– Данке, – сказала фрау Холстермайер.
– Лекция доктора экономики закончена, – сказал Козульский. – Считаю, что она была познавательной и не скучной… теперь время вопросов. Фрау Хостермайер на них радушно ответит, и это не одолжение – это входит в ее обязанности. У кого-нибудь есть вопросы?
Сидящий рядом с Кириллом мужчина поднял руку.
– Спрашивайте, – процедил Козульский.
– Я хочу не спросить, а сказать спасибо. Вам! К переводчикам принято относиться, как к чему-то второразрядному, типа официантов, но вы злые голоса не слушайте, они несут бред. Вы заслуживаете куда большего уважения… и сострадания. У вас каторжная профессия!
– Вы прекрасно со всем справляетесь! – воскликнула сидящая за спиной Кирилла женщина.
– Надо справляться, – вздохнул Козульский. – Не будешь справляться – останешься без работы. Телефон замолчит, сбережения иссякнут, и я включу Шопена, усядусь с сигаретой в мягкое кресло и расслаблюсь… я практикую расслабление. Однажды так расслабился, что сигарету выронил.
– Пожар не начался? – спросил Кирилл.
– Я курил трезвым, – сказал Козульский. – В огне бы я не сгорел, но удавку он бы на мне затянул – средства на восстановление квартиры мне не изыскать. Крупные финансовые учреждения маленького человека в беде не оставят – дадут кредит, выплатят достаточную страховку… да не в жизнь! Живительная вода о страховании и кредитовании льется лишь на лекции… что, фрау Холстермайер? Не понимаете? И не поймете – мы же на русском говорим. У нас тут откровенный разговор между своими.
ВОЗЛЕ входа в универсам, в натянутой до бровей зеленой вязаной шапке изнывает от холода Михаил Шамонин, учившийся с Глебом в одном институте – ныне, подергивая плечами, он высматривает его в людях, проходящих мимо магазина. Глеб задерживается. Михаил хочет посмотреть на наручные часы – сдвигает рукав пальто, натыкается на рукав пиджака, затем на рукав рубашки; до часов он так и не добрался. Сырость под носом протер – извлеченной из перчатки ладонью.
Ладонь Михаил Шамонин вытер об ту же перчатку. Глеба он увидел не одного, а с Лизой Ильиной.
– Привет, Глеб! – воскликнул Михаил. – Ты, мать твою, опоздал! Я так окоченел, что меня не разотрешь ни снегом, ни спиртом… зуб на зуб не попадает! А когда попадает, язык прикусывает.
– Прости, я задержался, – сказал Глеб. – А где твоя?
– В магазине. Они с Людмилой оценивают ассортимент и заодно греются. А это твоя?
– Безусловно, – ответил Глеб. – Но в перспективе. Это – Лиза из цветочного магазина. Это – Михаил с государственной службы.
– Насчет меня он не солгал, – сказал Михаил.
– Да и я, – улыбнулась Лиза, – как есть… из цветочного магазина. У магазина продуктового.
– Ты задержался из-за нее? – спросил Михаил.
– Я проводил время с очаровательной девушкой, – промолвил Глеб. – Ты мерз и страдал. Шел бы домой – мы бы пришли.
– Подлый Глеб, – проворчал Михаил. – Не святой.
– А что тебя не устраивает? – спросил Глеб.
– Ты говорил, что мы встречаемся у магазина. Мы договорились! И ты нарушил наш уговор. И ты скажешь – я ничем его не нарушил: мы же встретились. И я, как идиот, с тобой соглашусь. Улыбнусь твоей девушке и угрюмо напрягу извилины, чтобы понять, где же пропадает моя.
– Она не хочет выходить на холод, – сказал Глеб.
– Каждые три минуты она выглядывала и спрашивала: не появился? И уходила… Она выглянет – должна.
– Терпи, – сказал Глеб.
– Не дрогну. Концы не отдам… куртка у меня… выходит! С Людмилой!
Из магазина выходят дамы – живущая с Михаилом волевая Екатерина и ее зажатая подруга Людмила Хенина. Вслед за женщинами на улицу выбирается потряхивающая пустой сумкой старуха.
– Здравствуй, Глеб, – сказала Екатерина. – Нехорошо так опаздывать.
– Нехорошо, – кивнул Глеб. – Здравствуй, Люда.
– Привет, – улыбчиво пробормотала Людмила.
– Вы бы мне помогли, – попросила старуха. – Подкинули бы мне на старость от ваших богатств.
– Побойтесь бога! – воскликнула Екатерина. – Бабушка!
– Бога нет, – пробурчала старуха. – Он мне ничем не поможет.
– А мы вам уже помогали, – сказала Екатерина. – Чего вы к нам прицепились? А ведь уже дала вам десять рублей.
