– Вы представляли вчера и сегодня две пьесы, так?
– Да, все верно, «Царевич Амалат» и «Ромул и Юлия». Это исторические трагедии.
– Мы можем ознакомиться с их текстами? – Официальные лица умеют формулировать свои приказы в виде вежливого вопроса.
– Мм-м, конечно, – Пармен лихорадочно соображал. Так дело в пьесах? Нашёлся наконец умный доносчик, который внимательно посмотрел спектакль и понял его подтекст? Записанный текст обеих пьес у них, конечно, имелся, и он, мягко говоря, слегка отличался от того текста, что они произносили со сцены. Его можно было смело предъявлять для проверки. Если только не найдётся внимательный зритель с хорошей памятью.
– В ваших пьесах нет ничего предосудительного? Противозаконного? – Ещё один вопрос, который бьёт, как хлыст. – Ведь вы автор?
И это уже знают! Плохо дело.
– Да, я автор всех пьес, которые мы представляем, – скромно потупился Пармен, – и уверяю вас, в них только мои размышления о жизни, о судьбе человека, о бренности бытия.
– Очень надеюсь, – офицер посмотрел на него с иронией, – что вы не зашли в ваших размышлениях слишком далеко. Например, до мысли о свержении нашего Короля или Верховного Ворожея.
По всем возможным в данной ситуации сценариям – а сценарии общения представителя закона с простыми гражданами до смешного похожи во всех странах и во все времена – здесь полагалось изобразить искреннее изумление и негодование из-за несправедливого подозрения. Это Пармен умел.
– Неужели… Неужели вы увидели в моих пьесах что-то подобное? – Для верности он ещё добавил искренний испуг. – Уверяю вас, мои пьесы о любви, о счастье, о невзгодах, преследующих обычного человека. Там нет даже намёка на политику. Это пьесы о простых людях, их надеждах, заботах.
Стражник его внимательно выслушал и усмехнулся. Пармен понял, что переиграл.
– Что ж, чудесно. Значит вы подтверждаете, что прибыли в Столицу лишь с целью поучаствовать в праздновании в честь назначения нового Короля и не являетесь тайными шпионами бывшего Короля Якова Восемнадцатого?
От такого прямого вопроса Пармен растерялся. Но всё же нашёл в себе силы ответить:
– Конечно. Подтверждаю.
– Отлично, – доброжелательно улыбнулся офицер, и от этой улыбки у Пармена мороз пошёл по коже. – Тогда как вы объясните вот это?
Второй стражник жестом фокусника извлёк откуда-то из недр мундира небольшую книжицу.
Пармен взглянул – и тут же узнал.
Он невольно обернулся на Илария – тот за секунду побелел, словно из него разом выкачали всю кровь.
– Это пьесы? – вежливо спросил Пармен, намекая на крупную надпись на обложке.
– Почти, – офицер снова усмехнулся, отдавая дань остроумию своего противника. – Во всяком случае, очень увлекательное чтиво. Мы нашли это в вашей повозке.
– Боюсь, что вижу это впервые. Мои пьесы записаны в другой тетради. Вы ошиблись.
– Что ж, мы обязательно разберёмся, кто и в чём ошибся, – стражник был сама любезность. – Вы же не откажетесь пройти со мной? Для выяснения? Все!
Свой вопрос-приказ он произнёс почти нежно, а вот финальным «все!» словно припечатал их к земле.
«Их двое, нас пятеро, – размышлял Пармен, – ну, не считая Илария, четверо. Четверо сильных бойцов. Но Слово Арна третьего ранга – это серьёзная сила». Он слышал, что обладающий ей может подчинить своей воле не меньше десяти человек, а то и больше. Недаром такой офицер никогда не брал с собой стражников. Он один стоил десятерых. Шансов у них не было.
– Но, офицер, – попробовал Пармен, не надеясь уже ни на что, просто по инерции, – я всё же решительно не понимаю…
Но тот не стал его слушать. Время разговоров закончилось. Он властно поднял руку, словно перечеркивая всё, что было до того и произнес жёстко:
– Слово Арна. Вы, все пятеро, сейчас пойдёте за мной и будете выполнять все мои приказания, пока я не отпущу вас.
И, спрыгнув со сцены, он, не оборачиваясь, пошёл по проходу между рядами к выходу.
