В назначенное время через день Платон подъехал к дому князя Сонцова. Особняк представлял собой двухэтажное небольшое здание с одноэтажными флигелями по бокам без всяких архитектурных излишеств. Сам дом был деревянный и заштукатуренный по дранке, что было явно видно по облупившейся местами этой самой штукатурке. Въехав в небольшой загороженный чугунной оградой высотой с метр дворик перед домом, Платон сам собрал в охапку свои подарки и отпустил коляску. В этот момент к нему из дома выбежал дворовый мужичок неопределенного возраста и заискивающе предложил свою помощь.
– Добрый вечер! – услышал Платон за спиной голос князя Сонцова, когда он перекладывал на подставленные слугой, словно он собирался носить колотые дрова, руки коробки с зонтами и с полдюжиной бутылок шампанского.
– Здравствуйте, Ваше Сиятельство! – поздоровался Платон, повернувшись к хозяину дома.
– Агафон, отнеси это все в залу, – обратился князь к слуге, затем он подошел к Платону и похлопал его по плечу, так как руки его были заняты. – Платон Никитич, если вам будет удобно, называйте меня по имени и отчеству. Мне, видит Бог, немного неловко, когда вы обращаетесь ко мне «Ваше Сиятельство».
Платон с замиранием сердца входил в дом, в ожидании увидеть небесно-голубые глаза Ксении за каждой открытой дверью. Уже подходя к залу, он услышал ее голос и от этого чуть не уронил коробку с драгоценными статуэтками.
– Что с вами, Платон Никитич? – встревоженно спросил князь. – Здоровы ли вы?
– Ничего-ничего, – ответил Платон, – благодарствую, совершенно здоров. Вот эта длинная коробка начала сползать и хотел было подправить, а в итоге чуть все не уронил.
– Вот, извольте представить вам мою супругу, княгиню Ольгу Михайловну, – сказал князь, заходя в зал. – Мы с ней договорились, что вы нас всех будете называть по имени-отчеству, Платон Никитич, чтобы избежать разных конфузов.
Платон положил на небольшую кушетку рядом с дверью свои коробки, где уже стояли занесенные слугой остальные подарки, и поцеловал, низко наклонив голову, руку княгини. Он чувствовал, что сбоку от него рядом стоит Ксения, но боялся повернуться в ее сторону.
– А это наша дочь Ксения, – сказал князь и дотронулся до плеча гостя, как бы намереваясь с силой повернуть его в правую сторону, – впрочем, вы знакомы.
Платону пришлось приложить все силы, чтобы не показать свое волнение, когда он подошел к Ксении и поцеловал ее руку.
– Позвольте, Павел Андреевич, в знак признательности того, что вы пригласили меня в свой дом, преподнести небольшой подарок, – сказал Платон и подошел к кушетке, где лежали красиво упакованные коробки разных размеров.
Платону надо было срочно чем-то отвлечь семейство Сонцовых, чтобы скрыть охватившее его волнение, когда он дотронулся до руки Ксении.
– Боже мой! – воскликнул князь, когда взял протянутый гостем чудной работы трость. – Это же баснословно дорогой подарок! Мне, право, неловко, Платон Никитич, от такого царского подарка. Спасибо вам, дорогой Платон Никитич!
Старый князь обнял своего гостя со слезами на глазах.
Дальше наступил черед княгини. Увидев инкрустированные золотом ручки зонтов, с прикрепленными на них разноцветными помпонами, а затем, попробовав раскрыть и закрыть купол из плотного шелка, Ольга Михайловна, до сих пор молча наблюдавшая за гостем, пришла в неописуемый восторг и, позабыв правила этикета, поцеловала Платона в щеку.
Дальше Платону предстояло обратиться к Ксении. Искреннее восхищение подарками хозяевами дома успокоили его, и он начал, открыв коробку из кораллового дерева, доставать драгоценные статуэтки.
– Ах, какая красота! – произнесла княжна в волнении, когда пред ее взором выставили все три фигурки.
– Позвольте, Платон Никитич, – обратился к гостю князь, – только не говорите, что это фарфор династии Мин. Если это так, то мы не сможем принять такой дорогой подарок.
