Вклад Фрейда в понимание продуктов творчества и креативности в целом бесценен. Однако в его подходе можно усмотреть некую двусмысленность, поскольку он связывал творческий процесс с клиникой, т. е. связывал творчество с формированием симптомов, а именно с подавлением сексуальности и бессознательной агрессивностью. Это стимулировало психоаналитиков при исследовании креативности оставаться в рамках психопатологии и понимать творческий процесс как более или менее невротическую попытку разрешить психический конфликт.
Обычно творчество рассматривается и как сублимация, и как невротический симптом. В обоих случаях креативность включает в себя отказ от удовлетворения сексуальных и агрессивных желаний, т. е. она доставляет только относительное удовлетворение, которое часто переживается субъектом как что-то неполное, как частичная компенсация.
На этот счет часто можно услышать, что творческие люди описывают свою деятельность как тяжкий труд, болезненное вынашивание, невыносимое страдание. Творческий акт описывается как внутренняя потребность, без которой они предпочли бы обойтись, поскольку она является результатом непереносимого напряжения. В таком свете творческая деятельность походит больше на попытку выйти из тяжелого состояния, чем на приятное занятие. В этих словах мы слышим наследие патриархального общества, где служение долгу и чувство вины превалируют над поиском собственного удовлетворения. И все же, что касается анализа, мы знаем, что творческий процесс зависит по большей части от внутренней структуры психики субъекта. То есть отношение с обществом непрямое и является результатом интериоризации семейных и общественных правил в течение первых лет жизни. Большая часть этих правил усваивается ребенком в качестве «запретов», и позже именно это будет ограничивать его свободу и радость самовыражения.
Итак, творчество рискует быть бессознательно пережитым как нарушение запрета, провоцируя психический конфликт, обязательно сопровождающийся страданием. Все это тормозит творческое выражение. На самом деле, креативность сама по себе совсем не болезненна! Если и есть страдание, то оно вызвано конфликтом. Когда в глубине психики происходит конфликтная динамика, ничего не остается, кроме как сформировать и сублимировать симптом. Тем не менее, хотя, бесспорно, существуют творческие акты, которые являются самыми настоящими симптомами или блестящими результатами сублимации, мы считаем, что они не отражают всех видов проявлений творческих способностей.
В нашей практике мы столкнулись с тем фактом, что с определенного момента анализа творческий акт необязательно сопровождается страданием. Наоборот, он может быть связан с разрядкой, с личностной реализацией, с приятным чувством гармонии и даже с полным импульсивным удовлетворением. На самом деле, поведение человека в анализе выглядит таким образом, что, разрешив важный конфликт в своей психике, он производит спонтанное движение, стараясь запустить творческий порыв, направленный на проявление благополучия.
Итак, мы встали на путь расширения клинических границ, которые составляют очень важную часть аналитической работы, для того, чтобы расширить экзистенциональное понимание креативности, хорошо проявляющееся в процессе продвинутого анализа и еще в большей степени – после.
Таким образом, нас больше всего интересует проявление творческих способностей, связанное с работой аналитика.
Другими словами, мы обращаемся к творческим проявлениям человека, проходящего анализ, на основе интерпретации его свободных ассоциаций, которые включают анализ снов, элементы фантазий и любой другой материал, извлеченный из бессознательного.
Для того чтобы облегчить представление о творческом процессе, мы решили выделить три способа проявления креативности:
– креативность-симптом: посредством творчества субъект пытается уменьшить сильную тревогу, которую провоцируют скрытая за психическим конфликтом подавленная агрессия и сексуальность;
– креативность-сублимация: смещение психического конфликта, агрессивные и сексуальные компоненты которого трансформировались в общественно значимые элементы, позволяя таким образом человеку выразиться в творчестве;
– креативность благополучия: физиологическое выражение следов неконфликтного происхождения, составляющих информацию о благополучии, которую мы также называем творческим потенциалом. Эти следы прорабатываются и рекомбинируются с другими материалами до тех пор, пока не реализуются в приносящей удовольствие форме, адаптированной под особенности окружения.
Наши наблюдения соответствуют теории классического психоанализа вплоть до того момента, когда мы выделяем эти три вида выражения креативности, что открывает новые перспективы. Истоки наших попыток теоретизировать состоят в рассмотрении симптома и сублимации с точки зрения творчества, а не только как защитного механизма. Под этим углом информация о благополучии является чем-то вроде клеток «тела создателя», а креативность благополучия, таким образом, становится парадигмой творчества вообще. В процессе анализа мы неоднократно отмечали, что, когда люди выходят из некоего невротического заточения, они начинают заниматься приносящей удовлетворение и полной удовольствия творческой деятельностью. Именно поэтому такое проявление творчества называется креативностью благополучия. Подобная креативность обостряется после завершения анализа и может придать новый смысл жизни или даже стать основным источником вдохновения.