– Что мне десять рублей… что на них купишь. Вы бы на меня не кричали, а купили бы мне колбаски…
– Колбаска в ваши годы вредна, – сказал Михаил.
– Я ее и не ем, – вздохнула старуха.
– Пойдемте, – сказал Глеб. – Я куплю вам колбасы.
Глеб ринулся в магазин, и старуха, вопросительно оглядев остальных, рванулась за ним.
– Щедрый Глеб, – промолвил Михаил. – Святой… только она сказала, что бога нет, как он тут же продемонстрировал, что кто-то все-таки есть.
– С набитыми карманами легко показывать свою святость, – сказала Екатерина. – Особенно если хочешь выпендриться перед девушками… не перед нами – перед вами. Вы с ним?
– Как бы с ним, – сказала Лиза.
– И вы им гордитесь? – спросила Екатерина.
– Если бы не он, старушка бы осталась без колбасы, – сказала Лиза.
– Вы бы ей не купили? – осведомилась Екатерина.
– Не думаю… не купила бы.
– Колбаса сейчас дорогая, – усмехнулся Михаил.
– Я бы не купила ей и плавленого сырка, – сказала Лиза. – Что-то у меня внутри екнуло, но за кошельком я не полезла. Пусть он у меня тощий, не такой, как у Глеба, однако на сырок я дать бы могла.
– А мы где-то на сырок ей и дали, – сказала Екатерина. – Ты или я?
– Я, – ответила Людмила.
– Разве не я? – спросила Екатерина.
– Ты расплачивалась с продавщицей, и, когда старушка к тебе обратилась, ты сказала ей, чтобы она… не помню, что, но твои слова меня покоробили, и я дала ей десять рублей.
– Не пятьдесят? – спросил Михаил.
– Почему пятьдесят?
– Купюры похожи.
– Да не очень они похожи, – взволнованно пробормотала Людмила. – Там же светло, и десятку с полтинником не спутаешь… десять, десять. Я не ошиблась.
Стоящий за стеклянной магазинной дверью Глеб очищает сардельку. Выйдя из магазина, он выбрасывает кожу в урну – идет и жует.
– Ты купил? – двинувшись за ним, спросил Михаил.
– А зачем я повел ее в магазин? Чтобы над ней посмеяться? Лиза бы мне этого не простила.
– Никогда в жизни, – серьезно сказала Лиза.
– Ну а купи я на сэкономленные деньги что-нибудь для тебя? – спросил Глеб.
– Все равно – подобное не забывается. Ты ее не обманул?
– Как я мог, – сказал Глеб. – Колбасой она теперь обеспечена.
Старуха покинула магазин, и если смотреть на нее со спины, то кажется, что Глеб ей ничего не купил – в ее руке по-прежнему висит пустая сумка. Но к груди она прижимает два батона колбасы и в ее глазах вызревает избавленное от претензий изумление: зачем мне столько? зачем?
ЗА СТОЛОМ в квартире Михаила поднявший бутылку водки Глеб наливает себе, собирается налить сидящей справа от него Лизе, но раздумав, переводит руку влево и наполняет рюмку закивавшей Людмиле; следящей за его рукой Лизе он наливает вино.
По бокам от Глеба две женщины, напротив него тоже две: кроме Екатерины перед Глебом поглощает ужин рыжая Ксения, пришедшая вместе с рыхлым и непробиваемым Зязиным, который работает с Михаилом Шамониным в одном министерстве и раскованно рыгает, радуя своей непосредственностью соблюдающего приличия Глеба.
Михаил Шамонин орудует вилкой в торце стола.
– На улице мы бы так не посидели, – сказал Михаил. – После моего высказывания вы смотрите на меня, как на придурка, а я помню, как там холодно. Под градусом там еще можно сидеть или лежать, но человеку не принимающему или сдержавшемуся в данный конкретный день мороз не близок. Позитивно на нем не думается.
– В твоем положении не до этого, – проворчала Екатерина.
– Причин для оптимизма немного, – согласился Михаил. – Для паники их нет вовсе. Широкий кругозор позволяет мне обходить шаблоны и не втыкаться мордой в сугубо материальное восприятие. Одной зарплатой состоятельность мужчины не измеряется. У Зязина такая же зарплата, и убогим он себя не чувствует. Поэтому я его и приглашаю.
– И я к тебе заглядываю, – сказал Зязин. – Ничего с собой не приношу – прихожу на все готовое.
– Ты, Зязин, хитер, – усмехнулся жующий Михаил.
– Ушлый товарищ, – процедила Екатерина. – Из тех, кто никогда не становятся настоящими друзьями.
– В друзья я не набиваюсь, – сказал Зязин. – Я коллега по работе и выше не мечу. Ем салат вилкой, а не ложкой… вкусный салат.
