В ней были гостиная, кухня, спальня, столовая. Прошли годы после революции, и мне больно думать, что я, рабочий, жил при капитализме гораздо лучше, чем живут рабочие при Советской власти. Вот мы свергли монархию, буржуазию, мы завоевали нашу свободу, а люди живут хуже, чем прежде. Как слесарь в Донбассе до революции я зарабатывал 40—45 рублей в месяц. Черный хлеб стоил 2 копейки фунт (410 граммов), а белый – 5 копеек. Сало шло по 22 копейки за фунт, яйцо – копейка за штуку. Хорошие сапоги стоили 6, от силы 7 рублей. А после революции заработки понизились, и даже очень, цены же – сильно поднялись…
Чего уж тут сравнивать?
Когда я вел партработу в Москве, то и половины того не имел, хотя занимал довольно высокое место в общественно-политической сфере. Другие люди были обеспечены еще хуже, чем я».
Ну, а использование населения в качестве дешёвой рабсилы на заводах, в колхозах и лагерях и вовсе превращает СССР, по сути, в Двуречье периода индустриализации.
Вот уж это такой анахронизм, что дальше просто некуда!
«Как об отдельном человеке нельзя судить по его мнению о самом себе, точно так же нельзя судить о подобной эпохе переворота по её сознанию». К. Маркс
Никакого социализма в СССР и близко не было.
По той простой причине, что социализм это общественная собственность на средства производства.
В СССР же была не отмена частной собственности, а подмена государственной монополией.
Кстати, плановой экономики в Советском Союзе тоже не было.
Вместо неё были чиновные разнарядки по чугуну, стали, углю и т. д.
Трудармии; колхозы; низкие заработки; трудодни; обязательные госзаймы; уголовные статьи за опоздание, прогулы, самовольную перемену места работы; рабский труд заключённых; пионеры, интеллигенция и армия на картофельных полях; стройбаты в народном хозяйстве – очевидно, что в СССР эксплуатация была не устранена, а наоборот обрела государственный масштаб.
Что со времён Двуречья имеет единственным результатом руины.
У Маркса есть строки: «Целый народ, полагавший, что он посредством революции ускорил своё поступательное движение, вдруг оказывается перенесённым назад, в умершую эпоху», – которые вполне могут быть как эпиграфом к истории Советского Союза, так и эпитафией.
Если делать наоборот, то обратный результат и получится.
Вот оный и предстаёт взору в развалинах СССР.
Основоположники же дали и объяснение:
«Отличительной чертой всех революций является то, что именно тогда, когда народ, кажется, стоит на пороге великих начинаний, когда ему предстоит открыть новую эру, он дает увлечь себя иллюзиями прошлого и добровольно уступает всю свою с таким трудом завоёванную власть, всё своё влияние представителям – подлинным или мнимым – народного движения минувшей эпохи».
«Люди, хвалившиеся тем, что сделали революцию, всегда убеждались на другой день, что они не знали, что делали, что сделанная революция совсем не похожа на ту, которую они хотели сделать. Это то, что Гегель называл иронией истории, той иронией, которой избежали немногие исторические деятели».
«Это превращение в свою противоположность, это достижение, в конечном счёте, такого пункта, который полярно противоположен исходному, составляет естественно неизбежную судьбу всех исторических движений, участники которых имеют смутное представление о причинах и условиях их существования и поэтому ставят перед ними чисто иллюзорные цели».
«Уж лучше страдать в современном буржуазном обществе, создающем своей промышленностью материальные средства для основания нового общества, чем возвращаться к отжившей форме общества, которая, под предлогом спасения, отбрасывает всю нацию назад, к средневековому варварству!».
Определить причину фиаско «великого Октября» несложно.
Её назвал сам Ленин: «Роль передового борца может выполнить только партия, руководимая передовой теорией».
Всё логично.
Учение Маркса о коммунизме.
В России до весны 1918 года о коммунизме и лапоть не звенел.
Про какую вооружённость передовой теорией может идти речь?
Но почему так получилось?
Тоже не бином Ньютона.
Кто такие большевики?
Фракция Российской социал-демократической рабочей партии, образовавшаяся вследствие идейного раскола, внесённого в РСДРП Лениным.
Стоп! А причём здесь социал-демократия, если учение Маркса о коммунизме?!
Нетрудно установить, что российские «революционеры», позиционируя себя «марксистами»:
– предпочитали называться не коммунистами, а социал-демократами
– переломав целую кучу копий в теоретических битвах между собой, непосредственно коммунизм никогда не обсуждали
– даже доспорившись до фракционного раскола, не превратились конкретно в коммунистов и эсдеков, как, казалось бы, следовало ожидать, а лишь размежевались на абстрактных большевиков и меньшевиков.
Налицо явное нежелание увязывать свою деятельность с понятием о коммунизме.
В отличие от Маркса.
