После завтрака Алик созвонился со своими единомышленниками и назначил встречу в шахматном клубе, где была их запасная штаб-квартира, как шутил Сергей, – психолог и его ближайший соратник. Время в распоряжении Алика было более часа и в голове мелькнула мысль о том, что часа за полтора можно было бы успеть смотаться к своим. Сердце в очередной раз сжалось, затянув в сознание капли почти панического страха. Справившись с недопустимым сейчас состоянием, Алик подумал о том, что хоть ему и приходилось не раз бояться, такого прежде не было. Впрочем, элитный в прошлом боец ответ знал прекрасно, как и то, что к жене и детям, которых спрятал старый и надежный друг адыг, ехать нельзя.
В шахматном клубе собрался весь актив. Во дворе, в тени старой шелковицы, был уже накрыт массивный, видавший немало банкетов деревянный стол, за которым расположились озабоченные мужчины и женщины, различавшиеся не только по возрасту и профессии, но также по социальному статусу и материальному благополучию. Всё это было прекрасно известно Алику, но никак не сказывалось на поведении и психологическом состоянии сидевших за столом. Все, и мужчины и женщины, были встревожены и ждали от лидера, пришедшего, как обычно, строго в назначенное время, каких-то объяснений происходящего. Отметив про себя, что все собрались заранее, он с благодарностью посмотрел на тревожные лица и произнес заготовленные слова, которые, конечно, не могли никого удовлетворить.
– Друзья! Ситуация, в которой мы оказались и которая развивается пока совсем не по нашему сценарию, требует от всех осторожности и терпения. Неизвестно кто и почему стоит за теми агрессивными действиями, которые направлены против нас, но сила эта более чем серьёзна. Впрочем, я уверен, что мы сумеем с ней справиться и позиции свои отстоим.
Работа над культурно-образовательным проектом близится к завершению, и её не следует прекращать. Публичные же мероприятия, особенно с участием детей, я предлагаю пока не проводить, во избежание провокаций. Вот, к сожалению, и всё, что я могу вам сейчас сказать. Если кто-то решит отойти на время от проекта, считаю, это тоже будет вполне оправдано. Естественно, как только ситуация прояснится или просто у меня появятся важные сведения, я вас сразу проинформирую. От вас я тоже жду сообщений и надеюсь, что они будут уже не такими печальными.
– Боже мой! Кому могло помешать наше желание делать добро? Что можно отнять у нас, кроме… детей?
Огромные черные глаза общей любимицы Бэллы смотрели обычно на мир ласково и доверчиво, и лишь иногда, как сейчас, в их бездонной глубине появлялось какая-то мрачная и суровая сила, заставлявшая даже сильных мужчин смущенно отводить взгляд. Молодой историк, посвятившая ещё немногие годы своей взрослой жизни изучению традиций в области воспитания малышей в семьях адыгов, Бэлла в последнее время серьёзно увлеклась психологией развития и никак не могла понять, как могут люди, посвятившие себя детям, вызывать у кого-то иные чувства, кроме благодарности.
– Вот именно, отнять детей…, – тихо пробормотал Алик, опустив глаза и потирая люб.
Оставив через полчаса возбужденных друзей за обеденным столом, на котором появились закуски и фирменные глиняные кувшины с сухим вином, и сославшись на срочные дела, Алик попрощался и отправился домой.
Следующие два дня прошли спокойно. Ни писем, ни других сообщений не приходило. Помещение оставалось опечатанным, но никаких видимых признаков проводимого расследования тоже не было.
Утро пятницы выдалось почти прохладным. Ночной дождь наполнил улицы свежестью, которой, правда, не суждено было продержаться даже до десяти часов. Это было не удивительно, поскольку в конце августа краснодарское лето было ещё в разгаре, с ослепительным солнцем и порой весьма утомительным зноем.
Алик возился в гараже с машиной, когда верный и хорошо обученный Пират, дремавший на своем коврике у входа, вдруг негромко подал голос.
– Ну вот, похоже гости. А то я уже заскучал.
Пройдя через прихожую и глянув на монитор, Алик нахмурился и открыл дверь. Перед ним стоял подросток, в шортах, майке и яркой оранжевой бейсболке. Почти скрытое длинным козырьком лицо мальчишки показалось Алику знакомым, но он не сразу признал в нем сына учителя из их сообщества, жившего через пару домов по той же стороне улицы.