Резюмируя, следует сказать, что креативность-сублимация и креативность-симптом являются выражением бессознательных ядер, сформировавшихся в результате конфликтных переживаний, и потому они полны страданий. В то же время креативность благополучия базируется на переживаниях удовольствия и разрядки. Это те следы, которые, как сказал один человек в конце своего анализа, «являются настоящими импульсами жизни, источниками, пробуждающими к жизни». Таким образом, потенциал есть в каждом из нас, и приносящая удовольствие деятельность может стать основой самовыражения.
* * *
Первое название книги – «О творчестве» (De Creativitate) – возникло спонтанно в начале работы. Это название почти сразу было отброшено, поскольку нашей целью не было написать книгу о творчестве вообще, для этого понадобилась бы особая компетенция, которой мы не обладаем, и интерес, которого мы не испытываем. Поэтому мы не сочли необходимым представить читателю специальный обзор на тему творчества. У нас было вполне ясное желание поразмышлять над особой темой – развитием творческих способностей (креативности) в процессе анализа и условиями их поддержания по завершении работы. Особый акцент был сделан на том, чтобы представить вид творчества, связанный с тем, чтобы «чувствовать себя лучше», и воспринимаемый субъектом как процесс, приносящий удовольствие. Отсюда и выбранное нами название – «Креативность и благополучие» с подзаголовком «Аналитическое движение к творчеству».
Подготовка этой книги велась нами опытным путем как в вопросе определения терминологии, при работе в четыре руки и одновременно на двух языках, так и при отборе материала. Все это постоянно подвергало нашу концепцию проверке. Работа продвигалась через рефлексию наших клинических данных, через переживание инсайтов и их проработку, через продолжительный обмен идеями, которые часто возвращали нас к обсуждению, казалось, уже проясненных ранее данных. В эти моменты сомнений мы, удрученные, были легкой мишенью для наших друзей, которые подшучивали, что наша работа подобна плетению савана Пенелопой: сплетенное днем распускается ночью. Тем не менее, желание передать наши идеи всякий раз придавало нам сил для того, чтобы продолжать работу. Мы черпали энергию и от того вызова, который получили, начав писать эту книгу. Мы пытались проверить, опираясь на наши теоретические выводы, способны ли мы сами поддерживать относительно стабильный уровень состояния креативного благополучия. На самом деле, мы должны признать, что периодически у нас возникали сомнения, однако в общем и целом с «вызовом» мы справились.
* * *
Теперь, на наш взгляд, следует внести небольшие уточнения в используемую терминологию.
В процессе создания книги читательская аудитория, к которой мы изначально обращались, несколько изменилась. Если вначале мы хотели вести в этой книге узкоспециализированный дискурс, то позднее мы решили сделать содержимое книги доступным и для более широкой публики, не обладающей специальными аналитическими знаниями. Именно поэтому мы старались разъяснять аналитические понятия, встречающиеся в тексте, как при обсуждении заданной темы, так и в сносках внизу страницы. Кроме того, встречающиеся в книге основные аналитические термины и новые понятия, сформулированные по ходу изложения, выделены курсивом, чтобы подчеркнуть таким образом их принадлежность к специальной терминологии.
Наконец, для того, чтобы облегчить понимание некоторых тем и подчеркнуть конкретные аспекты предмета нашего исследования, мы добавили в изложение показательные примеры. Слова анализандов выделены кавычками. Что касается самого аналитического материала, то мы хотели бы отметить, что в примерах всегда изменялись персональные данные, поскольку это не влияет на суть обсуждаемого, но гарантирует анонимность анализандов.
Мы также хотели бы воспользоваться этим введением для выражения благодарности всем тем, чья аналитическая работа в течение многих лет помогала нам все лучше и лучше понимать те феномены, которые мы описываем в этой книге.
Глава первая
Из тьмы к свету
Данте А.Божественная комедия. Ад. Песнь XXXIV (с. 133–134, 139)…На этот путь незримыйСтупили, чтоб вернуться в ясный свет……И здесь мы вышли вновь узреть светила.
От навязчивого повторения к проблескам освобождения
«Наш батискаф застрял в темноте на дне океана с пустыми батареями, лишенный энергии. Мы были в ужасе и истощены, полагаясь на милость неизвестности, не в силах думать и лишенные надежды найти решение для нашего спасения. И вот черный горизонт оживился яркими пятнами, микроскопические существа приближаются, как в танце, к нашему иллюминатору. Это не может быть ничем иным, кроме как миражом, галлюцинацией».
Этот текст взят из романа, который начал писать один анализанд во время своего анализа. До этого момента он был больше склонен к конкретному мышлению и ему не слишком нравилось позволять своим фантазиям увлекать его. Во время написания текста идея об этих светящихся существах вдруг прорвалась подобно тому, как онирический (метафорический) образ всплывает в сознании. Образ, который вырывается из глубины психики! Несвоевременность этой творческой революции усложнила возможность ее развития: приближение светящихся существ ощущалось, скорее, как опасность, нежели как желанная встреча. Написание романа было прервано.
