А что они были ценны – доказательством того служило, что Макаров, едва прибывший в Артур со своей секретной «Инструкцией для похода и боя», выработанной им и отпечатанной в поезде, несшем его на восток, начал вводить в нее изменения после совещания с Мякишевым.
Хронометр показывал 11:45…
Через десять минут, когда дистанция сократилась почти до пяти миль и противники практически одновременно начали пристрелку, неожиданно громыхнуло правое орудие в носовой башне «Цесаревича»: то ли у башенного командира, то ли у наводчика не выдержали нервы. Однако все остальные большие пушки терпеливо молчали, дожидаясь команды от старартов. Слава богу, пристрелка не была сбита, и через пару минут заговорили уже все орудия, способные достать до неприятеля.
В завязке боя как само взаимное расположение противников, так и их перемещения не были оптимальными для артиллеристов. Поэтому ничего удивительного в том, что в последующие пятнадцать минут, за которые противники сблизились на дистанцию в пределах трех миль для флагманских броненосцев, «Фудзи», пройдя по неподбойному борту броненосцев Того, встал в кильватер «Сикисиме» и начал обстрел «Пересвета», а «Баян» пристроился позади второго броненосного отряда из «севастополей», никто и ни в кого ни разу так и не попал главным калибром! Артиллеристам, управляющимся с шестидюймовками, успех сопутствовал в большей степени. Японский флагман «проглотил» семь таких подарков, «Сикисима» четыре, шесть достались на долю «Фудзи». Из повреждений, о которых стоит упомянуть, были зафиксированы полный выход из строя одной палубной шестидюймовки на «Фудзи» и небольшой пожар за мостиком «Сикисимы», в ходе которого полностью выгорела рубка беспроволочного телеграфа.
Но больше всех снарядов среднего калибра «наловил» «Цесаревич», по которому вели огонь все японские корабли – аж целых десять. По счастью, ничего особо серьезного они уничтожить или подбить не смогли. Несколько рваных дыр в небронированном борту, три 75-миллиметровые пушки, разодранный почти пополам катер, оборванная якорная цепь и выгоревшая кормовая штурманская рубка – не в счет. Правда, само зрелище периодически вздымающихся над головным броненосцем дымных шапок от разрывов вражеских снарядов было не самым приятным для всех, кто наблюдал за происходящим с других русских кораблей.
Японская колонна продолжала идти выбранным курсом почти строго на норд, что, с одной стороны, позволяло удерживать русские линкоры от прорыва к Бицзыво, а с другой, в связи с общим преимуществом в ходе у японских кораблей, предоставляло возможность, обогнав русских, всеми силами навалиться на их флагмана. В 12:10 Макаров довернул свою колонну на два румба влево, дабы ввести в дело замолчавшие кормовые башни, для которых противник стал временно недосягаем, а затем, минут через пять, «Цесаревич» лег на курс, параллельный японской колонне.
Именно в это время, в 12:15, было отмечено первое попадание в русский флагман 12-дюймовым снарядом с «Асахи». Снаряд врубился в броненосец метрах в десяти позади средней шестидюймовой башни. Он выдрал изрядный кусок небронированного борта надстройки. Внутри нее в нескольких местах его осколки пробили кожух второй трубы и дымоходы, но, по счастью, навылет. Котлы не пострадали. Задымление внутренних помещений удалось вскоре ликвидировать, просто заткнув дыры тем, что попалось под руки. Сама башня от сотрясения минут на пять вышла из строя, но затем вновь возобновила стрельбу.
