Показатели продолжали оставаться бессмысленными, поэтому он припарковал Кремовое Чудовище у аптеки на углу, реклама на которой гласила «ЛУЧШИЙ ТУНЕЦ В ГОРОДЕ!». Серый Человек заказал сэндвич и коктейль у красногубой дамы. Когда он прислонился к стальному прилавку, отключилось электричество.
Красногубая дама стукнула мясистым кулаком по замершей машинке для взбивания коктейлей и выругалась с легким акцентом, отчего бранные слова прозвучали почти нежно. Она сказала:
– Сейчас включится.
В тусклом свете, падавшем из окна, полки, открытки и лекарства выглядели апокалиптически зловеще.
– А это часто бывает?
– С весны частенько, сэр. Всё отключается. Порой перегорают трансформаторы, только и жди пожара. А еще иногда включаются прожектора на школьном стадионе, когда никакой игры нет и в помине. Ведь все эти ужасные мальчишки разъехались на лето. Ну, почти все. А вы-то здесь надолго?
– На пару недель.
– Значит, Четвертое здесь проведете.
Серому Человеку пришлось извлечь из глубин памяти календарь. Он мало что праздновал.
– Вы приходите сюда, полюбуетесь на праздник, – продолжала хозяйка, унылым жестом протягивая ему наполовину взбитый коктейль. – Фейерверки отлично видно от здания суда. На другие не глядите.
– На те, которые люди пускают у себя во дворах?
– На те, что пускают в Агленби. Мальчишки взрывают такие вещи, какие им и в руки-то давать нельзя. Пугают пожилых людей. Не понимаю, почему шериф его не приструнит.
– Хм… – Серому Человеку стало интересно, отчего «мальчишки» вдруг превратились в кого-то одного.
Женщина точно впала в транс; она наблюдала, как за большим окном аптеки медленно катятся машины. Наконец она произнесла:
– Это всё ЭКГ виновата. Они там прекрасно знают, что провода старые. А менять не собираются.
Серый Человек моргнул при этой внезапной смене темы.
– ЭКГ?
– Что? А… Энергетическая компания Генриетты.
С ее акцентом это прозвучало как «энерктическая кавпания». Словно по волшебству, электричество тут же зажглось.
– Вот и свет. Говорю же, не о чем беспокоиться.
– О, – произнес Серый Человек, взглянув на потрескивающие флуоресцентные лампы на потолке. – Я и не беспокоился.
Она усмехнулась – удовлетворенно и понимающе.
– Да уж пожалуй.
Тунец правда оказался хороший. Впрочем, это был единственный сэндвич, который он съел с момента приезда, поэтому Серый Человек не мог судить, действительно ли он лучший в Генриетте.
Он поехал дальше. Викторианские особнячки сменились полями. Он ехал мимо сараев с острыми крышами, ферм, шустрых коз и сломанных грузовиков. Всё здесь было двух тонов – рыжевато-зеленого и зеленовато-красного. Даже мусор выглядел так, как будто вырос на склоне холма. Только горы казались неуместными. Синие призраки на горизонте, со всех четырех сторон.
К изрядному удивлению Серого Человека, датчики Гринмантла как будто пришли к консенсусу.
Они привели его на другую проселочную дорогу. На обочине торчали одноэтажные домики и почтовые ящики.
Зазвонил телефон.
Это был его брат.
Внутренности у Серого Человека скрутились сами собой.
Телефон прозвонил всего дважды. «Пропущенный звонок». Брат никогда и не хотел, чтобы он взял трубку; он желал именно этого – чтобы Серый Человек остановил машину и задумался, не перезвонить ли самому, не перезвонит ли брат. Чтобы ощутил клубок колючей проволоки в животе.
Наконец залаявший у дверцы лабрадор помог ему вернуться в реальность. Серый Человек сунул телефон в бардачок, с глаз долой.
И вернулся к приборам Гринмантла.
Они привели его к желтому домику с пустым навесом для машины. Держа в одной руке датчик электромагнитных частот, а в другой цезиевый магнитометр, он вылез под палящие лучи солнца и пошел, руководствуясь показаниями.
Серый Человек поднырнул под пустую бельевую веревку. Будка была, а собаки не было. В воздухе висел сложный сухой запах кукурузного поля, но его тоже не было. Серый Человек вспомнил зловещую аптеку с погасшим светом.