Только когда его анализ подходил к концу, он смог дать свободу своему воображению, приняв его. Прерванный текст был продолжен спонтанно:
«Внезапно мы чувствуем облегчение и, движимые таинственной силой, понимаем, что постепенно поднимаемся наверх. Вода вокруг нас уже не такая темная, потому что наполнена этими светящимися и любящими существами, обстановка становится дружественной. Теперь даже наши компьютеры, вышедшие из строя, включаются и снова начинают работать».
Автор говорил о свечении, и в данный момент нас интересует именно это. Мы привыкли сталкиваться в аналитической работе с проникающими в свободные ассоциации[1] образами света, метафорически они отображают осознанность. На самом деле, когда анализ начинает продвигаться, анализанды говорят об изменениях их образа мышления относительно ситуаций, возникающих в их отношениях с самим собой и с окружающими. Они, например, описывают, как начали по-новому воспринимать мир и реагировать на жизненные обстоятельства. Среди прочих изменений они особенно отмечают способность быть в гармонии с собой, учитывать собственные интересы и выслушивать своих родных и близких. Они начинают ощутимее чувствовать свое присутствие в реальности, становятся менее пассивными и более креативными: они вносят изменения в окружающую обстановку и начинают делать что-то новое. Их также начинают больше привлекать отношения с людьми как возможность эмоционального взаимодействия.
Все это является частью ассоциативной картины сессии, которая расширяется и обогащается новыми гранями свободы. Ассоциации идей, возникающие с большей свободой, имеют оригинальное содержание и изменяют способы выражения. Если говорить более строгим научным языком, то проявившиеся бессознательные содержания объединяются в свободных ассоциациях и создают необычные ассоциативные связи. Воспоминания, смутные до этого момента, придают новый смысл некоторым аспектам актуальной ситуации анализанда. Часто это приводит к определенному осознанию, вызывающему потоки свободных ассоциаций, которые в этот момент для анализанда новы и оригинальны. Можно также подчеркнуть, что это осознание (в данном случае мы говорим об элементе «света») действует как ассоциативный индуктор, иными словами, как пусковая установка для ряда необычных идей, эмоций и действий.
С чем соотносятся подобные изменения? Сразу скажем: они противодействуют феномену навязчивого повторения, о котором мы будем говорить на следующих страницах.
Можно часто наблюдать, как люди обнаруживают в своем поведении повторения, которых они совсем не желали, особенно в ситуациях, обладающих сходными чертами и несущих страдание. Кажется, что речь идет об упрямом вовлечении себя в болезненные переживания, часто абсурдные или унизительные. Так, они говорят: «Ты сам этого искал, либо тебе это просто нужно!» У человека на самом деле есть такая потребность, другое дело, что эта потребность совершенно бессознательна. Например, некто все время влюбляется в тех, кто его потом бросает; другой регулярно попадает в нестабильные финансовые ситуации, связанные с переживанием тревоги; третий систематически становится козлом отпущения в тех группах, с которыми он общается. Могло бы показаться, что этих людей преследуют неудачи, но, если посмотреть на ситуацию повнимательнее, можно увидеть, что несчастья случаются с ними не по воле злого рока и не по злому умыслу они причиняют боль другим людям. Например, никем не было предначертано, что в молодости эти люди будут проявлять жестокость по отношению к животным, а в зрелом возрасте не смогут устанавливать ни с кем счастливых отношений.
На сессии такие повторения могут быть проанализированы, как бы под микроскопом. Длинные сессии, характерные для микропсихоанализа[2], делают возможным изучить подобные повторения во всех деталях. Часто обнаруживается, что не судьба виновна в невезении, а психический конфликт[3]. В первые годы жизни человеческое существо оказывается в ситуации, где не все его влечения могут быть удовлетворены (представим, например, ребенка, чьи сексуальные желания сталкиваются с запретами). Субъект оказывается в тупике, который разрешается попыткой исключить проблему, вытесняя[4] ее. Бессознательное сохраняет след этого опыта и навсегда запоминает переживание неудовлетворенности[5]. Опыт, который не удалось довести до конца, преобразуется в бессознательное желание[6], постоянно требующее удовлетворения. Попытка удовлетворить бессознательные желания является двигателем навязчивого повторения, которое стремится реализовать эти неудовлетворенные желания, воспроизводя прошлый опыт. Сам субъект этого не осознает. Эта внешняя проекция на бессознательном уровне обеспечивает снижение напряжения, но какой ценой! На самом деле, когда остается инфантильное удовлетворение, взрослый оказывается в безвыходном положении. Аналитический опыт, таким образом, показывает, что навязчивые повторения являются стигматами более ранних ситуаций, похожих на те, что разыгрываются во взрослом возрасте.