– Он приготовлен из морепродуктов, – сказала Екатерина. – Они стоят денег.
– Салатом-то хоть не попрекай, – разозлилась рыжая Ксения. – Зязин к вам привык, а я с непривычки могу и на наорать.
– Резкая девушка, – улыбнулся Михаил.
– Не понимает наших шуток, – сказала Екатерина. – Не то что Глеб. Пришедший к нам с интересной барышней, умеющий от всего отключиться… покупающий старухам колбасу. Без урона для бюджета. Если бы подобный жест сделал мой Миша, мы бы сейчас сидели за пустым столом.
– Для этого стола вы все купили заранее, – сказал Глеб. – Голодать вы бы начали завтра.
– И ты бы нам не помог? – спросила Екатерина.
– В любое время. Хотите в долг, хотите безвозвратно. Деньги у меня есть.
– Бизнес идет? – желчно спросила Екатерина.
– Процветанием я обязан Кириллу, – ответил Глеб. – Мой собственный вклад невелик.
– Довольно о деньгах, – сказала Людмила. – Поговорим о другом.
– Вы говорите о другом, – сказал встающий Михаил, – а мы с Глебом пройдем на кухню. Нам нужно потолковать наедине. Не взыщите, что я увожу вашего кавалера.
– Надолго? – спросила Лиза.
– Если заскучаешь, приходи, – сказал вставший Глеб. – Мы тут рядом: на кухне.
Глеб с Михаилом выходят из комнаты.
– И как тебе святой Глеб? – спросила Екатерина.
– Почему святой? – переспросила Лиза.
– Мне не объясняли. Но он не прост – от нас он отличается. Эмоций в нем ноль, улыбаться он любит… что ты о нем скажешь?
– Обсуждать за глаза некрасиво, – заявил Зязин.
– Ладно, Зязин, не учи, – сказала Екатерина. – Не тебя спрашивают.
– Чего ты ему все время указываешь? – возмутилась рыжая Ксения. – Ты ему кто? Я у вас во второй раз, и в тот раз я только удивлялась, а теперь ты меня разозлила – Зязину на твои слова положить, но я-то с ним. Когда моего мужчину так нагло чмырят, меня ведь тоже оскорбляют, и что ты мне прикажешь? Попробовать с тобой разобраться? Вскочить из-за стола и уйти?
– Я не уйду, – сказал Зязин.
– Ты что, останешься?! – воскликнула Ксения.
– Помимо тебя, здесь три женщины. Женщина Михаила, женщина Глеба и третья женщина, которая ко мне равнодушна. Из всех сидевших за этим столом мужчин она считает меня наименее мужественным. Однако мужчины вышли – с вами сижу лишь я. И мне вроде бы раздолье: столько женщин… от них очаровательно пахнет, и все они в самом соку… никто из них меня не приголубит. Моя бы да, моя бы… ты не рискнешь? – спросил он у Людмилы.
– Пока твоя девушка не ушла, я боюсь на тебя даже взглянуть, – сказала Людмила.
– Естественно, – кивнул Зязин.
– Я позвала ее не для тебя, – сказала Екатерина.
– Не надо, не говори, – попросила Людмила.
– Для Глеба, – сказала Екатерина. – Я же не знала, что он приведет свою. Давнюю?
– Мы познакомились часа два назад, – ответила Лиза.
– И ты с незнакомым мужчиной пошла на чью-то квартиру? – спросила Екатерина.
– На вашу квартиру. Я осознавала, к кому я иду. От магазина сюда – с вами… с нормальными людьми.
– А не будь нас, ты бы пошла? Куда-то там с ним… едва познакомившись.
– Я бы пошла, – промолвила Лиза. – Мы с ним гуляли, разговаривали, и я кое-что о нем поняла. Как сумела.
ПРОСИЖИВАЮЩИЙ штаны в немноголюдном злачном месте Максим Капитонов без видимой охоты хлебает алкоголь, вспоминает Лизу, водит глазами по извивающейся стриптизерше; она искусно болтается на шесте на расстоянии вытянутой руки, ее тело разгорячено и доступно, но Максиму оно кажется холодным, как лед, и изъеденным насквозь разнообразными болезнями; смотреть на разоблаченную наготу Максиму Капитонову тошно – проявляя выдержку, он смотрит.
Справа от Максима объявляется одетая девушка Маша.
– Это Света из Химок, – сказала Маша. – Говорят, она может завести любого мужика. Так классно изгибается.
– Охренительно, – проворчал Максим.
– У нее хорошая фигура. Но в постели она, говорят, прохладна. Я гораздо теплее.
– И скольких же ты согрела? – спросил Максим. – Счет на сотни или уже на тысячи?
