Лили.
Лилия.
Лилия Гранта.
Даже звучит красиво, правда?
Грант и Лили.
Лили и Грант.
Если у нас будут дети, они тоже получат цветочные имена – Роза, Мелисса… Стоп, Мелисса – это вроде не цветок? Ну и ладно.
Разберемся.
Я буквально прилип к окну отцовского кабинета. На стекле возникло мутное пятно от моего дыхания, и я вытер влагу рукавом толстовки. Это движение привлекло внимание Лили. Она перестала кружиться, приставила к глазам ладони козырьком и вгляделась. Надо было отпрянуть от окна, чтобы она меня не заметила, но я застыл столбом, по уши очарованный этой девчонкой.
Она что-то прокричала, но я не расслышал через закрытое окно. Поэтому я отпер шпингалет и чуть отодвинул створку.
Мне пришлось откашляться, чтобы голос снова начал повиноваться.
– Ты что-то сказала?
– Да! Я спрашиваю, ты что, подглядывать любишь?
Черт, только этого недоставало! Теперь она точно сочтет меня с приветом. Сначала я пулей вылетел из комнаты, когда моя мать знакомила Лили с нами, а теперь новенькая застала меня за таким занятием. Надо остаться хладнокровным и не подавать виду, что я смутился.
– Нет, – заорал я в ответ. – Мне просто интересно, когда ты отморозишь пальцы на ногах, они почернеют и отвалятся? Ты что, не смотрела «Послезавтра»?
Лили помотала головой.
– Я никогда не ходила в кино.
Я вытаращил глаза.
– В кино не ходила?
– Не-а. Моя мать не любит кино и телевизор. Она говорит, телевидение зомбирует.
– А вот если бы посмотрела «Послезавтра», ты бы обулась.
Она улыбнулась, и мое сердце перестало биться нормально – оно будто сделало мгновенное сальто в тот момент, когда сверкнули ее жемчужные зубы. Я потер грудь слева, хотя там вовсе не болело.
Глядя на Лили, я крикнул:
– Эй, сделай так еще раз!
– Что сделать?
– Улыбнись!
Ошибки не было – сердце вновь начало вытворять непонятные штуки.
Лили огляделась.
– Ты слышал?
– Что?
– Звон бубенцов.
Неужели мы оба фантазеры?
– Да нет, все тихо.
Она пожала плечами.
– Вдруг это Санта проехал? Говорят, что вы, богачи, верите в Санта-Клауса лет до тридцати, будто он вам подарки на Новый год приносит!
Вдруг на крыльце загорелся свет, и я услышал мамин голос:
– Лили? Что ты тут делаешь? Скорее в дом, простудишься!
– Да, миссис Лексингтон. Я просто вышла посмотреть на снежные хлопья. Я еще никогда не видела снега.
– О Господи… Иди скорее в тепло. Нужно тебя одеть. У Кейт найдутся лыжный костюм и ботинки, которые придутся как раз впору… И шапка.
Лили подняла голову и еще раз улыбнулась мне.
Сердце у меня замерло в третий раз.
Черт… Ну кто мог знать, что любовь способна принести столько боли?
* * *
На следующее утро я нигде не мог ее найти. В первый день мама обычно отправляла новеньких со мной на автобусе, а потом я провожал их в кабинет, где мама, закончив все формальности, уже говорила со школьным психологом.
Я насыпал хлопьев в тарелку и достал молоко из холодильника, но когда ставил пакет обратно, из-за двери в гараж послышался гулкий удар. Отправив в рот ложку «Голден грэмс», я с тарелкой в руке пошел посмотреть, что там происходит.
Открыв дверь, я чуть не поперхнулся.
– Что ты делаешь?
Лили посерьезнела, будто искренне смутившись моему вопросу.
– Рисую. Ты не видел, как люди рисуют?
– Больше похоже, что ты себя раскрашиваешь.
Лили стояла перед мольбертом, густо покрытая разноцветными каплями. На ней была длинная футболка, прикрывавшая задницу (правда, там же и заканчивавшаяся), и я не мог отвести взгляда от ее ног, где было меньше краски, чем на верхней половине туловища. Ноги были удивительно длинными и гладкими – я еще не видел такой длинноногой девчонки. Мне вдруг захотелось подхватить Лили на руки и проверить, сможет ли она скрестить ноги за моей спиной.