Раньше Пармен представлял себе, что человек, подпавший под Слово Арна, превращается в куклу, теряет разум и просто механически подчиняется воле пленившего его. Но ничего подобного он не испытал. Он остался самим собой. Его разум, его память, его чувства остались при нём. Просто вдруг он как-то осознал, что не подчиниться приказу невозможно. Он бросил убитый взгляд на труппу и, аккуратно спустившись сцены, послушно пошёл за офицером. Остальные с отрешёнными лицами потянулись за ним. Пармен хотел им сказать что-то ободряющее, но не смог – стражник «отключил» его голос. Вот это было страшно.
Молча, равномерно ступая, словно в автоматически заданном темпе, они дошли до двери на улицу. И неожиданно остановились.
Потому что остановился офицер.
Преграждая ему дорогу, в дверях стояла девушка.
– Простите, офицер, – сказала Дарина, – но уже поздно.
Он посмотрел на неё удивленно.
– У артистов завтра спектакль.
Он хотел что-то сказать, но она его опередила – никаких реплик с его стороны сейчас быть не должно, иначе ничего не получится.
– Им надо отдохнуть.
Офицер молча смотрел на неё. Хорошо, значит получается. Ещё пара простых фраз.
– На улице совсем темно, должно быть, вы тоже устали.
Стражник осторожно кивнул. Теперь он готов. Это было нетрудно. Но всё же она не выпускала его взгляд. Теперь пару вопросов. Он с ней согласится – и дело сделано.
– Вы же уже всё выяснили, что хотели?
– Да, – он удовлетворенно кивнул.
Дарина заметила, как зашевелились артисты. С лица стоявшего прямо за офицером немолодого мужчины, игравшего сегодня императора, сошло напряжение. Другие тоже, видно, почувствовали, что свободны: кто-то громко вздохнул, кто-то стал топтаться на месте.
Но расслабляться было рано. Стражник должен сам всё сказать, иначе он опомнится и вернётся. Дарина опять поймала его взгляд:
– Что ж, значит вы уходите?
– Да, – офицер повернулся к моментально застывшим артистам. – Я доложу начальству, что всё проверил, что к вам нет никаких претензий. Как и к вашим пьесам. Можете продолжать выступать. Больше вас никто не потревожит. Приятного вечера. И вам, сударыня.
И поклонившись Дарине, он направился к выходу. За ним поспешил второй стражник. Проходя мимо девушки, он сунул ей в руки небольшую книжицу.
Стражники скрылись, поглощённые темнотой улицы, а Дарина осталась наедине с труппой во мраке зала. Последние свечи догорали.
Она видела перед собой пять застывших фигур. Пять пар глаз смотрели на неё, не отрываясь. Глядя на них, она даже испугалась, что не до конца освободила их от отцовского Слова – они выглядели совершенно как статуи.
Дарина уже готова была тронуть ближайшего к ней «императора», как он вдруг зашевелился и заговорил:
– Стражники ушли?
– Да, да, – облегченно выдохнула Дарина. – они больше вас не побеспокоят. Ведь это было какое-то недоразумение? Как хорошо, что всё выяснилось.
– М-да, недоразумение, – промямлил «император», глядя на неё с испугом.
– Я так и поняла. Я просто случайно. Задержалась после спектакля. И услышала. То есть увидела, – с каждым словом она чувствовала себя всё менее уверенно.
По узкому проходу к ней пробрался предмет её обожания, и она сама превратилась в немую статую.
– Можно? – сказал он еле слышно. – Это моё.
И взял из её рук книжку – Дарина и не заметила, что держит её. Он смотрел на неё. Он говорил с ней. Бог спустился с небес и обратил на неё внимание.
Она вдруг ощутила ужасную неловкость.
– Поздно. Извините. Мне пора домой.
Тут ожил «император»:
– Да, действительно поздно. Вы далеко живёте? Вам же нельзя одной.
Дарина испуганно замахала руками:
– Нет, нет, что вы! Я дойду. Я привыкла. И мне совсем не далеко.
– Не отказывайтесь, пожалуйста, – мягко, но настойчиво сказал «император». – Северин вас проводит.
Молодой артист, игравший сегодня предателя, прошёл к двери:
– Я не буду навязчивым, не волнуйтесь. Я просто провожу вас. Только чтобы убедиться, что вы благополучно добрались до дома.
Отказаться было невозможно, и Дарина послушно вышла следом за ним на улицу.