– Сотни пока нет, – ответила Маша. – Я занимаюсь этим недавно и не стыжусь своих занятий. Не страдаю из-за них, ведь иллюзий я не питала, и у меня не та ситуация, что я, мол, ехала поступать в институт, а попала на панель – я изначально ехала в Москву на заработки. И зарабатываю я прилично, удается даже откладывать.
– Ты вошла в нужную колею, – сказал Максим.
– Сожалеть мне не о чем. Я вырвалась из такого гадюшника, что и… черт с ним. Не хотите со мной переспать?
– Со шлюхами я не сплю, – сказал Михаил.
– Я не просто шлюха – я танцую стриптиз… как Света. Шикарная девка. Мы с ней подруги, и я о ней плохого слова не скажу, да и другим постараюсь не позволить. Вы думаете, что, раз я шлюха, то без характера? Чего-чего, а характера мне не занимать, и я за себя или за подругу…
– Не трещи, – пробурчал Максим.
– Я отвлекаю вас от Светы? – спросила Маша.
– Провались она, твоя Света… у меня иные заботы.
– А вы кто? – поинтересовалась Маша. – Авторитет?
– Важная персона. Человек с положением.
Поведя глазами, Максим Капитонов увидел тщедушного мужчину в пижонской жилетке.
– «Сифон»! – воскликнул Максим. – Подскочи ко мне.
– Мое почтение, Макс, – сказал подошедший «Сифон». – Твой визит для нас в некотором роде подарок, и я спешу тебя жизнерадостно поприветствовать: четко и без уклончивости. С конкретной искренностью.
– Взаимно, – усмехнулся Максим.
– Я пойду? – спросил «Сифон».
– Иди. Я прихожу к вам не для того, чтобы смотреть на парней.
– Ты – мужик, Макс, – промолвил «Сифон». – Уважаю твои понятия.
– «Потап» у себя? – спросил Максим.
– Наверное, у себя.
– Проводи меня к нему.
– Надо бы предупредить, – пробормотал «Сифон». – Нет, тут не то, ты, возможно, подумал не то, к разговору с тобой ему не нужно готовиться, и к примеру поджидать тебя с автоматом, никак нет: увидишь в его руках автомат – знай, он не заряжен. У тебя-то, Макс, обойма-то… ага? Полна? Я не паясничаю, а пытаюсь выяснить, чем ты располагаешь.
– Всем, – ответил Максим. – Веди меня к «Потапу».
– Понимаешь, он может быть с девушкой.
– Он может и с юношей, – сказал Максим. – Запросто может. И ты, «Сифон», можешь.
– Если рассуждать гипотетически…
– Отведи и рассуждай. А не отведешь, я сам дорогу найду. У вас здесь не Крит.
– Крит? – нахмурился «Сифон».
– Лабиринт, – промолвил Максим. – И в лабиринте грозная тварь. Получеловек-полубык.
– Ушедший оттуда и не дошедший туда. – Задумчивый «Сифон» вздохнул и поплелся. – Получеловек от того, что быкует, а полубык от того, что в нем хватает человеческого, и оно не убывает. Не наблюдается и роста. Все устоялось в зыбкости равновесия.
Последовав за «Сифоном», Максим Капитонов дошел по тусклому проходу до закрытой двери, за которой, обнимая сидящую у него на коленях девицу, расслаблялся крепкий «Потап», нисколько не обрадовавшийся вошедшему к нему без стука «Сифону», чья физиономия выдавала то, что он с удовольствием использует возможность вторгнуться и потревожить.
– К тебе Макс, – сказал «Сифон».
– Какой еще Макс?
– Такой, – сказал вошедший Максим. – Такой, что ты его не прогонишь. Тебе не позволит это сделать тревога за твоих близких, да и самому тебе еще хочется жить, владеть клубом и обжиматься в нем с девками… Он держит тебя насильно?
– Меня? – переспросила девица.
– Он тебя эксплуатирует? – спросил Максим. – Ты можешь его послать, или он забрал у тебя паспорт и ты здесь, как на привязи?
– Паспорт у меня не забирали, с чего вы решили… он из милиции? – спросила она у «Потапа».
– Из наркоконтроля, – пробормотал «Потап». – Найдет пакетик дряни и арестует, а не найдет – замочит: мой клуб под ними, под тяжелыми, и Максим для меня не кто-то, а Некто, играющий в ту же игру на более высших уровнях. Ты, детка, ступай. Спроси у него разрешение.
– Вы мне разрешаете? – спросила девица.
– Уходи, – сказал Максим. – И забери «Сифона» – с ним я уже поговорил. Все, что мне нужно, узнал.
– От «Сифона» много не узнаешь, – сказал «Потап».
– Ты мне, «Потап», потом это разъяснишь, – сказал «Сифон». – Что ты имел в виду – то, что я молчок, или то, что я не в теме. Вещи-то не одинаковые… не равнозначные.