Я спохватился, только когда она сказала:
– У тебя капает.
Я вытаращил глаза.
– Чего?!
Она улыбнулась и кивнула на мою тарелку. Оказывается, я держал ее криво, и молоко капало мне на обувь.
– Блин, – я поспешил выровнять тарелку.
Лили засмеялась. Господи, какая красивая девчонка! Длинные черные волосы, загорелая кожа – посреди зимы-то! – и огромные карие глазищи. И еще Лили была высокой, всего на несколько дюймов ниже меня. С восьмого класса, когда за лето я вырос на четыре дюйма, большинство девчонок не доставали мне даже до плеча, а Лили доставала. Отчего-то это казалось правильным, что она такая высокая, будто она и должна была выделяться из всех девчонок в школе.
Встряхнув головой, чтобы привести в порядок мысли, я спросил:
– А моя мать знает, что ты тут рисуешь? Автобус через пятнадцать минут!
Лили сморщила нос:
– Какой автобус?
– Ну как же, школьный! Уже семь часов!
– Утра?
Тут уже я растерялся.
– Ну а чего же еще? Или ты думала, сейчас ночь?
– Да. Значит, я рисовала всю ночь и забыла о времени… – Лили пожала плечами. – Со мной бывает.
Я переступил порог и обошел мольберт.
– Ты сама нарисовала?
– Да, только это плохо.
Я вытаращил глаза. Абстракция на холсте с какими-то переплетающимися цветами выглядела достойной музея (по-моему).
– Это ты не видела, какую фигню я выдаю на уроке рисования.
Лили улыбнулась, и у меня снова перехватило дыхание.
– Мама однажды возила меня на Гавайи. Там удивительные, невероятные цветы… Я люблю рисовать только цветы. – Она повела плечом. – Это у меня такая одержимость. Я всем своим цветам даю имена. Это вот Лейлани – на гавайском диалекте «райский цветок» и «божье дитя». Там это популярное имя. Мою бабушку звали Ива, мать – Роза, а я – Лили. Сплошная природа. Если у меня когда-нибудь будет дочка, я назову ее Лейлани.
Ого! У меня по спине даже мороз пробежал. Я тоже собирался назвать будущих детей именами цветов, только думал не о детях Лили, а о наших общих детях.
– Лейлани, – повторил я. – Звучит.
Лили закрыла глаза и глубоко вздохнула.
– Лей-ла-ни… Скажи, красиво?
– Ты тоже красивая, – вырвалось у меня. Ну, не совсем вырвалось – я всего лишь констатировал правду, просто я не ожидал, что скажу это сейчас.
Лили положила кисть на мольберт, обтерла руки о футболку и подошла ко мне вплотную, нарушив личное пространство. Волоски у меня на теле поднялись, ладони тут же вспотели. Да что за чертовщина со мной творится? Я и раньше флиртовал с девчонками, но рядом с Лили меня просто начинало трясти.
Приподнявшись на мыски, Лили нежно поцеловала меня в щеку.
– Кажется, это первая приемная семья, где мне понравится.
«Мне тоже понравится, если тебе у нас понравится», – подумал я.
Айрленд
– О, отлично, еще не начали, – запыхавшаяся женщина в сером костюме села рядом со мной за длинный стол. – Я слышала, он ярый ревнитель пунктуальности.
– Грант? – уточнила я.
Она неодобрительно нахмурилась.
– Мистер Лексингтон.
Ну да, мистер Лексингтон. Будучи просто молодым человеком, с которым я собиралась закрутить, он был Грантом, но теперь снова стал мистером Лексингтоном.
– Заходила его секретарша, он опаздывает на несколько минут, – объяснила я.
– Слава богу, – женщина с облегчением улыбнулась. – Мне дочки позвонили, пришлось побыть арбитром в споре за щетку для волос… – Она подала руку. – Я Эллен Пассман, главный бухгалтер из финансового отдела.
Я пожала ей руку.
– Айрленд Сент-Джеймс, ведущая новостей. Можно Ричардсон, это мой рабочий псевдоним.
– О, я вас знаю, я обожаю вашу передачу!
Я улыбнулась.
– Спасибо.