Примерно в это же время получил свой первый снаряд главного калибра и флагман адмирала Того. Русский бронебойный снаряд попал в щит шестидюймового орудия кормового верхнего каземата и, пробив его, изуродовал казенную часть пушки. То, что сам снаряд при этом не взорвался, а только лишь разбился на несколько крупных кусков, не спасло от смерти четверых членов расчета, но, возможно, спасло весь броненосец от взрыва боекомплекта…
В 12:20 второй русский броненосный отряд полностью довернул на параллельный противнику курс. Примерно в это же время поднявшийся на мостик трюмный механик Кошелев лично отрапортовал командиру концевого в колонне «Баяна», что поступление воды в носу перекрыто, подпоры и клинья полностью раскреплены и крейсер может вновь развить свой полный ход. Вирен немедленно сигнализировал об этом флагману и вскоре получил приказ: забрав с собой четыре истребителя Шельтинга, поддержать крейсера, направляющиеся в сторону Эллиотов. Понимая, что единственный путь – это обойти броненосную колонну противника с кормы, «Баян» в 12:27 резко принял на 4 румба вправо, увеличив ход до 19 узлов.
Отпарировать движение «Баяна» своими силами Того уже не мог. Единственное, что ему оставалось, это отдать приказ командовавшему минной обороной Эллиотов кавторангу Такэбо немедленно собрать в кулак все оставшиеся миноносцы, включая и те, что находятся у Бицзыво, а затем, по возможности объединившись с силами каперанга Асаи, произвести массированную атаку на русские корабли, подходящие к пункту высадки от Порт-Артура.
Такэбо, чьи корабли 10-го и 11-го дивизионов миноносцев (№№ 40, 41, 42, 43, 72, 73, 74, 75) уже сосредоточились в двух милях западнее входного бона эллиотской маневренной базы, немедленно двинувшись навстречу противнику курсом на запад – северо-запад со скоростью 12 узлов, приказал выйти на рандеву с ним миноносцам 4-го и 5-го дивизионов (№№ 21, 24, 29, 30, 25, 26, 27, «Фукурю»), развернутым ранее в завесу у Бицзыво…
* * *
Море грохотало… В течение сорока минут броненосцы Того и Макарова занимались взаимной разделкой в классическом линейном бою на дистанциях от тридцати двух до сорока пяти кабельтовых. Линкоры сошлись для сражения в кильватерных колоннах впервые не только в ходе этой войны, но и, пожалуй, со времен Трафальгара.
Макаров, дабы не дать японцам меньшими силами охватить голову его колонны, вынужден был дважды отдавать приказ по первому отряду сначала довести скорость до пятнадцати, а в 12:35 и до шестнадцати узлов. В итоге «севастополи» уже с половины первого начали явно оттягивать от уходящего вперед быстроходного отряда. Хотя положение Того это сильно не улучшило: примерно около этого же времени наметилось отставание окутавшегося дымом пожара «Фудзи». «Мягкая», лишенная вертикального бронирования корма оказалась ахиллесовой пятой для этого корабля, чья схема броневой защиты была подобием британских «Ройал-Соверенов».
Сначала проблемы кораблю создала классическая подводная пробоина шестидюймовым снарядом. Но благодаря самоотверженности трюмного дивизиона ее за двадцать минут удалось заделать. Помпы и насосы справлялись, и принятая вода должна была быть вскоре откачана. И в этот момент, примерно в 12:40, японский броненосец получил роковой удар. Двенадцатидюймовый снаряд, в отличие от первого за этот день, сравнительно безобидно взорвавшегося на главном поясе, ударил в нескольких метрах позади едва заделанной пробоины в корме… И мало этого. Он еще и исправно взорвался, едва прошив борт.
Потери трюмного дивизиона только убитыми составили одиннадцать человек, огромная полуподводная пробоина с вывороченными наружу краями принимала в себя форменный водопад. Силой взрыва упоры у первой пробоины были сметены, и вскоре четыре отделения были полностью затоплены водой. Аварийное задраивание водонепроницаемых переборок облегчило ситуацию лишь частично, кроме того, два комингса дверей в следующие отсеки были покороблены, о герметичности их говорить не приходилось. Вскоре вода уже плескалась в подбашенном отделении…
«Фудзи» ощутимо садился на корму. За десять минут его скорость упала до тринадцати узлов. Тем временем сзади в него угодило несколько снарядов с «Баяна», причем один – из носовой башни. Хотя артиллеристы броненосца и поквитались, всадив в проходящий русский крейсер три шестидюймовых, восьмидюймовый «привет» от «Баяна» оказался для «Фудзи» куда большей неприятностью. Вернее, фатальной. Его взрывом вскрыло две трети кормовой трубы, после чего «инвалид» охромел окончательно.