– Тогда вы меня обидите, Павел Андреевич, – как-то потерянно и беспомощно ответил Платон, предчувствуя нехороший поворот событий.
– Папа, – подбежала к отцу Ксения и повисла у него на шее, – папочка! Ну что ты говоришь! Почему тебе можно дорогой подарок, а мне нельзя? Платон Никитич, – обратилась затем княжна к гостю, – не слушайте папу. Я рада принять ваш подарок, и они мне безумно нравятся. Я их поставлю на свой туалетный столик и буду постоянно любоваться, вспоминая вас.
Платон Никитич взял руку княжны и, поклонившись низко, поцеловал ее кончики пальцев снова.
– Что она делает со мной? – на глазах князя снова появилась слезинка. – Вот так моя красавица вьет из меня веревки каждый раз, когда что-то захочет. Платон Никитич, уважьте и вы наше семейство – стол накрыт и ждет. Может, наш повар готовит и не изысканно, но все, позвольте заметить, с нашей усадьбы.
– А это – небольшое дополнение к вашему столу, – сказал Платон, открывая коробку с бутылками.
– Платон Никитич, – грустно обратился князь к гостю, попивая шампанское, когда княгиня и княжна под благовидным предлогом оставили мужчин одних, – наверное, вам мой свояк Таубе говорил, что дела мои совсем стали плохи.
– Да, я слышал, – спокойно ответил Платон.
– Позавчера наш сын написал письмо, что из-за нехватки денег он переводится из Лейб-гвардии в армейский полк в Варшаву. Да-с, вот так: не обучены мы вести хозяйство. Вот вы, уважаемый Платон Никитич, никто вас не учил, а держите в своих руках такое количество людей, что дух захватывает. Я же не знаю, что делать со своей небольшой усадьбой. Управляющий у меня бестолковый и вороватый, и что делать с ним – не знаю…. На самом деле мы полностью в долгах, и с каждым днем сумма этого долга растет….
Известие о том, что брат Ксении переводится в простой кавалерийский полк, прозвучало для Платона как гром среди ясного неба – это было единственной существенной непреодолимой преградой для князя согласиться на выдачу своей дочери за купца, так как сестра офицера лейб-гвардии никак не могла быть купчихой. Платон еле сдерживал свою радость, стараясь из последних сил сохранять постное лицо от горестных признаний Павла Андреевича.
Так Платон стал желанным гостем в доме князя, хотя он до Рождества смог побывать только раз у них в доме, когда у Павла Андреевича гостил его сын через две недели после знаменательного знакомства с семьей Сонцовых. Из-за огромного количества разных дел, связанных с постоянными поездками по стране и заграницу, Платон был очень занят весь декабрь и только случайно оказался в Москве на два дня именно в этот момент, когда Серж Сонцов переезжал из Петербурга в Варшаву. Видимо, князь приказал кому-то из своих слуг постоянно следить за его домом, и как только он заехал к себе домой, так через час к нему приехал сам Павел Андреевич и чуть ли не заставил поехать к ним с визитом. Хорошо еще то, что у Платона заранее был приготовлен подарок в виде золотого портсигара для брата Ксении, чем сразу же расположил Сержа к себе. Молодой князь понравился Платону своей беспредельной офицерской честностью и неимоверным патриотизмом, а также пытливым умом. А когда Серж вышел один его провожать на улицу, то просто поразил Платона своей проницательностью и наблюдательностью.
– Платон Никитич, – обратился он к нему с какой-то мальчишеской наивностью и простотой, – я вижу, что вы без ума от моей сестры. Женитесь на ней и не мучайтесь – жизнь проходит очень быстро, и надо ценить каждую минуту. Я даю слово офицера, что если мои родители будут против, то я сделаю все, чтобы они изменили свое решение.
Платон не нашел, что сказать: он долго простоял молча, опустив голову, затем вдруг резко повернулся к поручику и обнял его так, как никогда не обнимал даже своего запропастившегося родного брата.
– Спаси тебя Бог, Сергей Павлович, – еле выговорил он в крайнем волнении, – только пусть это будет пока между нами, хорошо?