– Меня эта новая инициатива с комиссией привела в восторг, жаль только, что о совещании сообщили в последнюю минуту. Сейчас конец месяца, в бухгалтерии горячая пора…
Любопытно, как эта комиссия с ходу образовалась после звонка Гранта. Я не могла избавиться от абсурдной мысли, что свой «благоприятный климат» он придумал прямо во время разговора со мной. Это, конечно, нелепо и попахивало чрезмерным самомнением, однако догадка не давала мне покоя.
– Когда вас пригласили? – осторожно спросила я.
– Сегодня утром, а вас?
– Несколько дней назад. Вы получили повестку собрания или какие-нибудь документы?
– Нет, ни строчки.
Атмосфера в кабинете изменилась, и я, еще не повернув головы, поняла, кто вошел. В дверях стоял Грант Лексингтон и вице-президент компании, руководитель отдела новостей Кейт Бентон, начальница моего начальника – и сестра Гранта. Он оглядел комнату, и его взгляд зафиксировался на мне, будто он нашел то, что искал. Ерунда какая-то.
Взгляд был настолько пристальным, что я заерзала на стуле.
– Простите, задержался, – объявил он. – Спасибо всем, что откликнулись на наше приглашение. – Он повернулся к сестре. – Кейт вы, конечно, знаете, она вице-президент нашего телеканала…
Участницы совещания принялись благодарить мистера генерального. Я промолчала, наблюдая за происходящим. За столом оставалось несколько свободных мест – во главе стола, на противоположном конце с моей стороны, напротив меня и слева от меня. Без единого слова Кейт двинулась к свободному месту через несколько кресел от меня. У меня возникло ощущение, что Грант Лексингтон автоматически занимает место председателя в каждом кабинете, где появляется.
Но тут он меня удивил. Грант отставил стул во главе стола и жестом пригласил сестру присесть:
– Кейт.
Очень удивленная, Кейт Бентон тем не менее вернулась и села, где предложено. Грант расстегнул пиджак и уселся рядом со мной. Устраиваясь, он подался ко мне и шепнул:
– Рад вас видеть, Айрленд.
Я кивнула. Никто из присутствующих вроде бы не счел это странным – мало ли, что генеральный директор сел рядом со мной, придвинув стул в мою сторону. Я надеялась, что никто не обратил внимания, как у меня голова пошла кругом от запаха Гранта: он пахнул чистотой, но с горьковатой мужской ноткой.
Следующие полчаса я старалась не обращать внимания на соседей за столом и не ерзать, но мне пришлось взглянуть на Кейт, когда она взяла слово, то есть профиль Гранта оказался непосредственно на линии моего взгляда. Я невольно обратила внимание, какое загорелое у него лицо, а на висках тянутся светлые линии от дужек очков. Грант не производил впечатления любителя свежего воздуха, но, похоже, много времени проводил на солнце. Зачесанным назад волосам не помешали бы ножницы парикмахера – пряди касались воротника рубашки. На подбородке уже намечалась щетина, хотя было всего десять утра, и я невольно подумала, неужели Грант бреется с вечера или у него столько тестостерона, что борода начинает пробиваться спустя пару часов после того, как этот парень отложит бритву?
Интуиция подсказывала – второй вариант.
Видимо, почувствовав мой взгляд, Грант повернул голову и уставился на мои губы. Я смутилась и нехотя перевела глаза на Кейт, но успела заметить, как дернулся уголок рта у мужчины, смотревшего на меня, прежде чем он повернулся к своей сестре.
– Прошу по очереди предлагать пункты повестки дня следующего собрания, – предложила Кейт. – Очень хочу услышать, какие проблемы «Лексингтон индастриз» наши сотрудницы считают наиболее актуальными.
– Прекрасное предложение, – одобрил Грант.
Посыпались самые неожиданные ответы. Одна участница комиссии заявила о необходимости завести комнату для кормления грудью. Другая подняла вопрос о том, как трудно совмещать семью и работу и как гибкий график помог бы работающим мамашам и папашам. Дама в возрасте горячо ратовала за равную оплату для мужчин и женщин на аналогичных должностях, сняв эту тему у меня с языка – у меня в этом вопросе уже имелся некоторый личный опыт. Две женщины предпочли пропустить свою очередь, сказав, что им нужно подумать, а следующей за ними оказалась я. Я уже хотела поддержать пожилую коллегу, возмутившись разницей в зарплате по гендерным причинам, но почувствовала на себе взгляд Гранта и в последний момент решила малость его разыграть.
