни,
Что в Меркурии стоит,
Расположен бар пропащих,
Там не очень общепит.
Но питаться нам не надо,
Ведь колдунья в нем сидит,
Она будет вам не рада
И покажет звон орбит.
И в орбитном мире этом
Вам откроется дорога
Был бы я слепым поэтом,
Не заметил бы порога.
Дальше, следуйте по ней
И найдете грани бога,
Хоть Дер Меркур не злодей,
Он уродливей урода.
Стукнул швепсер по столу и крикнул:
– Сам уродливей урода, на обои посмотри, я отправлюсь на свободу, ты же – срок свой получи!
Швепсер поднялся со стула, упал, но смог подняться вновь, после позвал безымянного помощника. Ему был отдан приказ отправить меня на «губильню» пятого швепсера, Бельведера Раммштайнера, самого сурового и беспощадного из всей фантастической шестерки шестерок. Я был в шоке и принялся рыдать… Не хотел я к Бельведеру, ведь знаком с ним был не понаслышке. Не думал, что очищение может привести к умерщвлению раньше, чем планировалось. Стоит ли говорить правду, когда ложь тебя спасает? Для меня это тоже риторический вопрос. Меня потащили в самый темный подвал из всех темных подвалов Меркуриала, хотя в других я здесь не бывал, но мне так показалось.
Тем временем Рефрактор U вместе с Озимандиасом (который, к слову, во время моего допроса кормился в ЦРУшной столовой) поднялся в свой уютный кабинет с настенными персидскими коврами (под ними конечно же скрывались картины с Дер Меркуром) и начал собирать рюкзак для путешествия. Он выдернул телефон (тоже кампании «Алмазный звук» и тоже отвратительный) из четырехфазной розетки и запрятал в самый широкий рюкзачный отдел. В отделы поменьше складировал бутылку чая, консервный нож, салфетки и маленькую коробочку с подношением Дер Меркуру. Подношение, которое является загадкой для самого швепсер, ведь он не умел открывать коробки с защитными механизмами. Еще в прошлом году возле магазина «Ребекка» сумасшедшая торгашка бижутерией продала этот чудный экспонат почти задаром. И все это время деревянная коробочка лежала в огнеупорном сейфе мистера U и внушала этому самому мистеру по-особому искусственное чувство доверия ко всему происходящему.
Вместе с собой Рефрактор U взял безымянного помощника, того, что звонил по телефону, и Озимандиаса, того, что собака. И отправился в путь…
7
Просто пародия или неуместное сравнение преследует извечно маленького человека. Отнюдь не всегда это может забавлять, направлять. Но это лучше, чем неразбериха вкусов и незаметное предательство всякой ценности.
Да, например, в сфере моды возвращение к трендам 90-х (к примеру) не слишком мешает и является основой существования капиталистического («несовершенного») бизнеса. Но когда дело касается музыки или же юмора, дело перерастает в мучительное издевательство. Повторим мелькавшую на предыдущих страницах схему (в новой оболочке): один год нравится одна шутка, а в другой к ней пропадает интерес, и все это подается под соусом правильности и современности. И порой эти шутки сами виноваты в том, что их смерть проходит слишком быстро, но есть ведь темы длительные. И им все равно не дается шанс проявить себя спустя время. Ладно на вселенском уровне, но даже в деталях длительные вопросы не способны получить должного внимания. Только в спорте эта проблема была понята народом, а борьба с ней стала назойливой настолько, что стала поводом для рассадки новых отрицательных качеств общественности.
Хочется иногда оказаться в шестидесятых и открыть тому времени нынешние способности. А еще самому проникнуться тем временем, извлечь из него все соки, стать тем самым единственным, кто готов бороться против пяти или может быть четырех. Это навязывается в сознании, заставляя вписывать вымышленные ощущения путешествия в прошлое, в каждую строчку повествования. После повествования начинаешь рассуждать, и первое что приходит в голову – это велосипед.
Замечательный вид транспорта, который нравится всем любителям спорта, прохлады и чувства умеренной скорости. Все, конечно, хотят велосипед поновее, но свежесть производства все равно оставляет структуру привычной. Все хотят велосипед, но никто не хочет им быть. Ни один ребенок не пишет письмо деду морозу с просьбой переконструировать его горный велосипед, хотя, казалось бы, воображение в такой период жизни находится чуть ли ни на самой верхушке. И ты не хочешь. Но вот у тебя появилась вместо позвоночника алюминиевая рама. Вслед за ней появились колеса, и ты качаешься вместе с ними.
И рулишь не сам собой. Твою судьбу в руки давно взял ребенок, который любит все бросать и не любить за всем ухаживать. Он глупый, но есть надежда, что, когда в его жизнь хлынет хоть капелька вменяемости, он очнется ото сна. Станет той самой Белоснежкой, что когда-то видел в диснеевском мультике. Зарыдает и спросит; «Могу ли я все исправить?». И я прошепчу; «Да». Суть Штайнера – быть надеждой для ныне бесполезных. Сделать ее реальной. Реальность нужна, и к ней призывают миллионы. Каждый к своей, но одинаковой. Именно поэтому все речи кажутся клишированными, земными. Иттен даже завещал о трех основных цветах, а все остальное простое дополнение к игре и создание микроиндивидуального погружения в чёрно-белый формат аддитивности и субтрактивности.