– Вы говорите с русским офицером – как же иначе?
Потом было Рождество и праздник новоселья в доме Платона на Остоженке. Ремонт и реконструкция получились на славу. Князь почти весь вечер бродил по разным комнатам и этажам со своей княгиней и восхищался царским убранством помещений, одновременно немного стыдясь убожества своей московской усадьбы. Уже прощаясь, все семейство Сонцовых тепло и настойчиво предложили Платону встретить Новый год у них, что он с радостью принял, так как ждал это приглашение для того, чтобы попросить у князя руку Ксении.
31 декабря Платон за полтора часа до назначенного времени начала празднества, нарушив этикет, приехал к дому Сонцовых. В руках он держал ящик из отполированного эбенового дерева. Зайдя в прихожую, он узнал от подбежавшего Агафона, что князь и княгиня еще не вернулись от какой-то дальней родственницы-графини.
– А княжна? – спросил он растерянно у слуги.
– Они дома-с, – угодливо ответил Агафон. – У себя изволят наряды выбирать к встрече Нового года.
Платон разделся и, снова взяв в руки свой ящик, зашагал на второй этаж в комнату княжны. Подойдя к двери, он тихо постучал.
– Агафон, я занята: скажи Прохору, что я не понимаю ничего в его блюдах. Скоро приедут родители, и тогда они сами ему скажут, что делать, – послышалось из-за неплотно закрытой двери.
Платон постучался снова.
– Ой, это вы, Платон Никитич, – смущенно воскликнула Ксения, когда недовольно и резко открыла дверь и очутилась лицом к лицу с гостем, – я думала, что наш повар послал снова Агафона узнать, что лучше подавать на десерт. А родители еще не приехали….
Ксения была в домашнем платье коричневого цвета с желтым кружевным воротником, которое шло ей до невозможности хорошо, отчего Платон на секунду потерял дар речи.
– Здравствуйте, Ксения Павловна, – тихо проговорил он, взглянув в голубые глаза княжны, – честно говоря, я хотел переговорить с вами наедине. Вы позволите?
– Здравствуйте! Да, конечно, – немного встревоженно ответила Ксения, – но о чем? Заходите, прошу вас.
Платон зашел в комнату и поставил на стол возле окна свой ящик. Затем он откинул крышку и достал оттуда серебряную шкатулку, декорированную многоцветной эмалью. Ксения удивленно смотрела, ничего не понимая, на действия гостя.
– Это вам, Ксения Павловна, – с дрожью в голосе обратился Платон к девушке, ставя на стол композицию из трех золотых ангелов с драгоценными камнями. – Я купец, и могу дать вам лишь то, что у меня есть.
– Зачем вы должны мне что-то давать? – удивленно спросила Ксения, подходя к столу. – Ой, а что это? Это настоящие драгоценные камни?
– Ксения Павловна, – голос Платона стал почти неслышным, – я вас полюбил еще в Уржуме, и я не могу ничего с собой поделать. Я вот даже дом купил только ради того, чтобы быть поближе к вам. Я понимаю, что вы княжна, а я простой крестьянский сын, пусть и богатый…. Скажите, смею ли я надеяться на то, что вы ко мне неравнодушны? Да, я вас намного старше, и я был женат….
– Платон Никитич, – перебила его Ксения и дотронулась до его правого плеча кончиками пальцев, – вы самый молодой из всех моих знакомых…. Скажу вам честно: у дяди Виктора вы мне не понравились, хотя заинтересовали своим знанием разных языков. Но во мне все перевернулось, когда дядя приехал погостить к нам через месяц. Он делами не очень умеет управляться, но рассказчик – отменный. Дядя вечерами нам рассказывал о вашей удивительной жизни: как вы без гроша в кармане на арендованных повозках возили товары для купцов; как спасли от смерти богатого купца, а он потом в награду оставил вам свое дело; как вы любили свою жену с десяти лет; как она потом умерла у вас на руках в Ницце; что вы восемь лет, старясь уйти от смертной тоски по любимой женщине, работаете день и ночь. И вот, слушая его, я решила для себя, что если у меня будет муж, то он должен быть непременно похожим на вас.