Народная мудрость гласит: коготок увяз – всей птичке пропасть.
Не нужно особое глубокомыслие, чтобы понять: отличие от марксизма способно сделать кем угодно, но только не марксистом.
А вообще: какой идейный раскол может быть при наличии учения?
Которое к тому же «всесильно, ибо верно»?
Если учение не даёт ответы на вопросы, то совершенно очевидно, что отсутствует либо оно само, либо его понимание.
Учение Маркса есть, следовательно…
Истину установить несложно: а как вообще могло быть иначе, если учение Маркса именно и только о коммунизме, а его «ученики и последователи» наоборот рассуждали обо всём на свете, кроме коммунизма? т. е. Жомини, да Жомини, а об водке ни полслова!
Понятно, что они говорили каждый о своём.
Отсюда и их партийная междоусобица.
А что свидетельствуют «документы эпохи»?
«Мы вовсе не смотрим не теорию Маркса как на нечто законченное и неприкосновенное: мы убеждены, напротив, что она положила только краеугольные камни той науки, которую социалисты должны двигать дальше во всех направлениях, если они не хотят отстать от жизни.
Мы думаем, что для русских социалистов особенно необходима самостоятельная разработка теории Маркса». В.И.Ленин
Получается: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно», но… «Мы пойдём другим путём!».
Как видим, всё сходится.
Ходульным аргументом вождя была фраза: «марксизм не догма».
Как индульгенция на отсебятину.
Иными словами: Ленин просто прикрывался научным авторитетом Маркса для убедительности своих измышлений.
А чем конкретно это явление было вызвано, что именно не устраивало российскую социал-демократию в учении Маркса?
Тоже установить несложно.
«Организатор российской коммунистической партии», по сути, впервые заговорил о коммунизме лишь в апреле 1917 года.
Почему? В чём причина? Что такое вдруг произошло?
Неожиданно вспомнил или, наконец, осознал, что вообще-то учение Маркса о коммунизме, безо всякой социал-демократии, а тем паче большевизма?!
Отнюдь. Просто Временное правительство позиционировало себя как представительный орган демократических и социалистических сил российского общества, и понятно, что в таких условиях социал-демократу Ленину, для дальнейшей борьбы за власть, прежняя идеологическая платформа уже не годилась.
Поэтому он совершенно правильно указал партии на то, что термин «социал-демократия» весьма существенно не корректен, а большевизм вообще производное от случайного обстоятельства, и предложил в свете новых веяний назваться «коммунистической».
Но соратники вождя не поддержали, и этот факт красноречиво говорит сам за себя – хороши «марксисты» не желающие вставать под идейное знамя коммунизма!
Между тем, с их стороны это была абсолютно естественная реакция и, прежде всего, на отношение к коммунизму самого Ленина, так как ранее ни о чём таком он, фактически, даже не заикался, а тут на тебе – вывалил, как снег на голову!
Да и здесь исходил не из стратегической цели, а из тактических соображений – Каменев на Апрельской конференции, возглавляя оппозицию, критиковал вождя именно за то, что тот не предлагал ничего, кроме агитации.
Целых двадцать лет РСДРП обходила коммунизм стороной —
не слишком ли странно для приверженцев марксизма?
Особенно это заметно на фоне достославной боевитости и пресловутой принципиальности лидера большевиков.
В чём причина?
Ответ даёт то простое обстоятельство, что Ленин, лишь весьма принципиально собравшись отречься от социал-демократии вкупе с большевизмом, и очень боевито решив переквалифицироваться в коммуниста, впервые же обратился и к теме государства.
Накатав нетленку под названием «Государство и революция».
Где совершенно верно указал, что учение Маркса о коммунизме напрямую увязывает революцию с упразднением государства.
– Государство есть частная собственность бюрократии.
– Пролетарии находятся в прямой противоположности к той форме, в которой индивиды составляющие общество, до сих пор выражали себя как некоторое целое, а именно к государству, и должны низвергнуть государство, чтобы утвердить себя как личности.
Заметьте: не власть захватить, а низвергнуть государство.
Что гораздо круче. И прямо противоположно.
Это всё объясняет.
Маркс – основоположник научного коммунизма.
Его учение отрицает государство.
Как так – без государства?! Это же анархия!
Попробуй, пойми сам, да ещё растолкуй другим!
А социал-демократия таких проблем не создаёт.
Тем самым гораздо удобнее. Что и обусловило «выбор».
Выгодный, удобный на латыни – opportunus.
Отсюда термин «оппортунизм».
Оппортунизм не сознательная ложь, а тривиальный самообман.
Естественное, но каверзное стремление к обходу трудностей.
Для российских «революционеров» таковой трудностью был вопрос упразднения государства. Поэтому, позиционируя себя марксистами, они предпочитали называться не коммунистами, как Маркс, а социал-демократами. На манер германских эпигонов Маркса, о которых он с иронией отозвался в стиле Сократа:
«Я знаю лишь то, что я не марксист».