Все это уже норма и вполне реально к ней привыкнуть, но привычки – это зло. Даже те, которые называются хорошими. Не будет чувств, если отсутствует мысль о любви, а присутствует механическое удовлетворение своих потребностей. Чертовщина какая-то. Есть привычка говорить, что «я привык». Язык вообще любит шалить, говоря вещи обратные мозгу. А потом долго оправдываться. Впрочем, как обычно.
Сама возможность стать идолом у нового поколения вычесывает из себя комки вторичности, назойливости, бесповоротной туманности возле основных светочей сознания. Злокачественная опухоль растет, и даже Штайнеру достался приличный кусочек этого картинного свойства.
Рэприза
Труба навек,
Трудов создатель – узбек
Краткое стихотворение, получившее локальное (а каким оно еще могло быть?) название – Рэприза. Поначалу казалось, что это кризис после затишья, однако вскоре стало понятно, что краткость, и правда, сестра таланта. Или все-таки больше везения, а не таланта?
Фантасмагория
Где-то бежит усталая лошадь,
Услышав грохот мотоцикла,
Ее копыт обширная площадь
Наощупь ищет конец цикла жизни.
И с каждым годом подкова синеет,
Охотник знает, что рядом фазан,
Но лучше горы лизать в Адыгее,
Чем по асфальту бить, как в барабан.
Лиловый глаз выпал из песни Боярского.
Он катится, блуждает камнем, мочится по углам.
Семейка Джонсов потеряла ребенка июльского,
Ему было двадцать семь, как всем нам.
Меллотрон подавился в предавнем,
А ОНА провалилась в грозу.
Остается лишь лечь на диване, да сказать:
" Я прожилками в прозу пройду».
8
Путь оказался совсем уж близким. Буквально пару шагов, а потом несколько прыжков по обшарпанным ступенькам и вот он бар – «Барбарбар». Возвышение, ведущее к пропасти, к низшему сословию и даже к еретикам.
***Перемещение в «Барбарбар»***
Войдя в помещение, троица героев, считая собаку, окунулась в мир разврата и похоти. Все мы прекрасно знаем, что врага лучше всего знать в лицо и держать поближе, именно поэтому финансирование «Барбарбара» принадлежало ЦРУ. В этом заведении вся Меркуриальная варна неприкасаемых могла делать все что угодно. Здесь была не только судная ночь, но и судное утро, судный день и судный вечер. Тут даже говорили вместо доброго здравия судного здравия. Люди здесь в общем то и не отличались от более порядочных граждан. Многие из них даже были прилично одеты, однако одна вещь их все-таки очень сильно отличала от остальных. Они были все в земле, а когда случайно срабатывала пожарная сигнализация, и из потолка начинали литься струйки вод, эта самая земля превращалась в самую настоящую животную грязь. Но вот что-что, а ванные комнаты тут были чистые. Туда просто никто не ходил, ведь очистить мог только прах Картонова и стыд. Как же этим ваннам одиноко. Никто к ним не прикоснется и не поласкает нежно за белоснежную эмаль. Даже самый чёрствый и заскорлупевший от скверны и смрада нечестивец сделает ванную счастливой. Она встретит со всеми почестями. Задумался…
Интерьер заведения был в стиле пострококо или может даже неофэншуй. В любом случае это выглядело весьма постиронично. Крохотные фарфоровые столешницы и рядом с ними пластмассовые стулья, что обычно стоят в любой пригородной шашлычной Меркуриала. Кстати, да, тут подавали мясо. Кто-то говорит, что это цыпленок бройлер, кто-то – что здесь отдает Таиландом и антуражем третьего мира, а кто-то просто с удовольствием его ест. И от этих мыслей Озимандиаса бросало в дрожь, а потом в холод и жар. Но Рефрактор U помнил мои слова, поэтому и себя, и своего пса держал подальше от еды.
По моим словам, героям нужно было найти некую ведьму. А назовите мне лучший способ для нахождения нужного человека в толпе незнакомцев. Разделение на поисковые группы быстрого реагирования. Разумеется, в ЦРУ этому способу обучали, но шестой швепсер, во-первых, очень давно проходил курсы курсантов, а, во-вторых, плохо их проходил. Он был профессионалом во многом, но исключениями были как раз аспекты, связанные с разделением команды ну и со складыванием лодочек (как уже известно). Именно поэтому наш коллектив разделился на три группы по одному живому существу в каждой.
Сам Рефрактор отправился первым делом к барной стойке, так как увидел, что за ней стоит отнюдь не Меркуриальный житель, а самый что ни на есть покатак. А покатаки, между прочим, очень знающие инопланетяне. Он точно покажет, где ведьма.
Такое нечасто встретишь в принципе. И если бы Швепсер не располагал данными о всех жителях близь центра ЦРУ, то он бы чертовски удивился. А так нет. Он знал, что этого покатака зовут Алексис Алабама-Рид и что он полукровка. Наполовину могущественный пришелец, а, на другую половину – сын доставщика пиццы. Знал, что ему двадцать семь лет и что он никогда в сознательном возрасте не видел своих остальных сородичей. Ни одного покатака сына доставщика пиццы.