На заднем дворе нашелся внушительный огород с семью безупречными грядками – помидорами, как на картинке, горохом, бобами и морковью. Следующие четыре грядки были далеко не так хороши. Серый Человек следовал за лихорадочно возраставшими показаниями прибора, и грядки делались всё тоньше. Последние представляли собой просто полоски голой земли – нечто вроде стрелок, указывающих на далекие поля. По бамбуковым столбикам вились несколько высохших лоз – скелеты, а не растения.
Приборы направили Серого Человека к розовому кусту, растущему по другую сторону мертвых грядок, у бетонной крышки колодца. В отличие от иссохших лоз розы были несомненно живые. Над обычным зеленым стволом из старых стеблей, тесно сплетшихся друг с другом, поднимались десятки изогнутых побегов. Каждый изуродованный стебель был ярко-алого цвета молодости; выглядело это зловеще, словно по ним текла кровь. Новые побеги топорщились злобными красными шипами.
Конечный результат этого бешеного роста виднелся среди почерневших, спутанных ветвей. Мертвый. Роза доросла до смерти.
Серый Человек впечатлился. Всё это было как-то на редкость неправильно.
Несколько колебаний датчика подтвердили, что энергия сконцентрирована прямо на кусте или в земле под ним. Возможно, энергетическая аномалия могла объяснить этот чудовищный рост. Серый Человек, впрочем, не понимал, какая тут связь с Грейуореном. Если только…
Он посмотрел на дом, затем отложил приборы и приподнял крышку колодца.
Датчик буквально завопил, все огоньки вспыхнули алым. Показания магнитометра превратились в рваные пики.
Из непроницаемо черной дыры поднимался прохладный воздух. У Серого Человека в машине лежал фонарик, но он сомневался, что луч света достанет до дна. Он задумался, какое снаряжение понадобится, чтобы достать предмет, спрятанный в колодце, если до этого дойдет.
И столь же внезапно, как они включились, оба датчика затихли.
Испугавшись, Серый Человек поводил рукой вокруг – и ничего. Обошел вокруг куста. Ничего. Свесил их над колодцем. Ничего. Чем бы ни объяснялась дикая вспышка энергии, приведшая его сюда, она закончилась.
Он подумал: возможно, Грейуорен работает рывками; возможно, связь с тайником в колодце прервалась.
«А еще, – подумал он, – вполне возможно, что это как-то связано с проблемами местной энергетической компании. Взять хоть приливы энергии, заставлявшие включаться прожектора на стадионе. Они могли исходить из того же источника. Они каким-то образом отравили эту розу».
Серый Человек опустил крышку на место, стер ладонью пот с шеи и выпрямился.
Он сфотографировал розу на телефон. И зашагал обратно к машине.
8
У Адама Пэрриша были проблемы посерьезнее, чем сны Ронана.
Во-первых, новое жилье. Он поселился в крошечной комнатке над домом приходского священника из Святой Агнессы. Этот дом выстроили в конце семнадцатого века, и именно так он и выглядел. Адам раз за разом героически бился головой о низкие потолки и вгонял чудовищные занозы в ступни ног. В комнате пахло, как всегда в старых домах – заплесневелой штукатуркой, древесной пылью, забытыми цветами. Адам обеспечил себя мебелью – матрасом из ИКЕА, который положил прямо на голый пол, пластмассовыми корзинками и картонными коробками в качестве тумбочек и стола, ковриком, купленным на распродаже за три доллара.
Это было ничто – но оно принадлежало Адаму Пэрришу. Он ненавидел и любил свое жилище. Гордился и страдал.
И у него были три подработки, которые позволяли ему оплачивать учебу в Агленби. Летом он работал почти непрерывно, чтобы гарантировать себе немного свободного времени осенью, в начале семестра. Он только что провел два часа на самой легкой из работ – в мастерской «Корпус и краска», где менял тормозные колодки, заливал масло и искал, что именно издает этот странный писк вон там, нет, вон там – и теперь, пусть даже у Адама официально закончилось рабочее время, он был совершенно измучен. Потный, с ноющей спиной, а главное, усталый, вечно усталый.