– Нужно обратить самое серьезное внимание на проблему харассмента, когда непосредственный начальник… или начальник начальника приглашает подчиненную на ланч.
Гранту удалось удержать лицо, но я заметила, как у него на щеке дернулся мускул.
– Безусловно, – поддержала меня Кейт. – Подобного допускать нельзя.
Грант кашлянул.
– Я за ланчами решаю массу вопросов. Отчасти это происходит по необходимости, потому что в сутках всего двадцать четыре часа. Вы намерены решительно положить конец практике совместных обедов?
– Отнюдь, – возразила я, обращаясь непосредственно к нему. – Но это щепетильный момент. Зачастую женщине сложно определить, желает ли мужчина, пригласивший ее на ланч, обсудить сугубо деловые вопросы.
Грант несколько долгих секунд смотрел мне в глаза и наконец кивнул.
– Хорошо. Добавьте это в повестку следующего собрания. – Он резко встал. – Итак, начало положено. Я попрошу секретаря напечатать протокол совещания и назначить дату следующей встречи.
Кейт растерялась не меньше остальных, сидевших за столом, но у меня возникло впечатление, что она привыкла к порывистости своего брата. Она поспешила сгладить неловкость.
– Да-да, мы всем благодарны за уделенное время и дружную поддержку нового начинания. Давно пора уделить должное внимание многочисленным потребностям женщин на рабочих местах… Наша комиссия способна принести много пользы «Лексингтон индастриз». Спасибо всем, кто сегодня пришел.
Я осталась сидеть, когда все начали подниматься и выходить из кабинета, и невольно подслушала разговор Гранта и Кейт.
– Ты три часа назад придумал эту комиссию, накропал жиденькую повестку дня и усадил меня в председательское кресло брать идеи с потолка, но как только я запустила процесс, тебе стало скучно? – Кейт покачала головой. – Сделай одолжение, воздержись на будущее от подобных инициатив. – Она собрала лежавшие перед ней бумаги, встала и вышла.
Я тоже поднялась и направилась к двери, чувствуя, что Грант идет следом. В коридоре он незаметно взял меня под локоть и повел вправо.
– Можно вас на минуту? – тихо сказал он.
– Хотите послушать мое мнение о сексуальном харассменте? – я хитренько улыбнулась. У Гранта напрягся подбородок.
Через минуту мы подошли к его кабинету. У двери Грант жестом пригласил меня войти первой.
– Это я проявляю хорошие манеры. Надеюсь, вы не сочтете это харассментом?
С порога Грант обратился к своей помощнице, а я рассматривала обстановку. Просторный кабинет оказался пресловутым угловым офисом с окнами от пола до потолка на две стены, с очень мужским, темного дерева письменным столом в центре и отдельной гостинной зоной. Мое внимание привлекла фотография на тумбочке – Грант с сестрами и немолодой женщиной, видимо, матерью, но уточнять, когда Грант вошел в кабинет, я не стала.
Он показал на гостинный уголок.
– Присаживайтесь. – Сев напротив, Грант расстегнул запонку и принялся подворачивать рукав. – Значит, если начальник начальника приглашает вас на обед, это харассмент?
Я засмотрелась на его мускулистое предплечье, но вопрос вынудил меня очнуться и поднять глаза. На совещании я просто валяла дурака, но в глазах Гранта не было иронии.
– Я пошутила. Я просто дразнилась.
– То есть вы не сочли приставанием, когда я пригласил вас на ланч, чтобы обсудить ваше восстановление в должности?
Вообще-то, когда он пригласил меня на ланч, я еще не знала, кто он, однако Грант, судя по всему, действительно беспокоился, что задел мою гордость. Я почувствовала, что пора признаваться, и отрицательно покачала головой:
– Ничуть. Харассмент – это бесцеремонное сексуальное домогательство, а вы ни разу не попытались за мной приударить после того, как я узнала, кто вы. Что касается вашего предложения в кафе, оно… вовсе не было нежелательным.
Плечи Гранта расслабились.
– Я хочу извиниться, если я невольно поставил вас в сомнительное положение…