Ксения замолкла. По ее щекам текли слезы.
– Ксения Павловна, – впервые после смерти жены на глазах Платона также появились слезы, – смею ли толковать ваши слова за ответ «да»?
– Да, Платон Никитич, но мои родители и мой брат никогда не согласятся на….
– Ваш брат все знает: когда он вышел меня провожать три недели тому назад – помните? – он сам мне предложил не мучиться и просить вашей руки.
– Серж все знал? – изумленно воскликнула княжна, вытирая кружевным платком слезы.
– Да, и он обещал, что если ваши родители откажут мне, то он их уговорит.
– Узнаю своего брата, – сквозь слезы улыбнулась Ксения.
Так они проговорили до тех пор, пока в дверь не постучались, и в дверях показался князь.
– С наступающим вас Новым годом! – воскликнул он с некоторым недовольным тоном в голосе. – Агафон сказал, что вы приехали час назад? А это что?!
Князь уставился на сказочной красоты композицию золотых ангелов с драгоценными камнями.
– Это работа Фаберже, судя по шкатулке? – спросил он. – Камни настоящие? Впрочем, что я спрашиваю – разве могут они быть ненастоящими у такого человека, как вы. Этот красный камень – рубин?
– Нет, это – красный алмаз?
– Но такого размера, как я знаю, вроде бы не находили. Вы представляете, сколько может стоить такой бриллиант? А тут еще изумруд и синий сапфир! И таких размеров! А на крыльях у них что?
– Это – александрит.
Князь, забыв про все, рассматривал фигурки ангелов с драгоценными бесценными камнями.
– Ну… – еле оторвав взгляд от композиции, князь повернул голову в сторону Платона.
– А что вы все тут собрались? – послышался в коридоре голос Ольги Михайловны.
– Голубушка, – обратился князь к появившейся в дверях княгине, – сходи к себе в опочивальню и принеси-ка мне образ Казанской Божьей Матери.
Все – Ольга Михайловна, Платон и княжна – уставились с полным недоумением на Павла Андреевича.
– Что вы на меня как на идиота смотрите? – рассмеялся князь. – Сегодня же сказочный вечер! Ольга Михайловна, ну потрудитесь же… впрочем, ладно. Агафон, принеси икону из спальни княгини.
Слуга, который выглядывал из-за спины княгини, через несколько секунд уже стоял с образом Казанской Божьей Матери рядом с Павлом Андреевичем.
– Батюшки, – все также удивленно уставившись на своего мужа, обратилась к нему княгиня, – что все это значит?
– Эх, Ольга Михайловна, вечно ты ничего не примечаешь…. Платон Никитич, ну что же вы стоите? – сказал князь, забирая икону у Агафона и подзывая рукой к себе свою супругу.
Только сейчас, наконец, Платон понял, что имел в виду старый князь. Он подошел к родителям Ксении и встал на колени.
– Ваше Сиятельство…. Павел Андреевич, Ольга Михайловна…. Я осмелюсь просить руки вашей дочери Ксении Павловны… – Платон не знал, что говорить дальше.
– Доченька, – обратился князь к Ксении, – сердце свое, вижу, ты согласилась отдать? Если так, то встань рядом на колени.
Княгиня застыла рядом с князем и в полном ступоре смотрела, как ее муж благословляет Ксению и Платона образом Божьей Матери. Она стояла и плакала, вспоминая, как вот также, когда ей было восемнадцать лет, этой иконой ее и князя благословляла покойная матушка Ольги Михайловны.
Потом наступила тишина – каждый думал о своем, гадая о будущем.
– Дети, встаньте, – сказал со слезами князь, отдавая икону рядом стоящему Агафону. – Платон Никитич, у меня только одна настоятельная просьба: пока вы мне не подарите внука или внучку, вот это, – Павел Андреевич показал на золотых ангелов, – будет стоять у меня в кабинете в качестве малого утешения из-за невозможности постоянно видеть мое сокровище – дочку.
– Агафон, – обратился Платон к вернувшемуся слуге, который стоял и наблюдал за дверью, – принеси-ка, пожалуйста, ту черную вещичку, что я оставил на стуле в прихожей.