В последующие сорок минут три русских броненосца типа «Севастополь», отставшие от уходящих вперед сцепившихся кораблей Макарова и Того, не оставили подранку и тени шанса. Они неторопливо сблизились с подбитым броненосцем на дистанцию порядка двадцати пяти кабельтовых, засыпая его снарядами. И по прошествии получаса «Фудзи» уже пылал, как дровосклад. Грот-мачта и вторая труба рухнули. Кормовая башня с затопленными погребами замолчала еще в 13:10, а когда прямым попаданием вынесло изрядный кусок крыши и заднюю стенку передней, только чудо спасло корабль от взрыва: вода из перебитых труб гидравлики залила разгоравшийся пожар. Однако с башней в любом случае было покончено – развернуть ее в диаметраль для зарядки орудий было невозможно из-за деформации погона.
Выслушав доклад старшего офицера о положении корабля, капитан 1-го ранга Мацумото невозмутимо переспросил:
– Так вы говорите, что у нас осталось одно шестидюймовое орудие на левом борту, а на правом три?
– Так точно. К сожалению, развернуться мы не можем, корабль практически не управляется.
– Благодарю, Хига-сан. Я понял. Прикажите вынести наверх портрет императора. Вы лично отвечаете за то, чтобы он не попал во вражеские руки, но если подойдут наши корабли, он должен быть спасен.
– Слушаюсь, господин капитан первого ранга!
– Стоп машины! Дробь – стрельба. Кингстоны открыть. Свистать всех наверх! Спасаться по способности. И… Нет… Все, господа. На этом – все. Больше приказаний не будет. Я вас не задерживаю, прошу простить меня, если с кем был резок. Прощайте.
– Но, командир…
– Не волнуйтесь из-за меня. Тем более что я потерял много крови и в воде продержусь лишь несколько минут даже с помощью. Шлюпок и катеров у нас уже нет, так что… Прошу вас, уходите. Вы все честно исполнили свой долг…
Русские броненосцы, выпустив по замолчавшему, погибающему вражескому кораблю еще десятка два снарядов, также прекратили огонь. До его конца оставались минуты – корма медленно кренящегося «Фудзи» все глубже уходила в воду, плескавшуюся у барбета башни, а на палубе уцелевшие моряки занимались своим спасением, подвязывая пробковые пояса.
На мостиках русских кораблей всем было ясно: с японцем кончено. Вот он перед ними – первый, идущий ко дну в этой войне вражеский броненосец! И еще горящий в двух местах «Петропавловск» принял три румба вправо, направляясь к медленно погружающемуся, поверженному противнику. Вот на его фок-мачте поднялись и спустились флаги сигнала. Вскоре на «Полтаве» и «Севастополе» зашевелились кран-балки, поднимая с ростр большие восьмибаночные баркасы…
Сбавив ход до трех узлов, русские корабли прошли в паре кабельтовых от того места, где, выбрасывая в воздух шипящие струи воды из открытых кингстонов, медленно уходило под воду красно-коричневое днище опрокинувшегося «Фудзи» с задирающимся все выше и выше носовым шпироном…
В 13:20, оставив японцам четыре баркаса и несколько вельботов, они дали полный ход и заспешили в сторону еще различимых на горизонте, активно перестреливающихся кораблей Макарова и Того.
* * *
Тем временем бой четырех русских броненосцев с тремя японскими развивался по совсем другому сценарию. Первой неприятностью для адмирала Макарова оказался тот факт, что даже без «старичков» скорость его отряда по факту оказалась несколько ниже, чем у оппонентов.