Рядом с молодым человеком она чувствовала ещё большую неловкость. Она никогда прежде не общалась с мужчиной. Вот так – просто, сама, не Отражением. И сейчас тряслась, сама не зная отчего.
Наверное, надо было что-то говорить, но все до единой мысли словно выдуло из её головы, и там сейчас был такой сквозняк, что ни за одну мысль не удавалось зацепиться.
Однако джентльмен, как и обещал, не было навязчивым. Он держался чуть в стороне, не лез с разговорами. И, как только она сказала, что дальше её провожать не нужно, безропотно исчез в темноте.
Но лишь её кавалер удалился, Дарина вспомнила, что у неё может возникнуть серьёзная проблема – она только сейчас сообразила, что отец мог заметить её отсутствие. Стоит ему зайти к ней, и он сразу поймёт, что перед ним Отражение, и догадается, что Дарины нет в замке. Правда, вечером он редко навещал её – он был уверен, что она не покидает замок, а где и как долго по ночам шляется Отражение, его, естественно, не интересовало. И всё же стоило поспешить.
Подходя к замку, Дарина подумала и о том, что будет, если отец узнает, что она применила ворожбу. Арн был против её колдовских опытов. Он создал все условия для того, чтобы ей не было необходимости ворожить. И всё же она не могла удержаться! Правда, ворожила она по мелочи, для развлечения.
Но сегодня она впервые применила свои умения вне дома, и это её очень беспокоило. Тем более, то, что она сделала, наверное, было противозаконно: никто в городе не имел права самолично снять Слово Арна.
Поэтому в замок Дарина зашла затаив дыхание. Что её там ждало?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
в которой коварный автор хочет внушить читателям, что даже положительные герои способны на гадкие поступки.
Когда Северин вернулся к повозке, было уже совсем темно. Пустырь словно завесили огромным чёрным занавесом, лишь в глубине призывно мерцал большой костёр. К мирному ночному пейзажу должны были прилагаться и соответствующие звуки: стрекотание кузнечиков, шелест листвы, тихий пересвист птиц – и всё это наверняка присутствовало, но заглушалось громким голосом Пармена.
Заметно было, что он уже давно ходит вокруг костра, ругаясь на чём свет стоит – голос его слегка охрип, а дыхание прерывалось, но он ещё не выплеснул наружу всё своё негодование – Северин издалека услышал его крики (тот уже забыл, что недавно просил остальных вести себя потише) и понял причину всего.
Подойдя, он увидел, что не ошибся: в костре догорала обложка злосчастной книги, а Иларий сидел в стороне на траве, и губа у него подозрительно вспухла. Пармен был скор на расправу, поэтому Северин ничуть не удивился.
Каролина, видно, недавно сняла с костра котелок с кашей и теперь доставала из большой корзины их немудрёную посуду, и, казалось, полностью была поглощена своим занятием. Урош сидел возле Илария, пытаясь приложить к его губе смоченную холодной водой тряпку, но Иларий отворачивался, словно непослушный ребёнок.
– Да сиди ты смирно! – не выдержал наконец Урош. – С ума с вами сойдёшь! Завтра спектакль. Вот у нас герой будет! С побитой-то физиономией. Пармен, но ты бы хоть о спектакле подумал!
– О каком спектакле! – загремел вновь Пармен, который прервался на минуту, чтобы перевести дыхание. – Он завтра же уедет отсюда! Завтра же! Пока всех нас не посадили из-за него! Не нужны мне такие помощники! Взял его, думал, научится, хоть какая-то польза от него будет. А он, паршивец, чуть всех не погубил! Чудом спаслись! Чудом! Ведь говорили же тебе, ведь предупреждали умные люди! Нет! Надо по-своему всё сделать. Завтра же поедет обратно! Хватит!
Тут он заметил вышедшего из темноты Северина.
– Ну что, проводил? – резко, не успев еще остыть, крикнул Пармен.
– Нет, бросил на полдороге, – улыбнулся тот, усаживаясь к костру. – Конечно, проводил. – Он сделал паузу. – И проследил.
– Ага. Молодец! И что?
– Всё очень интересно, – таинственным тоном сообщил Северин.
– Вовремя пришёл, – сказала Каролина. – Садимся есть. И как раз всё обсудим. Пармен, сядь уже! Выпустил пар? Нет? Ну, врежь ему ещё раз. А ты не смотри на меня так! Был бы ты моим сыном, я бы тебя вообще убила.