Видя, как перед глазами пляшут маленькие огоньки, он пристегнул велосипед к перилам, вытер тыльной стороной мокрой руки мокрый лоб, вскарабкался по лестнице и обнаружил, что наверху ждет Блу.
Блу Сарджент была, с точки зрения Адама, почти мучительно красива. Его влекло к ней, и это напоминало сердечный приступ. Сейчас она сидела, прислонившись к двери, в кружевных легинсах и тунике, перешитой из рваной и слишком большой футболки с надписью «Битлз». Она лениво листала еженедельный магазинный каталог и отложила его, когда увидела Адама.
Проблема заключалась в том, что Блу тоже внушала ему беспокойство. Она, как Ганси, хотела, чтобы он объяснил себя. Чего ты желаешь, Адам? Что тебе нужно, Адам? «Желать» и «нуждаться» были словами, которые значили всё меньше и меньше. Свобода, независимость, неисчерпаемый счет в банке, дом цвета нержавеющей стали, в городе, где нет пыли, шелковистый черный автомобиль, заняться любовью с Блу, восемь часов сна, мобильник, кровать, хоть раз поцеловать Блу, пятки без мозолей, бекон на завтрак, подержать Блу за руку, один час сна, туалетная бумага, дезодорант, стакан колы, хоть на минутку закрыть глаза.
Чего ты хочешь, Адам?
Не чувствовать себя спящим, когда глаза открыты.
– Привет, – сказала Блу. – Тебе почту принесли.
Адам знал. Он уже видел конверт, украшенный вороньим гербом Академии Агленби. Два дня он переступал через него, словно надеялся, что послание исчезнет, если не признавать его присутствие. Экзамены Адам уже сдал; и конверт был недостаточно толстым, чтобы содержать сведения о ежегодном благотворительном бале. Это могло быть просто приглашение на встречу выпускников или реклама фотоальбома. Школа всегда рассылала кучу извещений, не позволяя о себе забыть. Летние лагеря, уроки летного дела, шикарные ежегодники, сшитая на заказ форма с гербом. Рекламу Адам просто выбрасывал. Она предназначалась для богатых родителей, у которых дома все стены были увешаны фотографиями детей.
Но на сей раз он решил, что это все-таки не извещение о благотворительном бале.
Адам нагнулся, чтобы поднять конверт, и помедлил, держась за дверную ручку.
– Ты подождешь? Я приму душ.
Прошла секунда. «Мне жилось гораздо проще, – подумал Адам, – когда мы не были знакомы».
Блу сказала:
– Мойся, я не возражаю. Я просто решила забежать поздороваться, прежде чем ехать в «Нино».
Он покрутил ключом в замке, и оба вошли. Они остановились в середине комнаты – единственном месте, где можно было стоять, не пригибаясь.
– Ну, – сказала Блу.
– Ну, – сказал Адам.
– Как дела на работе?
Адам попытался вспомнить что-нибудь веселое. Его мозг напоминал ту самую коробку, которую он опрокинул в конце смены.
– Вчера Бойд спросил, не хочу ли я поработать у него механиком в следующем сезоне. Я имею в виду гонки.
– И что это значит?
– После выпуска я не остался бы без работы. На полтора-два месяца в году пришлось бы уезжать.
Вообще-то это было лестное предложение. Большинство механиков, путешествовавших с Бойдом, были гораздо опытнее, чем Адам.
– Ты отказался, – предположила Блу.
Он взглянул на девушку.
Адам понимал ее хуже, чем Ганси. И теперь он не мог угадать, довольна она или разочарована.
– Я еду в колледж.
Он не стал добавлять, что выворачивался наизнанку в Агленби не ради того, чтобы сделаться автомехаником. Работать у Бойда было бы неплохо, если бы Адам не знал, какие еще существуют возможности. Если бы он не вырос рядом с Академией Агленби.
Если ты никогда не видел звезд, достаточно и свечки.
Блу потыкала пальцем полуразобранный бензонасос, стоявший на газете.
– Ну да.
Что-то маячило за ее ответом, какое-то личное беспокойство. Адам коснулся лица девушки.
– Что случилось?
Это было нечестно. Адам знал, что его прикосновение отвлечет обоих от ответа. Разумеется, Блу закрыла глаза. Он прижал ладонь к ее прохладной щеке, а потом, секунду помедлив, провел рукой вниз. Адам с особой остротой ощущал отдельные пряди волос на шее у Блу, легкую липкость кожи после солнца, выпуклость горла, которая задвигалась, когда девушка сглотнула.