С одной стороны, это было объяснимо: наши корабли давно не были в доке и нормально почистить днища не могли. С другой стороны, Степан Осипович не знал, что и адмирал Того тоже не держал свои броненосцы у Эллиотов с полными ямами. Причем исходя из тех же резонов, что и Макаров при сегодняшнем его выходе. «Тормозили» же русский отряд «Ретвизан» и «Победа». И на то оказались свои, субъективные причины.
У «Ретвизана», как стало ясно из доклада Щенсновича после боя, из-за разрыва трубок пришлось вывести из действия сначала один, а потом, уже после завершения артиллерийского боя, еще два котла. А почему «Победа» не могла разогнаться свыше 16 узлов, разобрались лишь через пару дней, когда выяснилось, что у нее «скисли» три из четырех котельных вентиляторов центральной группы котлов.
Второй неприятностью стала очевидная неспособность наших артиллеристов реализовать численное большинство. Но этого и следовало ожидать! До прибытия Макарова свою лепту здесь внесли и отстой вооруженного резерва, и опасения спровоцировать японцев развертыванием интенсивной боевой подготовки. А после оного – сначала ремонт сильнейших кораблей эскадры, а затем вынужденное сидение под замком по имени «Фусо».
К 12:30 «Цесаревич» был поражен двумя двенадцатидюймовыми и не менее чем двумя десятками шестидюймовых снарядов, а «Пересвет» одним и одиннадцатью соответственно. Через пять минут Степан Осипович, убедившись, что «Микаса», несмотря на целый ряд очевидных удачных попаданий – флагман Того к этому моменту «поймал» уже три двенадцатидюймовых, из них два с «Ретвизана», и десять шестидюймовых снарядов – продолжает медленно, но верно выходить вперед, приказал поднять ход до 16 узлов. «Ретвизан» и «Победа» начали потихоньку отставать. Причем расстояние между «русским американцем» и идущим ему в кильватер «Пересветом» ощутимо сокращалось, но Степан Осипович пока не предпринимал никаких решительных действий, полагаясь на своих артиллеристов.
В последующие пятнадцать минут комендоры обеих сторон прикладывали все силы к тому, чтобы переломить ход боя в свою пользу. «Цесаревич» и «Ретвизан» вели размеренный огонь по «Микасе», в свою очередь «Микаса» и «Асахи» отвечали тем же «Цесаревичу». Оба русских броненосца-крейсера сосредоточились на концевом в японской колонне трехтрубнике – «Сикисиме». Последний, в свою очередь, с начала боя стрелял только по «Пересвету». И в итоге он-то и преуспел.
В 12:51 начиненный пикриновой кислотой снаряд главного калибра рванул в носовой части правого борта броненосца-крейсера, метрах в семи позади его клюза и в полуметре над ватерлинией. Площадь только подводной части пробоины составила более двух квадратных метров, что в сочетании с высоким ходом корабля и двумя пробитыми осколками палубами могло обернуться бедой.
Ситуация усугублялась тем, что почти там же, метрах в десяти в сторону кормы, уже имелась здоровенная дыра от такого же снаряда, по счастью бронебойного, поэтому площадь ее была значительно меньше, да и сама она располагалась выше ватерлинии метра на полтора. Но повреждения внутренних конструкций и многочисленные осколочные пробития борта, ставшие следствием взрыва этого снаряда внутри нашего корабля, серьезно осложняли борьбу за живучесть. А уж если нос его еще немного притопится…
Лишь двух попаданий снарядов главного калибра в носовую оконечность «Пересвета», абсолютно неадекватно защищенную для продолжительного эскадренного боя, хватило для того, чтобы он, как незадолго до этого японский «Фудзи», оказался на грани катастрофы. Второй раз в ходе одного боя было подтверждено на практике утверждение француза Эмиля Бертена о крайней необходимости поясного бронирования оконечностей линейных судов. Хотя бы противофугасного.