Пармен обежал ещё кружок вокруг костра – ему никак не удавалось успокоиться – и всё же сел. Рядом с ним сел Урош.
Иларий остался с обиженным видом, где сидел. Но миску с дымящейся кашей, которую принёс ему Урош, взял.
– Ну? – уставился Пармен на Северина, едва взяв ложку.
– Вот что, – твердо сказала Каролина, – сначала еда.
Некоторое время все молча ели.
– В общем, зовут её Дарина, – начал Северин, немного насытившись. – А живёт она…
Он обвёл всех многозначительным взглядом.
– Не томи! – не выдержал Урош.
– В замке Арна.
– Что?! – все тут же забыли про ужин.
– Ты уверен? – осторожно спросила Каролина.
Северин кивнул:
– Я проводил её почти до самого замка. Тут она сказала, что, мол, спасибо, дальше я сама. Я удивился. Куда, думаю, она пойдет? Там и домов-то жилых поблизости нет. Но спрашивать, конечно, не стал. Попрощались. Она пошла, а я тихонько за ней. Подошла к замку, а дверей-то там никаких нет. Я смотрю, что дальше будет. А она просто взяла и прошла сквозь стену.
– Она его дочь! – потрясённо сказал Пармен.
– У Арна есть дочь? – спросил Урош.
– Да, но говорили, что она никогда не выходит из замка. Во всяком случае, никто не видел, чтобы она выходила.
– Но как она оказалась в театре? – придвинулась ближе Каролина.
– Ну вы даёте! – Северин грохнул свою миску на землю. – Она же была на спектакле! Неужели никто не заметил?
– Я, кажется, видел её, – неуверенно сказал Урош. – Она сидела в первом ряду, так?
– Народу было много, – словно оправдываясь, сказал Пармен. – И темно было. Я как-то особо не различаю обычно зрителей.
– А ты, герой-любовник, тоже её не заметил? – Северин повернулся к Иларию, который подполз поближе к костру и, открыв рот, слушал. – Она же подарила тебе вот такой букетище с какими-то невероятными цветами!
Иларий озадаченно пожал плечами:
– Многие дарили.
– Да вы вообще что-нибудь видите вокруг себя?! Такую девушку не заметить!
– Раз она его дочь, то понятно, почему она так легко сняла с нас Слово Арна, – задумчиво проговорил Пармен, – но зачем? Почему она нам помогла?
Северин усмехнулся:
– Я могу предположить только одну причину, – он выразительно замолчал.
– Ну?! – закричал на него Пармен.
– Да вот она, причина, сидит рядом с вами с побитым лицом!
– Я?! – Иларий застыл.
– Что? – Пармен посмотрел на сына, потом перевёл ошарашенный взгляд на Северина. – Ты думаешь, что она тоже в него влюбилась?
– А что вас удивляет? Пусть она и дочь ворожея, но всё же она девушка. На вид ей лет семнадцать. Вы видели, как она на него смотрела? Не на спектакле – там вы ничего не видите, – а когда он книжку эту проклятую у неё забирал. Неужели никто не заметил?
– Да, верно, – согласился Урош.
И Каролина подтвердила:
– И я заметила.
– Да, точно, – Пармен уже напряжённо думал. – Так мы, наверное, можем это использовать.
– Как? – спросила Каролина.
– Боги! – застонал Пармен. – Ну почему она влюбилась не в Северина, а в этого дурака? Тогда бы он мог с её помощью проникнуть в замок. Трава – у нас же осталась Трава!
– Да, ты прав, я мог бы, – подтвердил Северин.
– Я тоже могу! – решился подать голос Иларий. – Папа, я всё сделаю.
– Это мы уже поняли. Какой ты у нас молодец. Помолчи, или я опять не сдержусь!
Но Иларий не сдался. Он отодвинулся от отца подальше и продолжил:
– Это же единственный шанс! Он же теперь год не вылезет из своего логова. А через неё можно туда пробраться. Если дать ему Траву, он потеряет всю силу – и убить его будет проще простого.
– Всё у тебя просто, – буркнул Урош. Ему не нравилась эта затея.
– Ну, тогда сам иди! – окрысился на него Иларий. – Может, она согласится пойти на свидание с тобой вместо меня. Уверен, она не заметит разницы.
– Мало получил сегодня? – взъярился опять Пармен, замахиваясь.