Он перехватил ее второй рукой и притянул к себе. Осторожно. Теперь она прижималась к нему, стоя так близко, что Адам устыдился своей потной футболки. Подбородком он упирался Блу в макушку. Она слабо обвила его руками. Адам чувствовал ее горячее дыхание, нагревавшее ткань футболки. И никак не мог забыть, что прикасается к Блу бедром.
Этого было мало. У Адама всё заныло внутри. Но ему не позволялось пересекать определенную черту, и Адам никогда не знал в точности, где она проходит. Несомненно, сейчас они к ней приблизились. Происходящее казалось опасным и чересчур материальным.
Затем пальцы Блу осторожно вжались ему в спину, нащупали позвоночник. Значит, он зашел не слишком далеко.
Адам наклонился, чтобы поцеловать Блу.
Та вырвалась из его рук. Девушка так торопилась отойти, что даже споткнулась. Она стукнулась головой о скошенный потолок.
– Я сказала – нет, – произнесла Блу, потирая затылок.
Адаму стало больно.
– Полтора месяца назад.
– И всё равно – нет!
Они уставились друг на друга, в равной мере уязвленные.
– Просто… – сказала Блу, – просто мы не будем целоваться.
Боль не проходила. Адаму казалось, что его тело превратилось в сплошные нервные окончания.
– Не понимаю.
Блу коснулась губ, как будто он ее уже поцеловал.
– Я же тебе говорила.
Он просто хотел ответа. Хотел знать, в ком причина – в нем или в ней. Адам не знал, как спросить, но все-таки рискнул:
– Что-то… случилось с тобой?
На лице Блу отразилось секундное замешательство.
– Что? О, нет. Разве должна быть причина? Нет, и всё! Разве этого недостаточно?
Адам имел право сказать «да». Он это знал. А развернутый ответ заключался в том, что ему хотелось точно знать, в чем дело: может, у него плохо пахнет изо рта, ну или Блу флиртует с ним только потому, что до сих пор за ней никто не ухаживал, или есть еще какое-то препятствие, которое не приходило ему в голову.
– Я пойду в душ, – сказал он.
Адам старался не говорить таким тоном, как будто ему было обидно, но ему БЫЛО обидно, и говорил он именно так.
– Ты побудешь здесь? Или тебе надо спешить?
– Я подожду.
Она тоже старалась не говорить таким тоном, как будто ей было обидно, и тщетно.
Пока Блу перебирала карты, лежавшие на его самодельной пластмассовой тумбочке, Адам стоял под холодным душем и ждал, когда сердце перестанет дымиться. «Чего ты хочешь, Адам?» Он не знал. Стоя в старой душевой кабине со скошенным потолком, он заметил в зеркале свое отражение и испугался. На мгновение что-то показалось ему неправильным. Или нет. На него смотрело худое большеглазое лицо, взволнованное, но вполне обычное.
И тут он вновь подумал про Кабесуотер. Иногда, казалось, он вообще не думал ни о чем другом. Адам мало чем владел – владел по-настоящему, только он и никто другой, – но теперь и у него кое-что появилось: их сделка. Прошло чуть больше месяца с тех пор, как он принес себя в жертву Кабесуотеру, чтобы пробудить силовую линию. Ритуал как таковой казался ему расплывчатым и нереальным, словно он наблюдал за происходящим на экране телевизора. Адам был полностью готов к жертвоприношению. Но он понятия не имел, каким образом ему в голову пришли те конкретные слова, которые он в конце концов сказал: «Я буду твоими руками. Я буду твоими глазами».
До сих пор ничего не произошло. И в чем-то это было еще хуже. Адам чувствовал себя как пациент с непонятным диагнозом.
Стоя в душе, он поскреб ногтем покрытую коричневым летним загаром кожу. След от ногтя сделался из белого красным, и, глядя на него, Адам вдруг понял, что вода, льющаяся сверху, выглядит как-то странно. Словно в замедленном действии. Он проследил взглядом струю воды и целую минуту наблюдал, как она льется из металлической головки душа. Мысли превратились в путаницу образов… прозрачные капли, повисшие на металле, и дождь, дрожащий на зеленых листьях…