Маркс социал-демократию не жаловал и называл социалистов путаниками (как видим, история подтвердила его правоту), зато это снимало вопрос об упразднении государства. Что было удобно.
В результате, совершенно естественно возникло два вида оппортунизма: «Маркс» без коммунизма (социал-демократия) и «коммунизм» без Маркса (ленинизм-большевизм).
Эпигонство вовсе не означает взаимосвязь.
Точно так же: революционная деятельность это всегда политическая борьба, но политическая борьба далеко не всегда революционная деятельность.
Ленин не понимал учение Маркса – в чём несложно удостовериться по его же собственным словам, не говоря уже о делах.
В брошюре «Три источника и три составных части марксизма» он написал: «Адам Смит и Давид Рикардо, исследуя экономический строй, положили начало трудовой теории стоимости. Маркс продолжал их дело. Он строго обосновал и последовательно развил эту теорию. Он показал, что стоимость всякого товара определяется количеством общественно-необходимого рабочего времени идущего на производство товара».
Данный ленинский пассаж до сих пор свободно гуляет по головам аж на академическом уровне, а между тем это полнейшая профанация марксизма – о чём Энгельс вполне доходчиво сказал ещё в «Анти-Дюринге».
На самом деле Маркс вовсе не был на подхвате в подмастерьях у Смита и Рикардо, а, наоборот, на основе анализа этой их теории вскрывал научную несостоятельность всей политэкономии вообще, абсолютно верно резюмируя, что «… труд не имеет и не может иметь никакой стоимости».
Там же Ленин умозаключил: «Гениальность Маркса состоит в том, что он сумел отсюда и провести последовательно тот вывод, которому учит всемирная история. Этот вывод есть учение о классовой борьбе».
Увы, «опять двойка».
Вот слова самого Маркса: «Что касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собою. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты – экономическую анатомию классов».
Подобным примерам несть числа.
При наличии учения Маркса, которому Ленин сам же пел панегирики как всеобъемлющему учению – победоносному оружию пролетариата, вождь большевизма яро ратовал за теоретическое новаторство и идейную самостоятельность российской социал-демократии под девизом «марксизм не догма».
Научный коммунизм начинается с упразднения государства.
Социал-демократия заканчивается идеалом бюрократии.
Нетрудно увидеть, что если научный коммунизм против государства, а социал-демократия наоборот за, то получается, что они идейно противоположны и следовательно: увязывать имя Маркса с социал-демократией означает не только открыто расписываться в явном непонимании его учения, но и заведомо обрекать всё дело на обратный результат, т.е. неизбежный провал.
Ленинизм-большевизм это гремучая смесь германской социал-демократии с русским народовольчеством, т.е. оппортунизм в квадрате – не просто невежество, а воинствующее!
Народовольцы звали крестьянскую Русь к топору, Ленин – рабочую Россию к винтовке. Фактически этим вся разница и исчерпывалась. Он не поднимал сознание пролетариата до марксизма, а опускал его до пугачёвщины.
Как далеко лидера большевиков завело его кредо теоретического новаторства, показывает ленинский лозунг: «Грабь награбленное!», который он искренне считал переводом с латинского языка на русский марксистского тезиса экспроприации экспроприаторов.
Истина на поверхности.
Экспроприация экспроприаторов – это о частной собственности.
«Грабь награбленное!» – о личном имуществе.
Возврат средств производства из частной собственности в общественное достояние способен содействовать устранению эксплуатации.
Отъём личного имущества никоим образом служить достижению данной цели не может и как агитационный призыв годен лишь на разжигание низменных страстей толпы, для привлечения её на свою сторону в борьбе за власть.
Правое дело в подобных приёмах не нуждается.
Энгельс по данному поводу высказался однозначно: «Всякий пролетарский вождь пользующийся люмпенами как своей гвардией или опирающийся на них, уже одним этим доказывает, что он предатель движения».
Ленин своей деятельностью полностью подтвердил данные слова. Помимо сознания и воли.
Разумеется, предателем революции он, конечно, не являлся.
Он просто не был революционером.
Ленинизм это не развитие марксизма, а ревизия оппортунизма.
В результате, когда дело дошло до практики, вождь в «Очередных задачах советской власти» указал партии курс не на коммунизм, и даже не на социализм, а на… государственный капитализм по примеру кайзеровской Германии.
То есть подменил Маркса Бисмарком.
Может ли партия, стремящаяся к госкапитализму, называться коммунистической – вопрос на сообразительность.
А как же его работа «Государство и революция», где он сам ехидничал над обывательскими иллюзиями: «Государство, милые люди, есть понятие классовое» и, умудрённый знаниями, пояснял:
«По Марксу государство есть орган классового господства, орган угнетения одного класса другим, есть создание „порядка“, который узаконяет и упорядочивает это столкновение классов…»